Лол — это не Лолита

Лол, просто Лол. Так зовет меня друзья. Лоли, таким ласкательным всегда звала меня бабуля, и так же стали звать все тети и дяди в нашей семье. Брат всегда издевательски называл меня Лолачка, за что всегда получал по шеи от свей девушки, теперь уже жены. Мама с отцом звали Ло, так было всегда, Ло то Ло это, но я всегда был Лол. Но лишь он один видел во мне Лолиту…не Леонтий, не Ло, или Лол, именно Лолита, та, что из романа Владимира Набокова. Мне хотелось верить, что когда мы вновь встретимся, во мне будет достаточно наглости сказать ему ужасные вещи, но в конце концов, пришлось принять тот факт, что, когда увидел его вновь во мне было лишь одно реальное желание, сказать, как сильно я скучал по нему. Но не забегая вперед кратко объясню почему я был Лолитой, и почему ненавижу того, по кому больше всего и скучаю. Все началось, когда мне было четырнадцать. Мы с родителями снова, хочу, чтобы вы понимали слово «снова», здесь одно из самых важных. Мы с родными поехали в наш дом в Сочи, не то, чтобы ненавидел то место, просто, недолюбливал всех тех туристов, местную кухню, а главное то, как ко мне относились. Что не удивительно ведь мне было четырнадцать и я был тем самым апатичным подростком, который любим мрачный Питер. Мне не хотелось на каждое лето уезжать в Сочи, не хотелось терять связь с друзьями, и оставлять свою девушку в 2327 км от себя я конечно доверял Мише, но она была красоткой, и что угодно могло прилететь ей в голову. Но снова же, четырнадцатилетнего подростка никто не слушал, меня считали избалованным. Не стану отрицать своего дурного нрава, но и признавать тоже. Но в то лето в мой скучный мир Сочи ворвался парень что снес с моего носа розовую призму очков. Сейчас я уже понимаю, что он был умен, хитер, красив, а я глуп, на столько что влюбился. В первую неделю в Сочи я всегда был максимально токсичным, уходил ранним утро, а возвращался поздно ночью. В Сочи у меня уже были полноправные права на вождение байка, чем я активно и пользовался хотя мать максимально протестовала. Все что мне было нужно это байк, который мне достался от брата, фотоаппарат, доска для серфа, не много деньги, и свобода, потому что семьи мне хватало и в другие сезоны года. В четырнадцать я был достаточно самостоятельно, да, и в городе меня многие знали. Его, я увидел в кафе на пирсе, там тасовались все, кого я знал, и не скажу, что те ребята были хорошими, а он был другим. Молодым мужчиной в белой рубашке, которая держалась на одной пуговице и добром слове, в легких брюках и шлепках. У него была самая горячая бронзовая кожа, которую мне только приходилась видеть, она сводила с ума. Лицо такое словно вышло из-под рук великих мастеров, нос с горбинкой, губы розовые пухлые, а глаза… в них я терял себя, цвет лесной хвои, а на свету травы яркой, изумрудной. Натуральный блондин, с оттенком меда, такого золотистого, от них всегда ещё пшеницей пахло, это было слишком приятно чтобы быть реальным, но он был. Тогда это можно было назвать любовью с первого взгляда или хотя бы желанием. Став старше, я все же понял, что любовь с первого взгляда вещь нереальная. Но все же он, мне не хотелось бы вспоминать часто его имя поэтому пусть будет Гумберт раз я был для него Лолитой. Так вот Гумберт пил кофе. И вроде бы ничего такого все люди пьют коже, но на улице стояло пекло и люди как могли боролись с жарой, упивались холодным пивом, кто по младше те лимонадами и водой, но главное, чтобы в напитке был лед, и я не был исключением. Моим напитком была кола с вишней и льдом, но не та кола с неким химозиным вкусом вишне, а самой настоящей засахаренной. Но он пил горячей кофе из маленькой белой чашечке и читал потрёпанную зеленую книгу, позже я узнал, что это была преступление и наказание Достоевского. Мне показалось что меня Гумберт точно не заметит, я не был каким-то красавцем, скорее мне нравилось описывать себя обычным. Но лишь с возрастом я понял что обычными были все остальные а я был чертовски красив, натуральный рыжий, и не с ярким огненным цветом, а глубоким темным переходящим в брюнета, но на моем лице была россыпь веснушек, они были не только на лице но и на