Не мой родной

-----------Наша сила в том, что мы можем прекратить свои страдания, но дар то, что можем закончить страдания других------

Белолицая Луна медленно сменила блистательное солнце, и теперь уже она дарила своим детям недостающее им спокойствие и опьяняющее мысли одиночество. Она с особой заботой присматривала за потерянными и отчаявшимися душами, которые не могли найти убежища в суетливое время дневного светила. И двум таким душам, своим бедным детям, она дала шанс найти своё спокойствие в друг друге, прекратить свои метания. Тусклый лунный свет освещал особняк, что превосходит в размере современный трёхэтажный дом. Он со зловещей давящей атмосферой располагался в гордом одиночестве далеко за городом. Территория, прилегающая к зданию, уже который год зарастает тернистыми зарослями, отчего в шуме веток, пришедшему сюда, могут показаться тени и робкий шепот. Человек, фантомом проскользнув к главному входу, осторожно открыл грязную и уже почти развалившуюся дверь. Он словно юркая и осторожная мышь плавно проходил тёмный коридор, лестницы, избегая лишних движений. Его заинтересовало то, что услышал только зайдя в эту бездну тьмы и одиночества. И вот уже на пути к своей, может быть и единственной в жизни, цели. Желание и его самого разделяет только одно. Неизвестный аккуратно приоткрыл ультрамариновую дверь и по коридору прошлась тусклая полоса света, которая осветила неуклюжий танец пыли этого старого и забытого особняка. Комната, в которую проник чужак, некогда принадлежала владельцу самого дома, а там и другим хозяевам. Но можно подумать, что сейчас здесь никого не бывает, кроме сквозняка, который поёт свою одинокую песню. На стене, сделанной из старого дуба, висело множество фотографий уже почивших людей. Они сквозь века уныло смотрели на то, как сменяются поколения и потихоньку разрушается их фамильное гнездо. Комната была обставлена старой, уже где-то потёртой и сгнившей мебелью. Плесень и пыль покрывала большую часть вещей, которые были выставлены на обозрение тех, кто хотел детально рассмотреть помещение. Между скрипучими дверцами шкафов и щелок разместилась липкая паутина, принадлежащая такому же одинокому, как и сам дом, пауку. Казалось бы, что это единственное проявление жизни в этой затхлости, но прямо сейчас, это серое молчание нарушает осторожный плач фортепиано. Мелодия аккуратно расплывалась по всему помещению и проникала в самые тёмные и несчастные места души живого существа. Она была тихая и выразительная, словно роса, стекающая с листвы. Парень, лет семнадцати, играл неизвестную миру мелодию, но такую знакомую невинному и одинокому существу. Его образ был прекрасен. На его светлые волосы падал свет луны, отчего они казались серебряными, что было очень завораживающе. Длинные пряди падали на его тонкую шею и ровную спину, лицо. Этого прекрасного человека можно было принять за юного аристократа прошедших веков. Прекрасные черты лица заставляли задерживать дыхание, чтобы полностью насладиться этим видением. Подрагивающие ресницы выдавали в нем некоторое волнение, которое он испытывал при исполнении композиции. Его незагорелая кожа в ночной тени казалась ещё белее, словно мел. Такие же белоснежные руки с тонкими и длинными пальцами с некоторой небрежностью перебирали клавиши инструмента, создавая что-то настолько восхитительное, но одновременно печальное. Незванный гость замер, наблюдая за тем, ради чего он пришёл сюда, не смея нарушить атмосферу, что своим образом и мастерством создал парень, боялся спугнуть и больше не увидеть нечто превосходное, такое прекрасное и живое. Сама ночь вслушивалась в немую просьбу о спасении, следила сквозь окна за своими детьми. Неизвестно сколько времени прошло, казалось, будто оно для присутствующих вовсе остановилось. Но однако мелодичный зов прекратил своё звучание, всё погрузилось в оглушающую тишину. Фигура прекрасного существа замерла вместе с окружающим пространством, создавая единую целостность. Через мгновения две пары глаз встретились взглядами. Один из них, а именно тот, что словно тень пробрался в комнату и осторожно наблюдал, подошёл к парню, что так искренне по-детски смотрел на другого человека своими большими глазами, в которых плясали отблески луны, напоминали спелые колосья пшеницы, которые дышат свежестью и прохладой. Они не отводили друг от друга очей, находя в них живое и что-то такое нужное и необходимое, словно глоток воздуха. Ни у кого не было вопросов или возмущений, они просто вслушивались в дыхание и сердцебиение друг друга, будто ища доказательство того, что им не мерещится, никто из них не один в этой пыльной и забытой всеми комнатушке. Теперь не одни. Они не ведают, что будет в будущем, но уверены, что прямо сейчас они не покинут свою родственную душу, останутся во власти трепета драгоценного момента и станут ближе чем когда-либо. Ночную хрупкую тишину нарушал плач фортепиано, но теперь оно рыдает из-за теплоты и счастья, а не одиночества и холодной тоски, которые раньше заслоняли свет, сейчас всё иначе. Клавиши старого инструмента перебирали уже четыре руки, которые играли всё с такой же небрежностью ноты, но касались друг друга со сладкой нежностью и заботой, переплетая пальцы в изящном танце, который дарил обоим тёплое ощущение нужности. Навечно вместе. Белолицая Луна не одинока, сколько бы об этом не твердили, у неё есть дети, судьбы которых переплетаются между собой, они дарят ей свои чувства, надежду, мечты и любовь. С ней всегда будет мелодия, что сквозь вечность рассказывает о связе двух душ, что были отринуты солнцем, но благословлены Луной.