Часы бьют полночь

— Вот блин, — пробормотала Ленка, — а крыска-то бешеная оказалась. Её всё ещё потряхивало, а голос, обычно нарочито хрипловатый и капризный, то и дело сбивался на фальцет. Что ж, как минимум, злорадно подумалось Оле, я смогла их как следует напугать. И отвлечь. Конечно же, ничего не получилось. Стоило ей кинуться на Фролова, как сбоку каменной глыбой вырос Глеб. Здоровый и мощный, мощнее даже самого Гоши: если в «новеньком» хватало и мышц, и жира, то его приятель мог похвастаться сухим телом атлета. Оле до телосложения одноклассника не было никакого дела. Точнее, не было бы, если бы не пришлось испытать его силу на себе. Глеб схватил её за воротник и отшвырнул от Фролова легко, как тряпичную куклу. Осколок из пальцев выбила уже Лена, презрительно морщась, словно и впрямь увидела крысу. — И что нам теперь с тобой делать? — поинтересовался Гоша. Обращался он, конечно, не к Оле: жадно вслушивался в аудиторию, стремясь услышать их версии. — Я баб не бью, но ты заслужила. Совсем уже поехала, со стекляшками кидаться. — Не лучше дружка своего, — выплюнула Ленка. Вовка молчал и усмехался. Женьку теперь держал он: Глеб был занят Олей. Несмотря на Вовину щуплость, сейчас хватало даже его невеликих усилий. Вряд ли Женька мог встать без посторонней помощи. Вряд ли он вообще был в сознании: с того момента, как Лена наступила ему на руку, он не произнёс ни слова и даже не шевельнулся, когда Оля метнулась вперёд. Она старалась не смотреть в сторону Женьки. Вместо этого уставилась на Гошу, с радостью осознавая: пусть у неё и не вышло, понервничал он знатно. Фролов жевал сигарету, ронял пепел на снег, а губы у него дрожали. Змея обвилась вокруг шеи и в свою очередь пялилась на Олю. Если раньше той и удавалось притворяться, сегодня она окончательно выдала в себе «видящую». Неважно. Всё равно Гоша и так её подозревал. — Значит, так, — решил наконец он. — Ленка тоже баба, вот как баба с бабой и решайте. Лена улыбнулась, и от недавних слёз не осталось и следа. Она разом прекратила выглядеть человеком, недавно потерявшим любимую кошку. Теперь в глазах горело злое и радостное, как у маленьких детей, когда они взахлёб пинают собачат и целой гурьбой дразнят одного, забитого и слабого. Оле начало казаться, что Женька был прав: сейчас между Ленкой и тварями, что летали вокруг, не было никакой разницы. Твари! Точно! Она настолько погрузилась в происходящее, что почти забыла следить за ними, и поняла лишь теперь. Вокруг Гоши не виднелось ни единого чудовища. Здесь, на пятачке, их должно было пастись множество. Привлечённые запахом страха, гнева и боли тех, кто может их видеть, твари не упустили бы своего. Но их не было. Оля вспомнила: когда он только пришёл к ним, в классе разом стало меньше теней. Видимо, «сила» Фролова, чем бы она ни была, позволяла их отгонять. Полезно — но всё равно не стоит того, чтобы пускать в своё тело монстра. — Даже не знаю… — жеманно протянула Ленка. — Может, притащить реальных крыс, пусть её покусают, и она потом сдохнет от бешенства? Ну, или тридцать уколов в живот. Тоже неплохо. — Как ты сюда дикую крысу притащишь? — флегматично заметил Вовка. — Она тебя первая цапнет, сама же понимаешь. — Да шучу я, — Ленка раздражённо махнула рукой. — Не дебилка же. О, точно! Она у нас кто? Шлюха живодёрская. А шлюх раньше остригали, чтобы показать, что они шлюхи. Давайте для начала косищу эту ей отрежем! А потом уже всё остальное. Оля похолодела. До сих пор она была готова ко всему: жестокому избиению, порче вещей, доносу родителям. Даже к тому, что Лена решит намеренно изуродовать ей лицо. Но волосы? Пыльный запах креозота. Визг тормозов метро. Телефон, падающий в проём между