Последний день

      Солнечное февральское утро. Она проснулась, когда Освальд уже ушёл по домашним делам, его часть кровати уже успела остыть, а в руках она сжимала край одеяла, хотя она отчётливо помнила, что засыпала в объятиях мужа. Она села на кровати, испытывая сильное желание упасть обратно и провалиться в сон хотя бы на те самые заветные «пять минуточек», которые плавно перетекают в ещё пару часов сна, после которых она ощущает разбито, а голова её ещё не скоро перестаёт болеть. Именно поэтому она заставила себя сначала свесить ноги с кровати, смотря пустым взглядом на мягкий ковёр, а затем нашарить ногами свои тапочки и вовсе встать с кровати.       В комнате царил полумрак благодаря плотным шторам, которые не пускали в спальню яркие солнечные лучи. Решив исправить это дело, она подошла к окну и решительно отдёрнула в стороны плотную ткань, сразу же ощутив на лице солнечный свет, от которого она зажмурилась. Протерев начавшие слезиться глаза, она посмотрела на улицу сквозь морозный узор на окнах.       Несмотря на то, что уже шёл последний месяц зимы, весна явно не торопилась с приходом. Снег белым покрывалом лежал на земле, укутывал кусты и деревья. «Интересно, а лёд на озере всё ещё крепкий?» — посетила её внезапная мысль. Последние месяцы она практически не бывает на улице, в основном проводит время со своими детьми дома. Но сейчас она испытала жгучее желание оказаться там, на улице, вдохнуть морозный воздух, получить возможность ощутить своими руками холод снега, найти где-нибудь нетронутый лёд, оставшийся от лужи, и пройти по нему, слушая, как глухо под ногами ломается такая хрупкая замёрзшая вода.       «Но сначала надо привести себя в порядок» — решила она и направилась к туалетному столику. В зеркале напротив отразилась кошка. Несомненно, когда-то она была по-своему очень красива и привлекательна. Но сейчас её чёрная шёрстка растрепалась после сна, торча ёжиком во все стороны; измученный взгляд впавших чёрных глаз вызывал лишь жалость; ночная сорочка была ей немного велика из-за крайней худобы. Она и раньше могла похвастаться прекрасной фигурой, сейчас же Чернильная Лихорадка медленно делала из неё живой скелет. Ортензия усмехнулась. Рот кошки в отражении криво дёрнулся, в глазах отразилось её смирение с происходящим. Посмотрев перед собой, она нашла расчёску, которая лежала рядом с полу-пустой банкой с сильным обезболивающим (единственное средство, что хоть немного помогало ей переживать тяжёлые приступы, ставшие невыносимо долгими в последние дни). Ортензия начала приводить себя в порядок, медленными и сосредоточенными движениями проводя расчёской по своей мягкой шёрстке. Затем в дело пошла косметика. Нужно скрыть следы изнурения, особенно если она собирается выходить на улицу. А ей сегодня хотелось выйти. Утреннее желание по пробуждению переросло в цель на сегодняшний день. С детьми она и так проводит целые дни, хотелось вырваться на свободу хотя бы на пару часов. Не всё же ей сидеть в четырёх стенах, к тому же, погода сегодня стоит отличная.       Когда она закончила наводить на своей голове и лице в частности порядок, Ортензия поднялась со своего места и подошла к окну. Белые пушистые облака плыли по пронзительно голубому небу. Солнце пусть и не грело, но продолжало ярко освещать, ни одно из облаков не смело хоть немного скрыть его. — Доброе утро, дорогая — её осторожно обняли сзади, уткнулись носом в шею. — Доброе утро, Оззи — с нежностью отозвалась Ортензия, прикрыв своими небольшими ладонями руки возлюбленного. — Сегодня солнечный денёк — заметил Освальд, посмотрев в окно. Он не спешил выпускать жену из своих объятий, а она не хотела выходить из них. — Я хочу на озеро. На коньках покататься, как мы когда-то школьниками делали — озвучила свои планы она и замерла, ожидая ответа. А Оззи молчал долго, явно взвешивая все «за» и «против». — Хорошо. Я только попрошу Микки присмотреть за детьми в наше отсутствие. Пока собирайся — после долгих раздумий наконец ответил муж, поцеловал Ортензию в щеку и разомкнул круг объятий. Она счастливо улыбнулась, слегка обняв саму себя за руки, всё ещё чувствуя тепло от его прикосновений.       