За руку с Тьмой

Никогда Азирафаэль еще не был так близко к провалу. Никогда до этого он не испытывал того, что испытывал сейчас - ужасающее чувство утраты, что монстром вело самими ногтями по его телу, разуму, душе... Он давно уже свыкся с той мыслью, что Земля безнадежно утонет в огне возмездия. Пока Кроули не стал объяснять ему всю трагичность ситуации, ангел и не подумал бы что-то менять. На самом деле он много раз задавался вопросом Как я вообще согласился на такую авантюру?. Сделано это было вовсе не из-за эгоистичных идей о сохранении тех самых ресторанчиков и красивых парков, чем он оправдывался ранее. По крайней мере, перед собой уж точно. Пока четко и ясно не осознал, что боится он вовсе не этого. Когда Змей так отчаянно желал затащить его подальше от всей этой войны, прямиком к звездам, к бесконечности, он не соглашался потому, что ему не позволял страх. К тому же, собственные принципы комом в горле встали, не позволяя произнести заветное Я согласен. А так до безумия хотелось. Так хотелось, чтобы их оставили вдвоем, без обязательств, правил и страха перед наказанием. И что бы делал Азирафаэль тогда? Ох, а он делал бы многое. Он мог бы безо всякого стеснения смотреть в чужие глаза. Для всех они были грешными, в них плясали черти, хотя, что уж тут скрывать - принадлежали они тоже, конечно, существу похуже тех же самых чертей. А ему они казались нездорово-человеческими. Почему нездорово? Потому что это пьянило его, завлекало, манило к себе, но это не дьявольской искушение, где в радужке видны грех и лукавство. Это что-то теплое, что-то светлое и такое родное. Азирафаэль видел много ангелов и демонов, но он не может вспомнить ни одного, у кого внутри жило бы такое тепло. Он бы мог бесконечно водить рукой по рыжим волосам, мог бы зарыться в них пальцами, не боясь, что кто-то увидит это и жестоко накажет. О нет, Азирафаэль не боялся своей кары. Он боялся, что тронут Кроули. Почему-то ангел был уверен, что он бы лежал на его ногах с расслабленной, лениво улыбкой, и наслаждался бы точно так же, как и Кроули этому моменту. Но было одно НО. Азирафаэль был загнал в темницу собственных убеждений, и он никак не может разрушить эти железные оковы. Каждый раз, когда Кроули обращался к нему не по имени, а просто зовом Эй, Ангел!, он словно острым ножом прорезал на сердце Святого рану. Этим самым он как будто раз за разом напоминал Азирафаэлю причину, по которой его рука не коснется чужих волос так, как хочет именно ее хозяин. Потому что... — Я ангел, а ты демон! Между нами не может быть ничего общего! Ты мне даже не нравишься! — Нравлюсь! Тут Кроули немного ошибся. Вернее, он описал не полную картину происходящего. Он не просто нравился Азирафаэлю. Ангел бредил им, постоянно утопая то в своих рассуждениях, то даже в сладких мечтах, иногда таких грешных и распутных. Азирафаэль никогда бы не подумал, что в смущении и страхе будет онанировать, и жаркие фантазии вдруг сорвут с его губ одно единственное имя. — Кроули!.. А-ах! Кроули, в свою очередь, испытывал примерно то же. Правда он хотя бы не обманывал сам себя и не ходил вокруг собственной проблемы, не зная, как поступить с ней, чем занимался Азирафаэль. Он и проблемой это особо не считал, вернее сказать, просто привык. Азирафаэлю он ничего не говорил по тем причинам, что вовсе не желал чужого падения. Кроули любил людей, а для демона это непростительно. Кроули любил одного, очень родного и особенного ангела, а это... Это уже стало для него нормальным. Свою любовь он проявлял без лишних слов и внимания. Например тем, что всегда явится к Азирафаэлю в нужный момент и в нужном месте, чтобы помочь своему другу. Или, возможно, никто этого и не заметил, но в присутствии ангела Кроули старался вести себя более сдержанно, может даже мягко, и он не мог позволить те грехи и распутство, которые позволял себе