всем теле, светлая кожа, веснушки и большие карие глаза, а ресницы мне всегда девушка брата хотела вырвать. Мол они красивее чем у ней. Правда, наверное, в том, что, когда тебе четырнадцать у тебя всегда комплексы каким бы красивым ты в действительности не был, но становясь старше ты все же умнеешь. Но мне было четырнадцать, и умным и взрослым был он. Мне показалось что, если я сфотографирую без вспышки и лишних звуков Гумберта он даже и не заметет ведь он был так уличен книгой и своим напитком. Но все было совершенно на оборот. Стоило мне только раз сфотографировать, како н своими бархатистым голосом хрипло от долгого молчания спросил. «Получилось хорошо? Или хочешь можешь переснять, я могу принять более выигрышную позу». Так мы познакомились, когда он до дикого смутил меня. И я влюбился в него без памяти и до безумия. В силу своего юного возраста я на него никогда не выглядел, высокий метр семьдесят со спортивным телом спасибо баскетболу и серфингу, а ещё у меня было старые права брата ведь моментами мы путали наши с ним, мы были похожи по молодости. Я сказал, что мне восемнадцать и меня зовут Лев, он поверил, но звал меня Лолитой. Гумберту было двадцать четыре, он только закончил обучение и сам был из Лондона, а отучился в Даремский университет, а там на минуточку снимали Гарри Поттера. Я был поражён, и он это знал. Сначала все было невинно, назовем это так. Мы делились знаниями, я учил Гумберта кататься на серфе, к слову, в этом он был ужасен, до конца лета лишь научился стоять на доске. А он в свою очередь прививал мне любовь к литературе, за это ему был поклон в ноге, ведь я правда полюбил книги. Так же мы играли в баскетбол, ходили на вечеринки, пили в месте в барах, я жил у него на диване в съёмной квартире шесть дней в неделю. Мы были друзьями, любовниками мы стали лишь через три недели. В том я виную алкоголь и свою глупость, и возможно дикую страсть. И тогда это началось, я как одержимый фотографировал Гумберта, и ему это нравилось, то, как я окутывал его страстью и влюблённостью. Мои родители терялись в догадках, брат, конечно, сразу предположил, что я завел себе летний роман, но, мне было четырнадцать и на вряд ли кто-то из семьи поверил в слова брата, но он был прав. С каждым днем наших отношений мне казалось, что наши чувства с Гумбертом росли, он делился со мной своими секретами, страхами, мечтами, чаще, конечно, последним. И я же на оборот был какой-то закрытой книгой, хитрим, таинственным и максимально изворотливым, все дело было в моей изначальной лжи про имя и возраст, но сознаваться было уже поздно. От того что мы все время были вместе мы хорошо знали друг друга, хотя не так. Мы хорошо знали тела друг друга. Я любил его тела, все до остатка, даже шрам под коленом. У Гумберта была травма в юности, когда-то он занимался Муай-Тай, он победил получил пояс чемпиона в шестнадцать, но сопернику из Тайваня не особо это понравилось, и он разозлился и напал на Гумберта, толкнул его, тот упал с ринга и повредил ногу. Тогда со спортом Гумберту пришлось распрощаться, но он говорил, что не злился на Ван Чена, ведь тогда перед Гумом открылся мир книг. В ответ Гумберт любил во мне мои веснушки, и недостатки, это было забавно ведь тех у меня было не мало. Вспыльчивый, одно не правильное слово и я кидался на человека, но меня так же легко можно было и задобрить, и то и то выходило для Гумберта боком, но это все ровно ему во мне нравилось. Я мог быть капризным, и не хотел есть завтраки, которые готовил Гумберт, ведь готовил мой мужчина ужасающи. Не ужасно, а именно что ужасающи, но таковы Британцы, для них переполненные несочетающиеся продукты на завтрак было нормально, в то время как я с смотрел с тихим ужасом. А в другой момент уже я был взрослым и серьезным, когда не позволял Гумберту как ребенку в магазине покупать сладости килограммами, чипсы и различную газировку, честно, он был как дитя иногда брал просто для того, чтобы брать, а я после раскладывал товары по полкам. Но то, как он читал книги, его голос, в нем я жил, в нем существовал и хотел умереть. Иногда, по вечерам в место глупых вечеринок, или прогулок, мы оставались на квартире, я