вагоном и платформой, а на следующий день лежащий в сумке как ни в чём не бывало. Лицо, которое она никак не может вспомнить во сне и которое видит каждый день наяву. Короткие волосы. Её странные ноябрьские сны. Позабытые было часы, замершие внутри, дёрнулись и вновь начали отсчитывать безжалостные минуты. Ничего она не изменила. Если сейчас они отрежут ей косу, та не успеет отрасти к моменту поступления в вуз — и Оле придётся ходить с короткой стрижкой. Волосы у неё всегда росли медленно. Шанса отпустить косу заново не будет. «Значит, не стригись. Вообще не стригись больше — и это будущее никогда не наступит», — сказал далёкий Женька, Женька из мирного прошлого, где ещё не было Фролова. Из того сонного вечера, когда Оля лежала в кровати с сотрясением, а он читал ей отрывки из дневника матери. Она помнила его слова и не собиралась стричься. Но сейчас никого не волновало, что она там хотела. — Нет, пожалуйста! — вырвалось из груди жалобное, жалкое. — Что угодно!.. Хоть реально крысу принесите — но не волосы! Их нельзя… трогать. Вспышка испуга прошла, и Оля запоздало поняла: о, чёрт. Ей не следовало об этом говорить. Не сейчас, не им. Она только что подписала себе приговор. Ленка победно усмехнулась и потянулась к брошенному в снег осколку бутылки. — Боишься, значит? Так тебе и надо, сука. Олю поставили на колени, как приговорённую к обезглавливанию. Дёргаться было бесполезно: Глеб держал прочно. Не руки — тиски. Толстая коса упала набок, свесилась почти до самой земли. Ленка, нависшая сбоку, перехватила её у самого основания. Как лезвие касается волос, Оля уже не ощутила: кусала губу и изо всех сил старалась не плакать перед этими ушлёпками. Момент, когда Женька шевельнулся и поднял голову, она пропустила. — Стойте, — раздалось вдруг с его стороны. — Хватит уже… не трогайте её, а. Ленка замерла с осколком в руках и отпустила Олину косу. Целую. Слава всем святым, пока целую. Оля даже смогла приподняться: Глеб ослабил хватку. — О, вот как, — ожил Гоша, до того молча наблюдавший за Леной и Олей. — С каких это пор живодёр вступается за крысу? — С таких, с каких чудовище диктует людям условия, — огрызнулся в ответ Женька. — Кончай уже. Она ничего не знает. — Да ну? Хорош уже её выгораживать, она точно целилась в фами… — начал было Фролов и осёкся: змея нервно дёрнулась. Точно, отметила Оля. Остальные ребята сейчас не под гипнозом, и им не стоит слышать ни про тварей, ни про симбионтов. А особенно — про настоящую сущность Гоши. — В кого? — приподнял брови Вовка. — В меня, — поспешно исправился Фролов. — Осколком. А, ну да, ты ж, как баба, отрубился и даже не видел. Долго ещё будешь её выгораживать? Она такая же, как и ты. Во всех сраных смыслах. Женька хмыкнул и устало закрыл глаза. Сейчас, вблизи, Оля увидела, насколько измученным он выглядит, и лишний раз пожалела, что не набросилась на Гошу раньше. — Кажется, изначально ты хотел испортить жизнь мне, а не ей, — заметил он. — Так вперёд. Что ты там хотел, чтобы я сказал на камеру? Фролов осклабился и шагнул вперёд. Похоже, у него и впрямь был зуб на Женьку: про Олю новенький тут же забыл. — «Я признаюсь, что я обоссанный живодёр и убил всех этих кошек». И про Ленкину не забудь. И про меня. — Ладно, — без выражения отозвался Женька. — Отпустите её сначала, и я всё скажу. — Чего? — Ленка наморщила нос. — Чтобы эта психованная опять на кого-то кинулась? Да щас! Ладно, хрен с тобой, волосы я ей отрезать не буду, доволен? Придумаю что-то ещё, раз уж ей так важна косища. Но это максимум. — Идёт, — быстро сказал Фролов, не дожидаясь Женькиного ответа. — Тогда скиньте её Вовану, что ли, пусть держит. Вы тогда этого, а я камеру возьму. Олю потянули