обычно. Если бы Азирафаэлю вдруг захотелось бы, чтобы персиковое дерево дало яблочный плод, то Кроули стал бы орать на бедное растение ровно до тех пор, пока оно не породило бы яблоко, и ему было бы плевать что он делает и ради чего именно. Ради чужого одобрения? Да никогда Кроули таким заниматься не будет. Но вот сорвать с тонких губ светлую и наивно-детскую улыбку — ради этого он добивался бы невозможного. Хотелось с безумной жадностью впиться в эти тонкие ангельские губы, но Кроули останавливали не принципы. — Завязывай с ангелом, ничего хорошего из этого не выйдет. Только не говори, что вы с ним друзья. — Дружба Между нами невозможна. С другой стороны, я не вижу ничего плохого в том, чтобы ангел ко мне тянулся. Вельзевул поставил бокал, наполненный шампанским на стол и озарил Кроули своим извечно скептическим, недоверчивым взглядом. — Почему ты так считаешь? — Вдумайся: для него это будет считаться нарушением закона. От него отвернутся все его собратья. Что может быть лучше, чем новобранец в наших рядах? Сильный, знакомый мне, и я буду знать, что он не предаст. Он мог бы перейти... на нашу сторону. Что скажешь, Вельзевул? Демон задумчиво хмыкнул и качнул головой. — Ты такой гад, Кроули. Ты мне этим нравишься. Подставить собственного товарища, который тянет к тебе руки, сделать из него грешника... И не стыдно тебе? — было видно, что Вельзевул заинтересован, причем какая-то особая дикость появилась в его взгляде, что несколько насторожило Кроули. — Из-За тебя его крылья окрасятся во тьму. Ты же помнишь, какого это... стать падшим? Кроули помнил. Он бы никогда не простил себя за то, что из-за его рук чужие крылья почернеют. Особенно он бы не простил себя, если бы это был его ангел, который явно не заслуживает тех мук, через которые Кроули прошел лично. Он заслуживает чего-то другого. Бесконечный запас книг, например, или кофеварку, которая будет делать все сама и не придется даже пальцем нажимать на что-то, что для Азирафаэля было бы далеким. У Кроули были простые, можно даже сказать приземленные планы на счет ангела. Он просто хотел быть рядом, и видеть эту мягкую, немного неловкую и смущенную улыбку, от которой самому хотелось бы улыбаться. — Странно, что они до сих пор ничего не предпринимают, — тон у ангела тревожный. Кроули смотрел на него, облокотившись на стену и внимательно изучал чужое поведение. А ангел думал: если высшие чины ничего не предприняли после неудачной казни, то... примет ли они хоть что-то, если ангел снова согрешит? А согрешить ему хотелось, особенно когда настроение у тебя игристо-винное. — Ты боишься чего-то? — его голос отдает чем-то сладким, будто бы Кроули и сам являлся вином в пиале, и ее хотелось испить, впустил демона в себя. — Мой милый ангел, ты можешь рассказать мне все, что тебя тревожит, ты знаешь об этом. Действительно может, и Азирафаэль знал об этом. Ведь Кроули никогда не станет смеяться над ним, унижать или даже презирать. Он никогда не отвернется от него, и Азирафаэль был в этом уверен на все сто процентов. И Кроули об этом тоже знал. Иногда даже Змею казалось, будто бы он словно на цепи сидит у ангела. Куда тот потянет — туда и он. Что скажет — то и сделает. Но Азирафаэль решил ничего не отвечать. Он тяжело выдохнул и поставил уже пустой бокал на полку рядом с собой, и просто решил перевести тему, ведь если начнет говорить, то это буде для него чревато. — Почему именно вино? — спрашивает вдруг ангел. — Мы пьем его так долго с тобой, но я только сейчас вдруг понял, что ничего другого мы, по сути, и не пьем. А за выпивку отвечаешь ты. Почему именно оно? — В вине тоска ищет облегчения, малодушие — храбрости, нерешительность — уверенности, печаль — радости. — Мистер Джонсон так же говорил, что в итоге все они находят там лишь гибель, — ангел разочарованно вздохнул. — Что для тебя значит гибель? — То же, что и для