Сборы не заняли так много времени. В шкафу, в одном из картонных ящиков, Ортензия нашла свои коньки. Одевалась она всегда быстро, но при этом аккуратно (привычка, связанная с её прежней работой помощницей фокусника). Сменив ночную сорочку на тёплые штаны и свитер, она вышла из комнаты, чутко прислушиваясь к происходящему в доме. Малыши, судя по всему, ещё спали. Либо же они просто вели себя тихо. В последнее почему-то слабо верится. Ортензия слабо улыбнулась — да, их с Оззи детишки очень шумные по одиночке, а когда они все вместе.. Наверное, они всё ещё просто спят. Опять полночи смотрели мультфильмы, режим себе уже сбили. Надо будет попозже поговорить об этом с Освальдом. Нельзя это оставлять просто так.       До прихожей она добралась без каких-либо происшествий. Ей хотелось побыстрее выбраться на улицу, так что она не стала ждать Освальда. Она же не маленькая девочка, не потеряется уж у дома. О том, что приступ Чернильной Болезни может внезапно застать её на улице в одиночестве не хотелось как-то думать.       На улице оказалось довольно прохладно. Глубоко вдыхая свежий морозный воздух, Ортензию посетила внезапная и очень неприятная мысль — у неё очень маленькие шансы дожить до весны. Настолько маленькие, что их практически нет. Скорее всего, для неё борьба с болезнью окончится буквально на днях. Она не знала это точно, но чувствовала. И даже неясно, что она испытывала — печаль из-за вынужденного прощания с семьёй и миром, или же трусоватое облегчение, ведь скоро её мучения закончатся. Но Ортензия постаралась отогнать прочь эти мысли, что нависли над ней тёмной тучей, портя такой чудесный зимний денёк.       Она шумно выдохнула белое облачко пара, которое быстро растворилось в воздухе. Протёрла ладони, на которых были белые тёплые перчатки. Слегка качнула свои коньки, связанные шнурками. Даже попрыгала на месте, чтобы немного разогреться. Да, на улице было хорошо, свежо, но вот холод никто не отменял. Приходилось выбирать между возвращением в дом и попытками согреться так. Что-то заставило её выбрать второе.       Из дома вышел Освальд. Посмотрел на свою жену, что скакала на одном месте в попытках согреться, и усмехнулся. — Ты уверена, что хочешь этого? Всё-таки сегодня прохладно — поинтересовался он на всякий случай. Повернувшись лицом к нему, Ортензия заметила в его руках коньки, точно так же связанные за шнурки. — Да — уверенно кивнула она головой.       Ей действительно хотелось напоследок увидеть озеро. ---       Помнится, когда-то давно, ещё задолго до рождения детей, они часто катались на коньках зимой. То время кажется бесконечно далёким, словно это было тысячелетие назад. И сейчас, легко скользя по замёрзшей водной глади, Ортензия частично восстанавливала эти уже почти забытые ощущения. Освальд был рядом, красовался в паре метров от неё, словно подросток, пытающийся впечатлить понравившуюся девушку. А она набрала снега, когда они проезжали мимо берега, и успела кинуть ему за шиворот, с звонким смехом быстро убежав вперёд. Оззи в долгу не остался, так что поспешил набрать снега и пустился во всю прыть за нею. Так со смехом и продолжалась эта погоня, пока он всё-таки не нагнал кошку и тоже дал почувствовать холодку. Затем они провели не так уж и много времени на озере, решив прогуляться по зимнему парку.       Снег глухо хрустел под их ногами. Ортензия осматривалась и вслушивалась в окружающий её мир, пытаясь запомнить каждую мельчайшую деталь. Она словно впервые здесь очутилась и впитывала такой дивный новый мир. Ей правда хотелось остаться здесь подольше. Хотелось послушать весеннюю капель, ощутить этот особый запах земли после дождя, вдохнуть в себя запах цветущей сирени, услышать раскаты первого в этом году грома. Но могла ли она и дальше бороться с болезнью? Её тело измучено, оно не способно и дальше сопротивляться смерти. Уже сейчас она чувствует сильную усталость, хотя раньше после недолгого катания на коньках она могла спокойно гулять весь день. Это её сильно печалило, ведь ей хотелось заглянуть ещё в пару мест, но сил уже не оставалось. Пришлось повернуть назад.       Всё время пути Освальд не молчал. Наоборот, он постоянно что-то рассказывал, шутил, но это не было монологом — Ортензия тоже активно участвовала в беседе. И они оба были счастливы в это время. В какой-то момент Оззи неожиданно притянул её к себе и поцеловал. Просто так, потому что может и знает, что это делает их обоих счастливыми.       