вверх, поставили на ноги. Глеб грубо оттолкнул её в сторону, швырнул Вовке, перехватившему руки. Она попыталась дёрнуться — скорее для виду. Вовка держал слабее, но сейчас вырываться было бессмысленно. В любом случае поймают. Глеб и Ленка вдвоём держали Женьку. Для чего такие предосторожности, вяло подумала Оля. Всё равно никуда не убежит, вы его видели? — Эй, народ, — поморщился Гоша, — вы как-нибудь уйдите из кадра, чтоб не так палевно было. Те послушно отодвинулись назад. Фролов вытащил из кармана смартфон и навёл камеру на лицо Женьки. — Я слушаю, — одними губами произнёс он. — Хочу признаться, — начал Женька, что я… обоссанный живодёр. Я убил всех этих кошек… и кошку Лены Свистковой из девятого «Б» — тоже. Он запинался. Оля глотала слёзы, не позволяя им политься по щекам. Вся эта сцена выглядела настолько унизительной, что, казалось, хуже просто невозможно. Оставалось одно: надеяться, что Вовка ненадолго отвлечётся, и она сможет… Сможет что? Неважно. Что-нибудь. Хотя бы разбить телефон Фролова, чтобы отвратительное «признание» никогда не увидело свет. — А я? — шёпотом поинтересовался Гоша, отвернув голову от динамика телефона. — И Фролов… ему угрожал тоже я. И ножом, и… булавкой. И часовня двенадцатого века — это тоже я, — неожиданно закончил Женька и вскинул взгляд выше камеры, в бешеные глаза «новенького». Гоша выключил запись и грязно выругался. — Нарываешься, да? Дохрена уверен в себе? — рыкнул он. — Думал, всё запорол? Хрен с тобой, обрежу потом. — Обоссанный, говоришь? — подала голос Ленка. — Слушай, кажется, у меня сейчас возникла неплохая идея… Оля прикусила губу так сильно, что выступила кровь. Женька, который, казалось, смог было взять себя в руки, разом переменился в лице — но лишь на мгновение. — Делай что хочешь, — почти равнодушно произнёс он и уронил голову обратно в снег. — Вот только вряд ли «им» понравится твоя самодеятельность. Теперь вздрогнул уже Фролов. Торопливо убрал телефон и присел на корточки рядом с Женькой. — Что ты?.. — А, так я всё же прав, — как ни в чём не бывало улыбнулся Женька. Оля глазам поверить не могла. — Слишком уж натянуто всё выглядело. Особенно на фоне… остального. Ты ведь сейчас тайком от «них» действуешь, да? Тебя о таком не просили. — Поразительно, — пробормотала Оля про себя. — Как ты вообще… Ей казалось, будто он сейчас и двух слов связать не сможет. А поди ж ты. То ли терять было уже нечего, то ли грядущее унижение придало сил. Гоша молчал. Похоже, Женька угадал: то, что происходило сейчас, не имело ничего общего с планом тех, кто стоял у него за спиной. Избиение и издевательства были чистой воды самодеятельностью. Кто в здравом уме будет отдавать приказ унижать тех, кого хочет видеть в рядах союзников? Запугать — возможно. Подтолкнуть к сотрудничеству — да. Но не переходить черту. А то, что планировал Фролов, любого отвратило бы от союза. Насовсем. — Я полагаю, дело было так, — негромко продолжил Женька. — «Они» помогли тебе выставить меня убийцей. С помощью волка или кого-то ещё — неважно. «Они» же дали тебе силу контролировать остальных через… что? Не так важно. Когда в классе развернулся скандал, ты смог перехватить власть, а остальное оказалось несложно. А вот потом… ты посчитал себя всесильным, верно? Решил, что можешь всё сам? Или… о, может, ты с самого начала не хотел, чтобы я соглашался? Поэтому организовал всё так бездарно? Фролов ожил. Потянулся к карману, выудил очередную сигарету. Мрачно чиркнул зажигалкой. — Какая в жопу разница? Мы не в киношке тупой, чтобы я тебе всё рассказывал. Хватить хрень пороть. Гошины приятели наблюдали за диалогом, недоумённо хлопая глазами, но не решаясь вмешаться. — Вы о чём? — наконец