Чего ты боишься?

Вся конференция фанфеста, на самом деле, для них состоит из касаний. Совершенно невесомых, невидимых, таких аккуратных. Тамара ведет себя бойко — отшучивается на некоторые вопросы, смеётся, веселится во всю. Позволяет себе на секунды положить голову на плечо Феррейро, когда смеётся. Гладит по плечу, быстро одергивая руку. Смотрит, улыбается. Прямо-таки излучает позитив собой. Она пытается заразить своим настроением всех вокруг, и лишь к концу конференции у нее выходит раскрепостить Ирене, что едва пару слов сказала, боясь ляпнуть лишнего. После того интервью с вопросом о пансексуалах и бисексуалах ей совсем не хотелось снова быть атакованной в твиттере или любой другой социальной сети. Она лишь пару раз касается Рончезе. Но не так, как брюнетка, нет. Блондинка проводит ладонью по внутренней стороне бедра девушки, пока они разговаривают. И буквально ощущает, как певица вздрагивает от её касания, из-за чего она не может сдержать улыбку. Только строит ведь из себя такую девушку-энергию, а на самом деле тает от нее, хоть и говорит, что «не любит разводить сопли». Ирене опирается на её ногу, когда перегибается, чтобы взглянуть на значок Алехандро. По правде, ей просто хочется заставить брюнетку хоть немного успокоиться, засмущаться. И отчасти у нее это получается. Она смеется немного нервно, бросает искрящиеся взгляды на светловолосую. Та лишь ухмыляется в ответ. Конференция кончается, сейчас у них есть немного времени, чтобы осмотреться. Ирене старается свалить как можно быстрее, только бы не краснеть, когда Рончезе начнет припоминать все её заигрывания. — Эй, ты сбежать решила от меня? — слышится знакомый голос позади. — Не-е-ет, — тянет Феррейро, оборачиваясь. — И что это было на сцене, а, малыш? — она собственнически притягивает её к себе за талию, и они останавливаются прямо посреди какого-то коридора. Блондинка опускает голову, пряча глаза. Теперь ей дико стыдно, что отражается на её лице — щеки предательски краснеют, выдавая эмоции девушки. На губах расплывается виноватая улыбка, когда она чувствует на себе испепеляющий взгляд брюнетки. — Я не злюсь, если что. — Заранее предупреждает Тамара. — Просто ты всегда ставишь рамки о том, что можно, а что нельзя, и сразу их сама же нарушаешь. Она тянется к ней — всей душой, всем сердцем. Но на каждом интервью Ирене говорит, что она «свободна», улыбаясь. Её это до жути бесит, а еще бесит то, как она отреагировала, когда увидела отрывок из трансляции с поцелуем в щеку. Они буквально за час до конференции чуть не рассорились в пух и прах. Феррейро ставила условия — нельзя позволять себе слишком много. И Рончезе следовала этому, коснуться могла лишь слегка, максимально незаметно, «случайно», по-дружески. Но сама блондинка только что нарушила условие, и Тамаре кажется, что она совсем не понимает эту девушку. Она убирает руки с её талии, понимая, что ответа не последует, и просто смотрит. Смотрит на нее, пытается поймать взгляд голубых глаз, понять, что у нее на уме. Глаза — зеркало души, но брюнетка в этом зеркале ни черта не видит. — Скажи хоть что-нибудь. — Просит. — Прости. Я просто… — Боишься? — за нее продолжает Рончезе. Кажется, она сейчас вскипит, о чем позже пожалеет. Едва контролирует себя, повышает голос: — Чего ты боишься? Мнения зрителей, фанатов? А ты в курсе, что они только радоваться будут за нас? Сжимает-разжимает кулаки, не хочет психовать сейчас, не то время, не то место. Но её до чертиков бесит это все. Скрываться, делать вид, что они друзья. Все эти ограничения Феррейро. — Ирене, — уже совсем тихо зовет. — Ну, подними голову. — Девушка продолжает прятать взгляд, из-за чего Тамара сама приподнимает её подбородок ладонью. Глаза её — всегда голубые, чистые, с искрами, — сейчас на мокром месте. Слезинки собрались в уголках глаз. Кажется, еще одно слово девушки напротив, и она расплачется. Даст волю слабине, глаза покраснеют, зашмыгает нос, а ком перекроет горло, не даст и слова возразить. — П-прости. — Дрожащим голосом проговаривает светловолосая. — Я не знаю, почему боюсь. Это просто есть. Я не хочу, чтобы из-за этого мы ссорились. Прости, пожалуйста. Тамара смотрит по сторонам, не зная, что сказать. Качает головой, тяжело вздыхает. Делает шаг ближе к своей девушке. — Я тоже не хочу ссориться. Прости, что психанула. — Кладет руки на плечи девушки, наклоняет голову, заглядывая в глаза. Видит, как слезы уже катятся по щекам блондинки и винит себя за то, что довела её. — Можно тебя обнять? — сквозь слезы спрашивает. Ей-богу, ребенок совсем еще, хотя строит из себя серьезную персону. Рончезе не может не усмехнуться на это. — Можно, дурочка. Мы же не на публике. — После этой реплики она ощущает, как теплые руки обвивают её талию, а топ пропитывается чужими слезами. Она кладет руки на спину, прижимает Феррейро к себе, поглаживает успокаивающе. Не понимает, как могла поднять голос на нее. Они стоят так несколько минут. Всхлипывания блондинки затихают, теперь она просто тяжело дышит, пытаясь вернуть себе нормальное состояние. Она ослабевает хватку, выпуская Рончезе из объятий, и одной рукой утирает оставшиеся слезы. Тамара качает головой, глядя на это. — Хочешь, мы уйдем отсюда? — предлагает. — Все равно мы уже здесь закончили. Пойдем обратно в отель. Я напишу Алехандро, что мы ушли. Хочешь? Ирене кивает, в последний раз всхлипнув. — Идем, поищем выход отсюда. — Брюнетка берет её за руку, переплетая пальцы, и тянет к ближайшей двери.

