Туман в воздухе и Песнь духа

Он не звонил в дверь — кстати, никогда, стуча или отписываясь сообщением вместо. Тогда ударил носком ботинка в дверь, со всей силы, и громко дышал там, за порогом. Когда я открыл — навалился мне на плечо, чуть не подломив ноги. Лицо выцвело в серость, глаза — закатились под веки. Искать причину долго не пришлось — кровь залила безупречно черный костюм и даже пачкала пол отпечатками рифленых подошв. Я быстро потащил его в комнату и вместе мы осторожно опустились на пол, к подножью дивана, чтобы Тиена можно было аккуратно облокотить. — Где? — Плечо. — Что случилось? - пальцы скачут от застежки к застежке, чтобы сдернуть форменную куртку и, следом, обтягивающий черный гольф. Кожа под одеждой в багровых пятнах, но сама — мертвенно бледна. Рана совсем небольшая — рваная, правда, и под красным в глубине что-то поблескивает. И красного много. — Меня отозвали, — он потянулся к таблетке-гарнитуре здоровой рукой и выдрал её из уха, с отвращением отбросил, — у самой цели. Кто-то из охраны меня заметил и подстрелил, сссука. Всё еще кровит. Раскрыв ладонь ловлю в неё пинцет — для того, чтобы бежать за ним, просто нет времени. Вернее, в этой суете всё валится и выдрать его из недр квартиры — непосильная ноша. Придерживая его руку, лезу в рану, чтобы вытащить пулю. Сон Тиен зашипел, но хотя бы не начал вырываться. — Ты везучий, как висельник, — бросаю осколки в пепельницу и они неприятно позвякивают. — Тебе разодрало артерию. — По ощущением, меня всего разодрало. — Сожми зубы, — я отложил пинцет и размял пальцы — подушечки покалывало, как от сильного жара. Я представил свет — самый сильный, что только бывает, и он разгорелся внутри пожаром на шелестящей ветоше костей. Раскрытая ладонь легла ему на грудь, передавая это пламя сердцу и жилам. Пламя пошло по венам, мышцам и коже жидкой медью, выжигая всё порченное, что встречалось на пути. Тиен слаб только телом, но разум его может выдержать даже сильную боль — он молчал, хотя мышцы его напряглись словно корабельные канаты и стали каменно-тверды. Быстро пламя пробралось к разрыву на плече и вспыхнуло там ярко, до слез в глазах. Сомкнуло оранжевые, искристые лепестки над воронкой и — всё схлынуло, стихло. Сон Тиен дышал с присвистом, тяжело навалившись на изножье дивана. Верно, этот огонь больше жжет, чем греет — теперь его руки лихорадачны, горячи, но скоро будут теплы, как надо. Я склонился к нему, чтобы проверить плечо — там, конечно, ничего. — Скажи что-то. — У тебя новая рубашка? Я опустил взгляд. Верно. Новая. Зеленая, в мелком цвету. Мне подарила её одна из клиенток на этой неделе. Долго смотрела в глаза после расчёта, пахла вином, а потом отдала мне маленький пакет с воротником на мягкой ткани. Было в ней нечто «слепое», возможно, старые корни — я не мог её прочесть, так же, как и Тиена. — Да. — отвечаю, хотя на рубашке, конечно, кровь. Но может еще удастся отстирать. Стянув маску, Сон притянул меня к себе и заключил в долгий, жадный поцелуй — даже потемнело в глазах; он забирал быстро и сразу много, будто боясь, что я сейчас убегу. Нехотя отпустил, хотя я никогда бы его не осудил за этот жест. Выругался на родном языке, шелестящей фразой. Добавил, резко поднявшись на ноги и стянув, наконец-то, куртку и берцы: — Почему мне попадаются такие мрази в руководстве? Или под пулю подставят, или забудут, что я могу их выследить так же, как их жертв, если мне зажмут оплату. — Люди — всего лишь люди, — ошметки пули глянцево блестят в слабом ламповом свете; вряд ли я их выброшу — заспиртую в склянке, на память. — Но раньше пули тебя только задевали. — Это намек на то, что с этой конторой я больше связываться не буду, — он повел плечом, скрежетнул клыками от раздражения. Про маску забыл. — Не помнишь, у нас где-то была такая большая канистра с пятновыводителем?.. — В кладовке. — Славно.