Друг мой, Зорро

* * *       Шум и грубые крики выкатились на площадь из высокой арки. Женщина бежала по проходу и распласталась на мостовой, сбитая метким камнем. Несколько парней, почти догнавших ее, радостно и зло загалдели. Диего узнал Пилар Ромеро, но сейчас в ней не было ничего французского. Черные волосы растрепались, гладкий лоб пересекли ссадины и грязные полосы, широкая юбка снизу разодралась, обнажив одну босую ногу почти до колена.       «Бернардо это очень не понравится!» – С тяжким вздохом и предчувствием, что нашел себе новые неприятности, Диего подошел к Пилар и загородил ее от преследователей.       – Уйди с дороги, парень!       Предводитель ватаги остановил резким жестом остальных и подкинул в руке увесистый булыжник.       – Нет.       Парни недовольно переглянулись, подвигаясь ближе.       – Убила она кого-нибудь? Ранила или предала?       – Всех нас предала, – сплюнул вожак. – Французская потаскуха!       – Да этот хлыщ тоже офранцуженный! – высокий голос одного из мстителей всколыхнул ватагу. – Я видел его в казино с габачами. Много раз.       – Помогите, дон Виктор... пожалуйста... – Проскулила Пилар. – Они убьют меня.       – Дон Виктор? – подошедший Антонио, которому так и не удалось поздороваться с другом, помог девушке подняться. – Что здесь происходит?       Диего поднял руку и покачал головой, взглядом и всем своим видом прося его не вмешиваться.       – Вы правы, сеньоры, – спокойно обратился он к ватаге. – Поведение сеньориты Пилар достойно всякого порицания. И хотя вы ошибаетесь, считая меня офранцуженным, но... я не могу безучастно смотреть, как убивают испанку. Я не дам вам этого сделать.       Парни переглянулись. Вожак смерил взглядом высокую, крепкую фигуру Диего, заметил рукоять навахи за поясом, к которой нежданный защитник даже не притронулся, взглянул на Антонио. Затевать драку на центральной площади явно не входило в его планы.       – Оставьте ее, – примирительно добавил Диего. – Уверен, она и так уже полна раскаяния и смирения.       – Это Пилар-то полна смирения? – внезапно захохотал предводитель. – Ладно, пусть живет. Пока. Но берегитесь – вы оба! Офранцуженным не место в Саламанке.       Он махнул рукой, и недовольная ватага покинула арку. Диего обернулся к Антонио и Пилар, которая пыталась хоть как-то привести в порядок юбку и волосы.       – И они хотели расколотить камнями такую красоту? – приветливо улыбнулся девушке Антонио. – Варвары! Это все равно что разбить вдребезги изысканную вазу.       Пилар хмуро смерила его взглядом, потом протянула руку в сторону улицы:       – Смотрите!       Приятели обернулись, но ничего не увидели. Зато услышали звук улепетывающих босых ног. Пилар испарилась.       – Вот чертовка! – восхищенно засмеялся Антонио. * * *       Они нашли небольшой кабачок с приветливым хозяином неподалеку от площади и устроились за дальним столиком, где никто не помешал бы им отметить встречу и свободно поговорить.       – Вот так дела... – протянул Антонио, когда Диего объяснил ему историю с Пилар и за что ее преследовали. – Я думал, что Саламанка уже свободна от французов и от войны. Но кое-кто здесь все еще сражается. С женщинами!       – Не только с ними, Тоньо. Тот парень верно сказал, что офранцуженным в Саламанке не место. Да и вообще в Испании. И хорошо, если они попадут на настоящий суд, а не в руки таких вот разгневанных патриотов. У этой войны будет долгое эхо...       Диего уставился в стол, забыв о кружке с вином. Взгляд его был тревожен.       – Но почему эти головорезы назвали офранцуженным тебя? А сеньорита Пилар – доном Виктором? Что с тобой случилось? Я думал, ты учишься в Мадриде, и никак не ожидал встретить тебя здесь.       – Мадрид? – поднял голову Диего. – Почему Мадрид? Как ты вообще мог ожидать меня встретить?       – Э, нет. Сначала ты рассказывай, – засмеялся Антонио. – Чувствую я, что твой рассказ будет гораздо более захватывающим и интересным!       – Хорошо, – грустно улыбнулся Диего. – Но все же: почему Мадрид?       – Дон Алехандро сказал моему отцу, когда мы были у вас проездом, что ты уехал учиться в Испанию.       – Отец так сказал?.. – Диего задумался.       – Не тяни, рассказывай, – подтолкнул его Антонио.       – Я... правда в том, что я уехал без дозволения отца. Воевать, а не учиться.       – Но дон Алехандро...       – Ему нелегко признать сына беглецом, – мрачно пояснил Диего.       – Так он ничего не знает о тебе?       Диего молча покачал головой. Ему было мучительно стыдно. Снова. Сколько же ошибок он совершил, сколько порывистых и необдуманных поступков. Антонио внимательно вгляделся в лицо друга и успокоительно похлопал его по плечу.       – Напиши ему.       – Что? – не понял Диего.       – Да все. Что ты жив, здоров и сожалеешь о побеге. Он ведь тревожится, наверное.       Диего откинулся на спинку стула, восхищенно глядя на Антонио. Так просто. Как он сам об этом не подумал?       – Значит, тебе довелось повоевать? Вот здорово!       – Не совсем, – улыбнулся Диего. – Но мирной мою жизнь никак не назовешь. Партизаны, французы, разбойники. И не всегда отличишь одних от других. Знаешь, я нашел здесь родню по линии матери. И мой кузен Виктор – отличный парень и бравый солдат – попросил меня заменить его в университете, пока он воюет.       – Вот это да! – Антонио бухнул кружкой о столешницу. – Да ты настоящий авантюреро. Но я тоже стану военным. Отец отправил меня в Мадрид, чтобы подготовить к битвам с мексиканскими повстанцами.       – Я слышал, что Мексика бунтует, – нахмурился Диего. – Все так серьезно? А Калифорния?       – За своего отца не волнуйся. У вас, как всегда, тихое, сонное царство. Не удивительно, что ты оттуда сбежал. – Диего поморщился, но Антонио не заметил этого. – Послушай, поедем со мной в Мадрид? Отучимся и вернемся на родину. И твоему отцу не придется снова врать о твоем местонахождении.       Диего задумался. Вряд ли Виктору так важно, чтобы он учился именно в Саламанке.       – Я должен поговорить с профессором Пелаэсом. Он в курсе нашего договора с кузеном и ждет меня. Я встречусь с ним завтра и тогда отвечу тебе, дружище.       – Вот и ладно, – Антонио махнул рукой хозяину, чтобы тот принес еще бутылку. – Скажи, Диего, а здесь все девушки такие хорошенькие, как Пиларита? Я не собираюсь покидать сей приветливый городок, не познакомившись с парой-тройкой отзывчивых горожанок. Ты со мной?       Диего улыбнулся и снова задумался. * * *       Когда старый, едва ковыляющий слуга проводил Диего в кабинет дона Бартоломе, тот сидел за столом и что-то сосредоточенно писал. Не решаясь отвлечь его, Диего осмотрелся. Он уже был здесь два или три раза, когда навещал Виктора, но каждый раз настолько второпях, что и не помнил, как выглядел кабинет профессора.       А посмотреть было на что. Тяжелая темная мебель, покрытая искуснейшей резьбой, старинная, но прекрасно сохранившаяся. Большой глобус в нише у окна, подсвеченный коваными бра. Медные таблички на стене с изречениями на испанском, латыни и каком-то непонятном языке. Шахматный столик с ножками в виде изящных женских крылатых фигур. Кресло на львиных лапах, обитое мягкой кожей. И книги. Много... очень много книг. В шкафах, на подоконнике, на диване, на полу – везде. Диего всегда считал, что у них дома хорошая библиотека. Одна из лучших в Калифорнии, как говорил отец. Но по сравнению с кабинетом дона Бартоломе вся их коллекция выглядела... несерьезной.       – Это книги из колледжа Санта-Мария де Лос-Анжелес, – не поднимая головы четким, звучным голосом произнес профессор. – Нам очень мало удалось спасти после того, как его библиотеку разграбили французы.       – Они забрали книги?       – Тысячи книг. Мы пока еще только пытаемся осознать потери, – профессор оторвался от письма и поднял усталые глаза.       – Это философия учит читать людские мысли, дон Бартоломе? – мягко улыбнулся Диего. – Как вы догадались о чем я думаю?       – Философия учит ум трудиться, а глаза не только смотреть, но и видеть.       – Но вы не смотрели на меня, вы писали.       – Откуда вы знаете, дон Диего, если разглядывали не меня, а мою скромную обитель? – профессор усмехнулся. – У вас неплохой ум, юноша. Изучение философии сделало бы его блестящим, но подозреваю, что вы бы предпочли военный колледж, как ваш кузен, дон Виктор. Впрочем, сейчас говорить об этом рано. Занятия начнутся только в октябре и лишь при условии, что нам удастся собрать достаточно учеников, учителей и денег. К тому же первый год вы будете изучать элементарный курс – с основами искусства, риторики, логики, математики...       – В октябре, дон Бартоломе? – удивленно прервал его Диего. – Но Виктор сказал...       – Дон Виктор сказал вам то, о чем я его попросил, – отрезал профессор. – Мы и так потеряли в этой войне слишком много студентов. И учителей тоже. Саламанкский университет, несмотря на всю былую славу, уже не один десяток лет переживает не лучшие времена. Я боюсь, что эта война станет для нас катастрофой, от которой мы не сможем оправиться.       – Это печально, сеньор, но чем я могу помочь целому университету?       – Для нас сейчас любая помощь будет важна. Даже если она кажется вам ничтожной. А у вас неплохой ум, дон Диего, как я уже сказал. Вы могли бы принести ощутимую пользу своему университету.       – Своему... сеньор профессор, это то, о чем я хотел поговорить с вами. Я встретил своего друга и земляка, который приехал в Испанию, чтобы учиться в Мадриде. Он зовет меня с собой.       – В Мадрид? – профессор вздохнул. – Как друг вашего кузена и, надеюсь, ваш тоже я могу только поддержать эту идею. Сейчас мадридский университет в лучшем состоянии, чем саламанкский. Там по крайней мере колледжи не разламывали по камням и не взрывали. Но как профессор и, возможно, ваш не состоявшийся учитель я буду весьма скорбеть об этой потере.       Диего задумался, подойдя к окну и взглянув на золотистые стены университета и соборов.       – Вы, правда, сеньор, считаете, что от меня будет больше пользы здесь?       – Для Саламанки? Несомненно. Я, дон Диего, привык высказывать именно те мысли, что думаю. Не в последнюю очередь благодаря университету и философии. * * *       Занятие, которое дон Бартоломе нашел для Диего, потребовало от юноши героических усилий: и в умственном, и в физическом плане. Дон Мартин де Инохоса, еще недавно бывший вторым алькальдом города, а ныне назначенный ректором университета, поставил перед оставшимися в живых профессорами и докторам сложнейшую задачу – провести полную ревизию зданий, библиотек, учебных материалов, денег, а также самих учителей и учеников. Он готовил учебные планы на ближайший год, но понятия не имел, с чем ему придется иметь дело. Никогда раньше ученым мужам не приходилось иметь дело со столь обыденной материей. Но война уже многих приучила браться за странные, непривычные и кажущиеся невозможными дела.       Дон Бартоломе попросил Диего сопровождать его в многочисленных осмотрах, проверках, пересчетах и переписях. Они потратили на это большую часть лета, встречаясь на рассвете и расставаясь за час до вечерни. Профессор предложил Диего комнату в своем доме, чтобы тот был всегда под рукой, но Диего не хотел расставаться с Антонио, поселившемся в той же посаде. Он договорился с профессором, что переедет к нему, когда Антонио отправится в Мадрид. Учеба там тоже начиналась осенью, и молодой мексиканец решил оставшееся время провести в Саламанке, развлекаясь вместе с другом.       