не выдержала Лена. — Контролировать… выставлять убийцей… «они» какие-то. Гош, что это значит? Он головой, что ли, ударился? Что за шпионские романы? Фролов хмыкнул и затянулся. — Вроде того, Лен. Не бери в голову. Он просто тянет время. Он потянулся вперёд, свободной рукой схватил Женьку за волосы и приблизил его лицо к своему. Тихо-тихо прошептал что-то ему на ухо. Оля не смогла расслышать, что именно, но увидела, как разом застыло, превращаясь в ледяную маску, лицо друга. — Понял теперь? — Гоша отпустил его и поднял голову к остальным. — Лады, ребят, держите его! Ленка только что подала мне офигительную идею… Оля тихонько скрипнула зубами. Всё-таки не забыл. Она не могла ничего сделать — разве что снова переключить на себя его внимание. Фролов расстёгивал ширинку медленно, мучительно медленно, явно наслаждаясь замершим лицом Женьки. Ленка хихикала, Глеб сдержанно ухмылялся. Вовка подался вперёд и потащил вместе с собой Олю, и теперь она стояла совсем рядом с Гошей. Так близко, что, будь у неё свободны руки, смогла бы дотронуться до змеи на его плече. Это был последний шанс. Сейчас или никогда. Никто не догадался держать её ноги. Оля не стала вырываться. Наоборот, подалась корпусом назад — и изо всех сил лягнула Фролова, целясь прямо под ягодицы, метко, болезненно и обидно. — Обо мне не забыл, дырявый? Оскорбление слетело с языка само собой. Ей даже не пришлось подбирать слова: кстати вспомнилась Стаська с её рассуждениями по поводу «хрупкой маскулинности» новенького. Вовка потащил её прочь, но было поздно. Ленка фыркнула в последний раз и поспешно заткнулась. Глеб отвёл глаза. Удар достиг цели: Гоша охнул и дёрнулся. А потом медленно-медленно повернулся к Оле, на ходу натягивая трусы и застёгивая ширинку. — Чо сказала? Поехавшая тварь, — медленно произнёс он. — Я баб не бью, но ты уже не баба. Ты животное. Что-то в его голосе подсказало Оле: всё, конец. Теперь ей достанется не лучше Женьки — а то и хуже. Тот хотя бы не пытался унижать Фролова прилюдно, перед Леной, Глебом и Вовкой. Перед теми, кто должен был считать его лидером и альфой. Она оказалась права. Ударов по самолюбию Гоша не переносил. Всё, что ей оставалось — продолжать хамить. Хуже уже не будет. Что мешает напоследок высказать слова, что копились в душе долгие дни? Попировать во время чумы, сдохнуть избитой в этих гаражах, но сдохнуть довольной, зная, что поставила эту тварь на место. Страх куда-то ушёл. Оле стало весело и почти легко. — А что ты мне сделаешь?! — выпалила она. — Только и можешь, что пороть чушь перед окружающими, чтобы показаться круче! К чему всё это? Компенсируешь? Папочка тебя больше не любит, да? Гошу перекосило, и Оля поняла, что неосознанно попала в цель. — Точно, — радостно продолжила она, — папочка тебя не любит! Настолько, что ты потащился к каким-то левым утыркам, чтобы тебя полюбил хоть кто-то! Даже если этот кто-то — вонючая тварь, которая сидит у тебя на плече! Он уже догадался, что она видит. Ни к чему было скрывать правду дальше. — Тварь на плече?.. — непонимающе заметил Вовка. — Это она о чём? Эй, ты что несёшь? Фролов вопрос проигнорировал. — Заткнись, — прошипел он, придвигаясь к Оле поближе и сжимая кулаки. — Заткнись, пока я сам тебя не заткнул. Навечно! — И не подумаю, — бросила она и, подобрав момент, смачно плюнула прямо Гоше в лицо. Ненависть, кипевшая внутри, наконец нашла выход. Злиться на него, смотреть на его побагровевшую рожу, дрожащую от ярости, было почти приятно. Плевок перечертил эту рожу склизкой светлой линией, и Фролов даже забыл утереться. — Ленка, Глеб, — напряжённо произнёс он. — Идите сюда. Давайте сломаем эту падаль. — А как же… — начал кто-то. — Да потом! Он