*******
У мастера Лоуренса который день не получалось сосредоточиться на работе. Как ни прогонял от себя мысли, покоя не давало то, что застал на ночном дежурстве. Все стажёры с этого начинают, едва освоятся. Баловство, и только. Словно мальчишки, изучают, познают возможности своего тела, вспоминают, как это делается. Да, ощущения отличаются, они пронзительней, чище, чем у людей, как по оголённым нервам. На земле всё притуплено, даже боль, до бесчувствия. Но какое ему вообще дело до тех двоих! Отелло перестал приходить. Нетерпеливо вскидывая взор на вновь открывающуюся дверь, Лоуренс каждый раз ждал, что в мастерскую заглянет вихрастый непоседа с красивыми, в любопытстве распахнутыми, глазами. При входе он держит руки в карманах халата, чтобы ненароком не дать им воли, и всё же потрогает что-нибудь, очень ему интересное. Совсем недавно его бойкие пальцы стали трепетно ложиться на плечи мастера, будто в поддержку. А ночью серая тень Лиса маячила призраком. Разрывала сон, заставляя вздрагивать, как от прикосновения вдруг шевельнувшейся мёртвой руки. Вот так и начинаешь бояться самого себя. Но не было от него ответных объятий. Лоуренс никак не мог забыть, стереть из памяти ту порочную связь. Она беспокоила, будто что-то не довершено. Долго проворочавшись в постели, мастер задремал. Однако внезапно вспыхнул ночник, и пришлось повернуться. У него на кровати сидел Лис, не мерещился же он. — Добрый вечер, Лоуренс, — промурлыкал. — Что случилось? — не понял мастер, сонно прищурившись. — Разве должно что-то случиться, чтобы тебя навестить? — Лис склонился над ним, почти касаясь губами. Его прохладные пальцы мягко заскользили по телу Лоуренса, расстёгивая пижаму. С себя он уже успел скинуть рубашку. — Что ты делаешь? — А ты не знаешь, Ларси? — он сел сверху, обхватив бёдрами, и теперь оглаживал мастера ладонями, щекоча ногтями самые чувствительные места. — Хочешь меня? Его глаза мерцали зеленью при тусклом свете ночника, неожиданно широкая улыбка показалась маньячным оскалом голого черепа. — Ты сошёл с ума! Но он и завораживал своими ласками, соблазнял, гася все порывы к сопротивлению. Хотелось просто отдаться на волю его влекущих рук. — Возможно, — Лис опять наклонился совсем низко, лизнул острым кончиком языка в уголке его губ и, медленно выпрямившись, провёл пальцами около его плеч, словно намечая линии отреза. — Ты боишься, Ларси, того, что ещё не совершено? Лоуренс закрыл глаза. Пусть делает, что хочет. Ему удавалось оставаться сравнительно безучастным, пока Лис нежил его мужской орган волнующим ртом, возбуждая до умопомрачения. Но когда, уже обнажённый, он дразнил, отирался по его члену, истекающему от желания, пропуская между ягодиц и выскальзывая, Лоуренс не выдержал. Схватил его за бёдра, прервав эту пытку, и насадил на свой торчащий кол, почти сразу до основания. Лис выгнулся, стиснув и лаская собственный напряжённый член, наконец с его холодных губ сорвался стон страсти. Это заводило больше прикосновений. Предоставив двигаться ему самому, мастер трогал его доступное, гибкое тело, терзал острые соски, вырывая новые будоражащие стоны. И не сводил с него глаз, истомлённого, податливого; видел, как искушающе проскальзывал кончик языка по его чувственным губам. Лис будто танцевал, сидя, всё более ускоряясь, ни разу не сбившись со своего ритма. Это был дурманящий танец змеи под дудку факира, только быстрый, очень быстрый, сводящий с ума. В какой-то момент Лоуренсу показалось, что он вдруг соскочит, оставив изнывать в неудовлетворённости. И с силой сжал ему бёдра, в попытке удержать. Лис тихо хихикнул. — Нет, Ларси, ты всё получишь до конца… — в обольстительном шёпоте губы скользнули по губам. Лоуренс выпустил его, снова сомкнув тяжелевшие веки. Оставалось недолго. Негромкие вскрики сквозь рваное дыхание, и движения, ставшие резкими, неровными. Часто пульсировало внутри, мастер даже не почувствовал, как ему на грудь выплеснулось, обожгло брызгами чужое семя. Он и сам кончил бурно, с затяжным стоном, инстинктивно толкаясь чреслами. Он не помнил, не воспринимал, когда и куда девался от него Лис, что он делал. Только через ватный туман мёртвый голос: — Ты ведь этого хотел. Мы в расчёте, Лоуренс. Он исчез, растворился тенью в серых сумерках утра, будто его и не было. Лоуренс постепенно приходил в себя. Первая осознанная мысль проявилась неожиданно ясно: «Дурак. Свалил свои проблемы на луноволосого стажёра, и его же в них обвинил. Не сдерживал эмоций, потом не нашёл момента подойти к его приятелю, и будто Лис в этом виноват. Собрал в нём все страхи, пугаясь собственной тени, желаний… Какой я дурак!» — засмеявшись нервно, прерывисто, Лоуренс уткнулся в подушки. И отпустило всё, что томило долгое время, принеся покой и вернув разум. Надо встретиться с Отелло, вероятно, он просто растерялся. Сам ввёл его в смущение своим поздним визитом…*******