Итак, Диего вставал на заре и, едва перекусив, отправлялся к профессору Пелаэсу. Он обошел с ним полгорода, узнал и запомнил многие улицы и переулки. Осмотрел развалины десятка колледжей и побывал в нескольких уцелевших. Познакомился с другими студентами, также помогавшими профессорам и городским чиновникам. Иной раз находилось дело не только для цепких глаз и выносливых ног, но и крепких рук. Разбором руин и завалов тоже занимались студенты.       Вечером Диего провожал профессора до дома и каждый раз отказывался зайти и поужинать, потому что его ждал Антонио. И начиналась вторая часть напряженного и хлопотного дня. Антонио то устраивал пирушку прямо в посаде, то вытаскивал друга на новый городской осмотр – теперь уже питейных заведений и публичных домов. Девушки, особенно хорошенькие – это было его страсть. Он находил их повсюду: в трактирах, на рынках, в лавках и парках. И ни одна вечеринка с Антонио не обходилась без парочки милых и задорных девиц.       Сначала Диего держался с ними вежливо и прохладно. Но усталость и одиночество брали свое. К тому же устоять перед весельем, которое устраивал Антонио было невозможно. Он подтрунивал над скованностью приятеля, а когда тот признался, что любит девушку из Аранхуэса, легко рассмеялся:       – Только одну? Ладно, ладно, я понял. Это великая и пламенная страсть. Но, друг мой, пусть она останется у тебя в сердце и для сердца. Посмотри, сколько здесь хорошеньких девочек. Их хватит и для твоих глаз, и ушей, и прочих частей тела. – И, сделав испуганные глаза, прошептал: – Ты же не собираешься помереть девственником?       – Но я не... – возмутился Диего. Однако Антонио не дал ему договорить, снова веселясь:       – Даже если и был у тебя раз-другой, этого мало, чтобы познать женщину!       – Какую женщину? – ошеломленно спросил уставший Диего.       – Женщину вообще, как таковую. Если хочешь, в философском смысле. В конце концов, посмотри на это дело под другим углом.       – Под каким же?       – Ты сказал, что в Саламанке ты не Диего, ты замещаешь своего кузена Виктора.       – Так и есть.       – Вот и пусть замученный профессором Диего идет спать, а мы с «доном Виктором» отправимся на вечернюю прогулку. Как думаешь, «Виктор» не будет возражать?       Диего не нашелся, что ответить. Антонио прав, Виктор не возражал бы. Но он-то не Виктор! Впрочем провести время с другом – еще не преступление. Пусть даже и с хорошенькими девочками. Они ведь, и правда, хорошенькие...       Однажды им во время этих ночных похождений снова встретилась Пилар Ромеро. Увы, встреча оказалась не слишком приятной для Антонио.       Было уже довольно темно, они шли по пустынной улице, Антонио наигрывал на гитаре и негромко подпевал. Это был один из его тысячи способов найти себе подружку. И в самом деле вскоре в одном из переулков мелькнула женская фигура и показалась тонкая рука, поманившая их за собой. Антонио закинул за спину гитару и нырнул в темноту. Диего чуть задержался и вдруг услышал сдавленный вскрик и шум падения. Он прижался к стене, выхватил из-за пояса нож и стал шаг за шагом пробираться по переулку, пока не наткнулся на лежащего на земле Антонио. К счастью, тот был жив, но не вполне в целости. Какие-то разбойники огрели его по голове и забрали кошель с монетами.       – Хорошо, что я взял только мелочь на развлечения, а остальное оставил трактирщику, – с трудом поднимаясь, пробормотал Антонио. – Чертовка Пилар, ну попадись она мне снова! * * *       Бернардо вернулся недели через две. И был крайне удивлен переменами, произошедшими с его другом. Его суматошной, хлопотливой деловитостью днем и бурными развлечениями ночью. Сидя рядом с Диего в таверне, где Антонио снова развлекался, Бернардо негромко заметил, что видел Анабель в Аранхуэсе. Диего смутился и перестал обнимать девушку, которая сегодня разделяла с ними веселье.       – Как она?       – Не сказал бы, что выглядит счастливой, – ответил Бернардо, пристально глядя на друга. – Но большего я не знаю. Видел мельком возле их дома, а заходить мне не хотелось, будут расспрашивать про Виктора и про тебя. Я даже не знаю, что им сказать, вы же такие авантюристы.       Диего нахмурился, а изрядно захмелевший Антонио заявил:       – Если бы я не пообещал отцу выучиться на офицера, я бы занялся совсем другой наукой. Самой прекрасной из всех наук – наукой любви! Я бы стал настоящим профессором, а вы, невежды, внимали бы мне, открыв рот и затаив дыхание!       – Наука любви... чтоб ты понимал, мальчишка... – пробормотал Бернардо и чуть громче добавил: – Наука любви познается не в публичных домах. Ее скрижали начертаны острой иглой в глубине сердца.       Диего посмотрел на него с внезапной заинтересованностью:       – А что ты делал в Аранхуэсе? И что задержало тебя? Я думал, ты вернешься быстрее.       – Я хотел кое-что увидеть снова, – неопределенно ответил Бернардо, с невнятной тоской вспомнив статую, поразившую его сходством с Фелипой. – А потом я заехал в Мадрид.       – Зачем?       – Хотел разузнать про наших с тобой общих знакомых – Марселу и Даррагона.       – Узнал? – встревожился Диего.       – Нет. Мне сказали, что вероятнее всего они в Вальядолиде, вместе со всем двором Жозефа Бонапарта. Но точно не знает никто.       – Возможно, мы их больше не увидим, – задумчиво сказал Диего. – Если союзным войскам удастся одолеть в этот раз французов, то и Даррагон уйдет за Пиренеи. А Марсела...       – Марсела уйдет вместе с ним, – мрачно и твердо буркнул Бернардо. – Но я не могу отпустить его.       – Что ты задумал?       – Съезжу в Вальядолид, разведаю там немного.       – Один, без меня? К французам?       – Я буду очень осторожен и не стану предпринимать ничего серьезного. Съезжу, узнаю и вернусь. Обещаю, Диего.       – Плохая идея, очень плохая и опасная, – покачал головой тот.       – Мне все равно нечем заняться в Саламанке, amigo. Я не стану понапрасну рисковать, но сидеть сложа руки выше моих сил.       – Ладно. Но имей в виду, если ты через пару недель не вернешься, я пошлю к чертям учебу и отправлюсь на твои розыски.       – О, нет. Саламанку не постигнет такая потеря, – улыбнулся Бернардо. – Я возвращусь вовремя. * * *       Во время дневных трудов вместе с профессором Пелаэсом Диего видел и замечал не только разрушенные здания, дома, монастыри. Но все чаще он думал о том, сколь разрушительна эта война оказалась в жизнях и душах людей.       Профессор рассказал ему, что Сламанка переходила из рук в руки не один раз. В прошлом году Веллингтон уже освобождал ее, одержав одну из своих знаменитых побед у Арапилей. Горожане решили, что французы ушли навсегда, и проявили отнюдь не лучшие человеческие качества, издеваясь над оставшимися французскими ранеными. Их не кормили, срывали повязки, унижали. А потом французы вернулись... месть их была страшна и жестока. Грабежи, насилие, разрушения и бесконечные пьяные дебоши. Королю Жозефу даже пришлось отвести часть войск из города в окрестности, чтобы не уничтожили Саламанку полностью.       