на ногах не держится, а эта сволочь слишком много о себе думает! Что-то ударило Олю по голове, и в глаза стремительно метнулся грязный истоптанный снег. Кто именно повалил её наземь, она уже не заметила. Постаралась только закрыть лицо, чтобы шальной тычок не прилетел по зубам или по носу. Похоже, своего она добилась. Все четверо были здесь, обступили её: кто-то держал за руки и ноги, не давая брыкаться, кто-то примерялся, чтобы ударить. О Женьке забыли, словно его тут и не было. Оля почему-то не боялась. Вместо страха пришло невозможное, почти дикое ликование. Она оказалась права! Сделала ставку на его вспыльчивость — и оказалась права! Гоша действительно обладал невероятным авторитетом среди этих троих. Они не осмелились ослушаться его, даже когда он пошёл на поводу у эмоций. И ошиблись, все четверо. А теперь — пусть делают с ней, что хотят. Она отвлекла от него внимание, а уж Женька-то точно что-нибудь придумает. Раз у него ещё остались силы, пусть сделает что-то, пока на него не смотрят. Даже если не сможет — других вариантов у неё всё равно не было. Оля не сразу поняла, что жуткий гортанный смех, который разносится по пятачку, вырывается из её горла. Носок чьего-то ботинка ударил в затылок, и на миг в голове всё смешалось, а перед глазами расцвели радужные пятна. Давнишнее сотрясение давало о себе знать. Как давно они начали бить её? Она совсем не чувствовала боли. Сколько прошло времени? Всего несколько секунд? В мешанине рук и ног Ленка всё-таки потянула её за косу. Успела чиркнуть осколком или нет — Оля не заметила. А, плевать уже. На всё плевать. Если сейчас её изобьют до полусмерти, им обоим станет не до будущего. Оля зажмурилась и подтянула колени к груди. В голове звенело. Звуки пробивались как сквозь вату: злобный голос Фролова, смех его шавок, хруст снега, вопль… Вопль? Оля ничего не успела понять — но бить её вдруг перестали. Воздух разорвал истерический визг. Хватка на руках и ногах ослабла, а потом и вовсе исчезла. Что произошло?! Она осторожно приподняла голову в сторону крика. Вопил Фролов: держался пальцами за плечо, точно зажимал рану, и тонко, истерично верещал. Оле показалось, что из плеча льётся прозрачная жидкость с радужным отливом — но, может быть, у неё просто мелькало в глазах. Опасным он больше не выглядел. Даже не пытался сдвинуться с места: стоял на коленях в грязном снегу и дёргался, точно ударенный током. Разрубленное тело змеи корчилось на снегу в последних конвульсиях. Ленка, Вовка и Глеб застыли, точно сломанные куклы, и глаза у них были совершенно пустые и бессмысленные. Ребята больше не держали её, медленно оседая на снег. — Что… — выдохнула Оля. Тело болело, в голове взрывались фейерверки, но встать на ноги удалось относительно легко. Женька в ответ судорожно выдохнул, вытирая о штанину тонкое металлическое лезвие — и опустился обратно на снег. Она кинулась к нему. Тело слушалось на удивление хорошо. Похоже, сильно избить её ещё не успели. — Говорил же… что не самая плохая идея — носить с собой нож. — Что они с тобой сделали, — пробормотала Оля, падая на колени рядом с ним и обнимая. — Ну что за сволочи… — Убью! — взвизгнул вдруг Фролов, рванувшись к ним. Сейчас, без змеи, он растерял всю свою суровость и начал выглядеть как обыкновенный обозлённый мальчишка. Оля отшатнулась — но тот не стал их преследовать. — Нам надо уходить, — пробормотала она. — Вот прямо сейчас, срочно, пока они в себя не пришли или что там у них… ты встать можешь? Не дожидаясь ответа, Оля вскочила на ноги и потянула Женьку за собой к выходу из гаражей, туда, где нагромождение металлических громадин прерывалось двором. За двором была людная улица. А за той улицей — её дом.