Они нашли ягоды во льду. Красные круглые ягодки рябины как-то очутились во льду, а птицы до них не добрались. Ортензия наклонила гибкую ветвь и с детским любопытством рассматривала ягодки, Освальд лишь с лёгкой снисходительной улыбкой наблюдал за этим, находясь в паре метров от неё.       По пути домой он также начал негромко напевать какой-то мотивчик. Ортензия шла, обняв его за руку, и внимательно вслушивалась, отпечатывая всё это в своей памяти. У Оззи действительно прекрасный голос.       Всё-таки ей будет очень сильно не хватать его. ---       Весь оставшийся день и вечер они провели в семейном кругу. Как всегда, с их многочисленными детьми была масса хлопот. Но сердце Ортензии всегда радостно сжималось, когда она слышала звонкий детский смех или же видела счастливую широкую улыбку до ушей у своих детишек, которых она, как любая мать, считала самыми прекрасными на свете. Микки любезно согласился ещё посидеть с племянниками, хотя это скорее счастливые родители разрешили ему ещё понянчиться со своими детьми. Ортензия успела им прочитать пару сказок и помочь им с чисткой перед сном. Маленькие крольчата окружали свою мать, сидели даже на её голове, вокруг был шум и гам. Но Ортензия была счастлива, обнимала и ласкала своих детей, иногда бросала полные радости и нежности взгляды на Освальда и Микки. Её муж как раз сейчас интересовался у брата, как там у него дела с Минни. Микки густо краснел, на вопросы отвечал уклончиво, чем вызывал у Оззи усмешки.       Она будет очень скучать по своей семье. ---       Ортензия посмотрела на время. Уже поздно, за окном уже давно было темно. Микки это тоже заметил и с заметным огорчением попрощался с их семейством, обещая и завтра прийти. Пока Освальд укладывал детишек спать, Ортензия прошла на кухню и там заварила себе чай. Села за стол, её тонкие пальцы сжимали кружку, которая быстро нагревалась от горячего напитка. Она в задумчивости смотрела в окно, на улице начался снегопад. В свете фонаря кружились снежинки в своём причудливом танце. Вид завораживал. «Интересно, когда уже начнёт теплеть в этом году? В апреле или мае?» — рассеянно подумала Ортензия и немного отпила чая. Он оказался горячим, но она даже не поморщилась от обжигающего напитка.       Во всём теле была слабость. Сегодня она двигалась намного больше, чем обычно, в последние месяцы она вообще редко выходила из дома из-за страха того, что приступ застанет её на улице. Приходилось сидеть дома. А сегодня что-то изменилось. Ведь она вышла на улицу, они с Освальдом гуляли несколько часов. Это были их часы, которые принадлежат только им двоим.       Резкая боль. Чашка падает на стол и скатывается вниз, проливая горячий чай. В горле застрял чернильный комок, который она торопливо пытается выкашлять. Держа одну руку у рта, Ортензия поднялась на слабеющие ноги и, опираясь второй рукой на стол, поспешила уйти с кухни, пока она тут всё не запачкала чернилами. По щекам текли ручьи слёз от невыносимой боли. Словно её заживо что-то раздирает изнутри, каждая клетка её тела вопила от боли, Ортензия уже потеряла себя в резко ставшей такой большой комнате. Даже ничего не видела перед собой, так как боль ослепила её. Она рухнула на пол, сворачиваясь в комочек, словно так могла уменьшить свои размеры и, следовательно, уменьшить боль.       Она не слышала шагов, но Освальд прибежал на кухню, бережно поднял её и, бормоча что-то, чтобы успокоить и поддержать, понёс в её спальню, крепко прижимая возлюбленную к себе. Ортензия жалась к нему в ответ, цеплялась за него, как цепляется за каждое мгновение своей жизни каждый день. Словно через толщу воды она слышала его обеспокоенный голос, но слова разобрать не могла. Но была уверена — он просит её продержаться ещё немного. Он каждый день просит её держаться, быть сильной ради него и их детей.       Но она не сильная. Она устала от всего этого. Она больше не может бороться. — Прости, Оззи.. — едва слышно прохрипела Ортензия и закрыла глаза.       Её время вышло. Грудь перестала подниматься из-за отсутствия дыхания. Сердце остановилось и больше никогда не застучит. Чёрные тягучие капли продолжали стекать с её головы. Руки безвольно свисали, ещё не успев окоченеть.       Ей не хотелось покидать этот мир, свою семью. Ей хотелось прожить намного больше того, что ей отведено. Но теперь она наконец-то обрела покой. И теперь нет боли и страданий.