Рассказ дона Бартоломе, даже по-профессорски сухой и лаконичный, ошеломил Диего. Он уже видел на что способны войска и партизаны. Но такого кровавого круговорота мести и насилия он даже представить не мог. И главное, что с уходом французов цепь мести не прервалась. Ему уже довелось натыкаться и на повешенных с надписью «Предатель» или «Офранцуженный», и на разбитые лавки, и на призывы сообщать властям об изменниках.       Он сам давно сменил французский костюм на дешевую испанскую рубаху и короткие штаны, перестал ходить в казино и почти всегда был в обществе профессора, учителей и студентов. Его больше не подозревали в связях с французами, но все же на душе у него было неспокойно. Не за себя, а за тех, кто примкнул к французам из страха, бедности или слабости. Настоящие офранцуженные, искренне поддерживавшие их идеи и реформы, ушли вместе с войсками Наполеона. Те, кто остались, были мало виновны в предательском грехе, но именно они испили всю чащу народного гнева и мести.       Диего попытался обсудить свои сомнения с доном Бартоломе. Тот внимательно выслушал его, но отвечал очень неохотно. Диего решил, что слишком свежи были его воспоминания о тех ужасах, что творились здесь в последние годы. Но однажды профессор признался, что до войны и сам был офранцуженным. Он был необычайно воодушевлен и французской революцией, и либеральными идеями. Он надеялся, что Испании удастся ступить на тот же путь, но не столь кровавый и тяжелый. Империя и война разрушили многие его надежды и мечты. Многие, но не все. Была еще Кадисская конституция, были кортесы, были люди, толкавшие страну вперед.       Диего понял, что профессор не считает офранцуженных предателями. Но про самих французов вспоминает с ожесточением. Это было внове для него. До сих пор для него офранцуженный означало ровно то же, что изменник, шакал, чакон. Но все оказалось сложнее. * * *       Бернардо вернулся, как и обещал, через две недели, так ничего и не узнав. Даррагон и Марсела словно испарились. Впрочем, король Жозеф тоже не задержался в Вальядолиде.       За лето Веллингтон отогнал французов к самым Пиренеям. Он одержал победу при Витории, осадил и захватил Памплону. Генерал Суше оставил Валенсию. Только Сен-Себастьян еще удерживал осаду. Остальные французы покинули Испанию, бросив значительную часть награбленного.       Газеты день за днем приносили радостные вести о победах и освобожденных испанских землях. Узнав о падении Памплоны, Бернардо вновь попытался завести разговор о Даррагоне и сокровищах де ла Крусов, но Диего не стал его слушать. Что толку в планах и мечтах, если родовая шпага и стрела пропали вместе с Даррагоном? Где его теперь найдешь? Не идти же за ним во Францию. Бернардо хотел поспорить, но видя, как Диего устал от своих ревизий, махнул рукой.       Антонио тоже воодушевился победами англо-испанского оружия и засобирался в Мадрид. Диего решил учиться в Саламанке, и друзьям пришлось расстаться. Они договорились встретиться на рождество или в крайнем случае на пасху. Накануне отъезда, Антонио по привычке закатил пирушку. Диего написал отцу письмо, хотя это далось ему совсем непросто. Он исчиркал кучу строк и измял гору бумаги, пока смог найти подходящие слова. Слова любви и сожаления. Он отдал письмо Антонио, чтобы тот отправил его из Мадрида, но был не единственным, кто использовал его как почтовую службу. Дон Бартоломе, узнав, что приятель Диего отправляется в столицу, попросил захватить послание для знакомого учителя. Диего передал Антонио и это письмо. На мгновение вздрогнув, когда увидел на конверте «Сеньору Л...» Это оказался всего лишь сеньор Лопес, когда Диего вчитался в витиеватый почерк профессора, но все же воспоминание о сеньоре Леонесе заставило его похолодеть. Бежал ли он с французами или скрывается и все еще строит коварные заговоры?       Война уходит, но сколько тайн после нее остается...