Spellbound (Заворожённый)

      - Сражение проиграно, - Бонапарт избегал смотреть на Польнареффа. Ситуация была более чем непростой.       - Это сражение проиграно. Но сейчас всего три часа, и ещё есть время выиграть другое, - голубые глаза сверкнули уверенностью, и молодой генерал не заставил своих людей ждать приказа.       Войска перегруппировались на удивление быстро, и Жан-Пьер самолично повёл группу в контрнаступление. Он знал, что его солдаты пойдут за ним в любое пекло, и это не раз становилось причиной побед. И он не мог не чувствовать, что сегодня не будет исключений.       Он шёл в первой линии, своим примером и кличем зажигая сердца людей. Он знал себя, своё дело и свою цель, и просто не мог остановиться. Но пришлось, когда слух пронзил внезапный звон, напомнивший разом гонг и колокол. Все остальные звуки постепенно замолкали, оставляя лишь этот долгий, тягучий звон.       Он видел, как мимо него бегут его люди, отважно сражаясь. Видел облака дыма, вылетающие из дул мушкетов, но не слышал выстрелов. Видел, как падают раненые и погибшие, но не слышал ни криков, ни стонов. Видел брызги крови, но не чувствовал горячих капель кожей.       Взрытая сапогами и копытами земля ударила по коленям, чем несказанно удивила Польнареффа. Он опустил взгляд вниз, чтобы попытаться понять, как это произошло, но увидел лишь расползающееся красное пятно почти посередине его груди. Плотная ткань в самом центре пятна была порвана, растрепанные края небольшой круглой дыры загибались в разные стороны. Такую картину он видел на разных телах слишком много раз, но никогда прежде - на себе. Это заставило думать, и думать так быстро, насколько он вообще мог.       Генерал ухватил за руку бегущего мимо бойца, обращая на себя внимание. Светлые глаза совсем ещё юноши расширились при виде умирающего генерала, он попытался подхватить едва держащегося на коленях, но тот лишь крепче перехватил солдата за запястья и как можно внятнее проговорил:       - Скройте от солдат мою смерть, это может помешать успеху.       И, как мог, подтолкнул растерянного парня дальше, отчего упал лицом в землю. Он продолжал слышать звон, не чувствуя при этом ни боли, ни страха. Только волнение за успех сражение, и то постепенно гасло. Очень хотелось спать, и с каждым мигом противиться этому желанию было всё сложнее.       Плохо понимая, что он делает, Жан-Пьер просунул под грудь ладонь и нащупал пулевое ранение. Неприятно тёплая мокрая ткань давала почувствовать твердость монисто под кителем, и последнее, о чём смог подумать Польнарефф, так это о том, как он виноват перед Абдулом, что так и не сможет сдержать клятву и вернуть ему амулет.