***

— Можем заказать еды в номер, если ты голодна, — тихо говорит Рончезе, когда они лежат на двуспальной кровати в номере. Темноволосая прижимает девушку к себе, поглаживая чувствительное место за ухом. На фоне слышен телевизор — для того, чтобы отвлечься от реальности. Слезы на щеках Феррейро уже давно высохли, теперь она лежит в успокаивающих объятьях своей девушки и совершенно не хочет туда, в реальный мир, что находится за пределами этой комнаты. Ей сейчас спокойно — и это главное. — Нет, я не хочу, — сипло отвечает она, поднимая глаза, чтобы увидеть брюнетку. Во взгляде Тамары — беспокойство, нежность. Что угодно, но не злость, которой ожидала Ирене. Она не заслуживает к себе такого обращения, — делает простой вывод блондинка. Ей не хочется ограничивать её как-то, говорить, что нельзя, а что — можно. Но она боится публичных заявлений, чертовски боится. Они встречаются взглядами, смотрят долго, словно разговаривают взглядами. Будто нет слов, есть только эти глаза — одни наполнены сожалением, а другие заботой. У Ирене кошки скребут на сердце от грустно-заботливого взгляда её девушки. Ей так не хочется делать ей больно, но все равно она делает. — Я люблю тебя, — шепчет она, проводя рукой по щеке Рончезе. Тамара молчит, с прищуром глядя в леденяще-голубые глаза. — Ты замерзла? — Что? Брюнетка смеётся, видя непонимающее лицо Феррейро. Когда до той доходит, что только что произошло, она тоже начинает смеяться. — Боже, Тома, ты такая идиотка, — смеясь, говорит блондинка. — И ты любишь эту идиотку, вообще-то, — замечает девушка, улыбаясь. Она смогла рассмешить блондинку, и это ее несказанно радовало. — Но я тебя тоже люблю, не переживай. — Я и не сомневалась.