всех остальных. Когда ты умираешь, и остается лишь пустота. — Ты предотвратил Армагеддон, ты спас от гибели все человечество. — Это сделали мы, мой милый ангел. Без тебя я бы не справился. Кроули склонился над чужим бокалом, взял его в свою руку и поспешил налить еще вина. Бутылка была уже опустошена, но к счастью они с ангелом всегда знали где взять еще. Он отдал бокал в чужие руки, и, когда взгляды их на мгновение пересеклись, зацепившись друг за друга, Азирафаэль почувствовал какой-то жар. — Ты тоже можешь гордиться собой, ангел. Без тебя все эти ресторанчики бы... остались бы без постоянного клиента, — Кроули усмехнулся. — Извини, но здесь ты немного не прав. Я делал это не ради ресторанчиков. — А ради чего тогда, ангел? Снова Азирафаэль тяжело выдохнул. Кроули подошел к нему и навис сверху, вовсе не угрожая и ничего не требуя, но так он мог рассмотреть лицо ангела лучше, и, соответственно, его чувства тоже. Он знал, что когда Азирафаэль находится в замешательстве, то склонен привирать или давать неточные ответы, и теперь тоже демон видел, что тот смущен. А ему хотелось услышать правду. — Я делал это ради людей. — Да плевать ты на них хотел, причем еще больше, чем я, — Кроули недовольно сморщил нос, словно бы в отвращении, но ничего злого в этом не было. — Нет, я не говорю, что тебе прям совсем нет до них дела, но это явно не причина, по которой ты согласился пойти со мной. — А почему ты решил спасти Землю? — Я делал это ради тебя. Азирафаэль делает первый глоток вина, неотрывно глядя на Кроули. Они оба не ждали никаких ответов и расспросов, оба ничего не хотели больше говорить. И когда бледная рука опускается вниз за тем, чтобы поставить вино обратно, Кроули склоняется над чужими губами, но не целует. Он ловит пьяные нотки, а ангел чувствует, как комната наполняется настолько сильным, сладким запахом, что его уж точно не перепутать с игристым вином или одеколоном демона. Это была Любовь. — Я не сделаю это с тобой, если ты не захочешь. — Я боюсь. Азирафаэль тонет в своих чувствах, но он не может ничего сделать. Он не может поддаться вперед и наконец соприкоснуться своей душой с чужой. Параллельно со вспышками любви он всем нутром ощущал чужую боль. Кроули было больно, обидно до глубины души и так страшно... Он чувствовал отчаянье, и вскоре этот негатив приобрел свою физическую форму — по щекам потекли первые слезы. — Я не могу сделать тебя падшим. Я не способен на такое. — Я все понимаю. Кроули плакался ему в плечо, а ангел прижимал к себе родного демона, и, кажется, сам проронил несколько слез. Они оба понимали, что не могут нарушить закон и пойти еще дальше. Чтобы сделать это Азирафаэлю, ему нужна была поддержка, но демон не готов давать такую поддержку, он не желает чужой смерти. Ведь гибель Азирафаэля для него отражалась именно в качестве падения. Кроули сам считал себя давно погибшим, и он не может обречь своего ангела на такую боль. — Ты пахнешь любовью. — Я ненавижу любовь. — Не говори так, она прекрасна. — Что прекрасного в том, что я хочу поцеловать тебя, но не могу даже соприкоснуться с тобой губами? Хотя бы на мгновение?! Азирафаэль гладит чужие волосы, пока демон лежал головой в его ногах, кажется, успокоившись. Он все еще сжимал вторую руку ангела. Тот чувствовал, как близко дыхание Кроули находится к его коже, оно горячее и мягкое. Они сидели какое-то время в тишине, а пьяный ангел, позволив себе немного лишнего, теперь ласкал рыжие пряди так, как хотелось это сделать уже очень давно. — Кроули, у тебя есть мечта? — Да, но она никогда не станет явью. Ты знаешь о чем я говорю. Не вижу смысла вообще рассказывать друг другу о своих мечтах, они все равно никогда не сбудутся. — Ну... Азирафаэль сжал чужую ладонь своею, и мягко улыбнулся. Конечно, это не полная картина того, что он хотел, но, по крайней мере, одна его мечта уже сбылась.