* * *

      Возвращаться в сознание было странно. Ощущения были смутными, тело не ощущалось, а в голове какие-то обрывки мыслей, чувств, звуков и картинок. Когда же он решился открыть глаза, он увидел над собой огромное закатное небо, и редко проплывающие мимо него очертания крон деревьев. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно он видит, и ещё немного для осознания, где он.       Телега ехала неспешно, поскрипывая. Генерал лежал на спине, не в силах пошевелить даже пальцем. Всё, на что он был способен, так это смотреть на чудесные розовые облака, безмятежно плывущие по медленно темнеющему голубому небу. И сам он чувствовал таким же безмятежным и лёгким.       Проваливался в сон и выныривал из него он не раз и не два, но осознавал это, лишь замечая изменения в цвете неба. Это его не пугало и не заставляло думать, он лишь краем сознания подмечал, что время всё же идёт.       Когда небо в третий раз потемнело и посветлело вновь, у Жан-Пьера набралось сил повернуть голову и попытаться узнать, где он. Зрелище ему не понравилось.       Он был не один. Таких, как он, было не меньше дюжины, и это только в поле его зрения. Все были ранены, некоторые пытались шевелиться. Избегая жуткой картины, он вернул взгляд к небу.       Санитарная телега, насколько он мог судить, двигалась не очень быстро, но, видимо, не останавливаясь. Во всяком случае, ни разу за все моменты его пробуждения стоянок он не заставал. Никто не приходил и не заглядывал к ним, ничего не приносил и не забирал. Он не слышал, чтобы кто-то в телеге переговаривался, не слышал кучера, кнута и копыт. Лишь тихий убаюкивающий скрип колёс.       В какой-то момент он перестал считать, сколько раз темнело и светлело небо, но понял, что моменты бодрствования становятся всё более продолжительными. Он думал об исходе битвы, но почему-то не находил в себе сил спросить вслух. Думал о том, как остался жив, но, вновь найдя пальцами амулет под одеждой и как следует прощупав его понял, что пуля угодила аккурат в середину одного из металлических дисков. Она почти пробила его насквозь, выгнула и рассекла кожу, что и объяснило кровь, залившую мундир.       Хотелось смеяться от переполняющей лёгкости, от осознания собственной жизни, от нелепости превратностей судьбы, и он смеялся, едва слыша свой смех. Этот смех отнимал остатки сил, и он провалился в особенно глубокий сон без снов, в котором провёл, кажется, особенно много времени. А когда, наконец, проснулся, кроме деревьев небо обрамляли постройки. И он впервые нашёл в себе силы подняться.       - О, Вы пришли в себя! Долго же Вы спали, мы уже начали волноваться, - подал голос кучер.       В телеге кроме Польнареффа никого не было. Кучер до этого момента явно скучал: телега была распряжена, лошади лениво жевали сено у кормушки поодаль. Жан-Пьер потёр лицо ладонями, окончательно возвращая себя в сознание.       - Где мы? Так долго ехали. И где все? Я видел, что везли не меня одного, - голос спросонья слушался не очень хорошо.       - В Париже, где, - усмехнулся кучер, - А остальные, ну... кто где. Кто в лазаретах, кого отпевают. Вас осмотрели, решили, что жить будете, помощь не нужна, только отдохнуть бы по-человечески. Вот и не стали будить. Там если что я уже карету подготовил, можем ехать в поместье.       Польнарефф соображал. Что-то в словах этого человека смущало, но он не мог уловить, что именно.       - Мне нужно к Его Величеству, там же...       - Да никуда не нужно, - махнув рукой, прервал этот странный человек, - вернуть Вас домой было приказом сверху. И я просто его выполняю.       Для, видимо, придания веса своим словам, он воздел палец вверх. Польнарефф нахмурился, но почему-то решил поднять этот вопрос позже. Он очень устал, и раз был приказ доставить его домой, то он не будет против принять эту передышку.       - Чем кончилось сражение? - задал он волнующий вопрос, слезая с телеги и потягиваясь. Тело на удивление почти не затекло, хотя двигаться все же было приятно.       - Наша взяла, - не без гордости ответил кучер и направился куда-то, - Сейчас запрягу карету, и отправимся в путь.       Ждать пришлось недолго. Карета остановилась прямо рядом с генералом. Он жестом показал человеку на козлах, что сам откроет дверь, и забрался внутрь. Очень уж хотелось поскорее оказаться дома.       Рассматривать Париж из окна было приятно. Знакомые виды радовали глаз и успокаивали душу. Ладонь сама по себе нашарила и сжала амулет на груди. Все мысли уже были устремлены домой. Он был рад возможности сдержать клятву и вернуть монисто законному владельцу, пусть и не совсем смог сохранить их в целости.       В долгом пути генерал вновь задремал. Но когда вновь открыл глаза, в окошко уже мог разглядеть знакомый кованый забор. На сердце потеплело.       - Приехали, господин, раздался голос кучера, и совсем скоро дверца распахнулась. Жан-Пьер, жмурясь, вылез на свет.       На крыльце дома стоял Абдул и с полуулыбкой смотрел в глаза. И всё вокруг сразу стало неважным: Польнарефф быстрым шагом сократил расстояние, подходя ближе. Мохаммед сразу уловил это движение и направился в дом первым, придерживая для генерала дверь.       Стоило ей с лёгким скрипом закрыться за мужчинами, как Польнарефф тут же сграбастал самого важного человека в объятия и вдохнул такой знакомый запах: запах дома.       Абдул стоял в его руках, обнимая в ответ и слегка покачивая, как ребёнка. Не говорил ни слова, и не ждал этого от Жан-Пьера. Он знал, что произошло, и знал, что Жан знает, что он знает. Он был так рад, что не мог ни о чём жалеть. Ни о том, что отдал амулет со всей жизненной силой, что скопил за столько лет, ни о своём решении, которое принял, когда увидел перед внутренним взором, как закрываются в последний раз такие знакомые и такие важные лазурные глаза.       - Я же обещал, что вернусь, - спустя едва ли не вечность, проговорил Польнарефф, слегка отстраняясь, - и что верну тебе это.       Он расстегнул всё ещё залитый кровью камзол и снял с себя амулет.       - Вот только он немного..., - он не успел договорить, когда увидел, что все диски монисто совершенно целы.       Он поднял непонимающий взгляд на мага и увидел лишь грустную, немного виноватую улыбку.