готовил ужен а Гумберт для меня читал книги, первой была Лолита, и последней тоже была она, это была наша книга. Тогда Гумберт даже не понимал на сколько она нам подходила ведь он думал у нас с ним шесть лет было разнице когда на деле все десять. Но в конце лето закончились наши отношения, точнее за неделю до лета. Я хотел просить его об отношениях на расстоянии, ведь мы строили какие не какие планы, мы думали, что я буду поступать в университет в Лондоне, и жить бы мы могли вместе, и я искренни этого хотел. «Но» В любой истории всегда бывает это, но. Как оказалось у Гумберта была жена, они вместе был с первого куса в университете, но она изменила ему перед летом, и они решили взять перерыв. В тот момент я узнал о себе три факта. Я был любовником, со мной изменяли девушке, и у жены Гумберта скоро должен был родится ребенок, и даже от него. Да, она была беременной, а я был лишь летнем романом, и это все я узнал из письма утром, когда не нашел Гумберта, но нашел письмо на его стороне кровати, так мне разбили сердце, и я понял, что не важно какой пол, когда разбивают сердце больно и обидно одинаково. Ох, и да, это было худшее лето в моей жизни. Закончив читать с листа, я поднял глаза на аудиторию. Сегодня был тот самый день в конце первой недели учебы, когда нас профессор шуточно попросила написать сочинение «худшее лето в моей жизни». читать в слух было не обязательно, но Жанне Георгиевне настолько понравилось моё сочинение что она не могла не попросить меня не зачитать то в слух. Уточню, мне девятнадцать лет, и я студент второго курса литературного. А друзья все так же зовут меня Лол. -Лол! – Кникнула самого конца аудитории Миша. Да, это была та самая девушка из моего краткого пересказа, с которой я встречался в четырнадцать лет. Миша, она же Мишель знала историю ещё с пятнадцати лет, именно она и помогла мне справиться с депрессией, в которую я впал после побега Гумберта. Миша хлопала, как и вся добрая часть студентов, парни по большей части были в легком шоке, кто-то хохотал, а такие как Матвей, кто учился на актерском и лишь брал допом литературу и вообще плакал. Ну а я с улыбкой на всех смотрел, ведь история о Гумберте была далеко в прошлом, ведь как было сказано мне уже давно не было четырнадцать, а за сочинение я получил отлично, что шло плюсиком в мою зачетку. Казалось, что после моего сочинения никто голоса так и не подаст, и мне можно будет со спокойной душой под тихие всхлипы Матвея и Жанны Георгиевны вернуться на место рядом с Мишей, но тут взмыла рука к потолку, и туда же закатились мои глаза, ведь Волков, просто, не мог не поднять руки. -Как его звали? Мы же все понимаем что не Гумберт. – Волков был из тех парней что выкручивали пальцы и выпендривались крутыми тачками и деньгами отца, а ещё мне хватило ума на первом курсе спать с Яном. Это было весело, ведь он красивый, а ещё у него своя квартира, да, и в университете он никогда не цеплялся ко мне, пока я не бросил его, потому что секс мне наскучил, а сам Волков не был настолько интересен на сколько хотел казаться. -А тебе какое дело, а Волков? Сказал Лол что Гумберт, значит, иди нахуй Волков. – Миша была красивой нежной блондинкой, которая всем стремилась помочь, училась на кондитера, и от которой пахло ванилью, но на деле Мишель была очень грозной, и язык у ней был крайне острым. -Азизова! Ты все же в университете попрошу не выражаться, но спешу согласиться, Волков, прошу не портить хорошее сочинение какими-то деталями, учитывая, что вы свое так ещё и не сдали. – Ян, надувшись опустил руку и больше не выкручивался, а мне удалось с широкой улыбкой под громкие аплодисменты вернуться на место, где уже в нетерпение меня ждала Маша и её брат. Саня был вечной спящей красавицей, и сейчас было не исключение парень просто спал на парте и пускал слюни, Миша даже не обращала на брата никакого внимания словно тот был частью интерьера. -Господи, боже мой, ты был божественен, Лол, ты просто создан блистать на сцене. – Кинув на задник стула чёрную теплую рубашку в белую клетку, и опустив сумку на пол я лишь одарил Мишу улыбкой, ведь в тот момент я был счастлив, с подругой, и вечно спящем другом.