Обежав весь штаб в поисках приятеля, Отелло нашёл его за столом в буфете. И застал его за тем, что с помощью ножа и вилки Лис препарировал кусочки запечённого угря, очень вкусного, между прочим, выложив их в линию у себя на тарелке. Отелло вздохнул, мысленно закатив глаза. — Это похоже на змею, — вымолвил Лис. — Но это рыба. Ты никогда не видел угря? — мягко ответил Отелло. — Помнишь, нас учили: суть вещей часто не то, что видится. — Я хотел попробовать. Наверное, чего-то не понимаю… — растерянно сказал Лис, по-прежнему глядя на своё распотрошённое блюдо. В некоторых бытовых ситуациях приятель был совершенно непостижим. Если не успел сдать рубашку в прачечную, то он убьёт вечер на поиск и пришивание отлетевших пуговиц — вместо того, чтобы подождать до утра, хотя всё равно не наденет уже ношеную. Он мог спокойно спать на голой сырой земле, но не ляжет на несвежую постель. Правда, в его комнате самая аккуратная и всегда чистая постель на всём этаже, как фиксировали проверки. Вот и сейчас, он не станет есть, но не озаботится иным блюдом: зачем, если еда уже взята. — Может быть, лучше кролика, тушёного с овощами? — осторожно предложил Отелло, ловко убирая от него тарелку. — Пожалуй, — провожая её глазами, проронил Лис. Через несколько минут они оба с аппетитом ужинали, каждый своё. — Лисёнок, ты извини меня. Вспылил… Я был неправ, — признал Отелло свой вчерашний выпад после игры. — Что такое, Тиль? — приятель задержал на нём взгляд, внимательный и спокойный. — Ты скучаешь по Лоуренсу. Что мешает тебе приходить к нему, как обычно? Будут у него вопросы, тогда ответишь. Пока их нет, зачем надумывать. — Но… как же ты? — Отелло медлил. — Я?.. Глупость какая-то, — Лис хихикнул. — У тебя вечность впереди. А ты дал обет провести её со мной, потому что между нами случилось что-то слишком приватное? Признаться, Отелло опасался, что теперь, однажды его заполучив, приятель начнёт его домогаться, и он не сможет отказать. Но всё шло по-прежнему, они так же виделись, проводили вместе какое-то время. Лис не делал никаких сомнительных намёков, будто и не тискались друг с другом, а ему самому ничего такого не надо. Отелло сам не утерпел. Все эти переживания довели до крайностей, хотелось забыться и расслабиться. И — вот о чём Отелло не предполагал — напрямую потребовалось скинуть внутреннее напряжение, внутри пекло и зудело, а случайно задетый член всякий раз напоминал о себе, окончательно раздражая. Отсюда родом все его приступы злости и перепады настроения. Лишённый покоя, измученный лаборант не знал, к кому, как с этим сунуться. А сейчас наткнулся на беглый взор приятеля, только переступили порог его «норы». И припечатал его к стене, чего от себя не ожидал. Тут же попался в кольцо рук, вовлечённым в горячий поцелуй. — Тебе тоже хочется?.. — смятенно спросил Отелло. — Очень… — Лис утащил его к кровати, посадив себе на колени. — Просто… не хочу привязывать тебя к себе как к любовнику… Ну, случилось, и случилось. У всех бывает, — шептал горячечным бредом, а руки обоих торопливо блуждали по телу, снимая ненужную одежду. Это было стремительно, точно в лихорадке. Отелло опомниться не успел, как оказался нагишом, прижатым спиной в постели. Лис нависал сверху, закинув его ноги на плечи, и уже проталкивался в него, наскоро смазав свой распалённый орган. Застонав, Отелло толкнулся навстречу, вцепившись руками в простыню. Сквозь распирающую боль, жгучее трение плоти в подёргивании внутренних мышц доставляло облегчение. Те же пересечённые пряди, свесившиеся на лицо напротив, теперь не смущали угрозой. Отелло блаженно улыбнулся, увлажняя языком пересохшие губы. Лис целовал его, ловил его рот в такт движениям. Когда он задевал самую чувствительную точку внутри, добавились рывками нахлынувшие волны жара. От судорожной пульсации собственного органа Отелло ощущал растекающееся наслаждение. Лис со стоном, полным облегчения, ткнулся в него лицом. «Голова кружится», — всхлипнул сквозь неожиданный короткий смех, почти счастливый. Приклонив к себе, Отелло гладил его серебристые волосы, успокаивая. Стало легко и спокойно, только ещё неуловимым следом уходящего экстаза сохранилось волнение, как в предвкушении чего-то хорошего.*******
После работы бредя по коридору, в одной из рекреаций Лоуренс застал двоих приятелей, играющих в пинг-понг. Они прервали игру, когда мастер остановился рядом. Переглянувшись с Отелло, Лис молча ушёл, подкидывая шарик на ракетке, деликатно оставил знакомых наедине. — Может быть, зайдём ко мне на чашку чая? Давно не виделись, — сказал Лоуренс. — Я хотел заскочить к тебе в мастерскую, — смутившись, признался Отелло. — Но ты ведь ещё не был у меня дома, — улыбка пряталась под жёсткими усами. Отелло улыбнулся в ответ и кивнул. Мастер бережно приобнял его, уводя с собой.*******
А Лис… А что Лис? Он образцовый мрачный жнец: без сожалений отнимает душу от умирающего тела, но может и исцелить. Ему не бывает больно. Он мёртв.