Будем знакомы, Накахара Чуя

Он бежал в темном лесу, наугад уворачиваясь от деревьев, которые были чуть темнее окружения. Глаза, не сильно привыкшие к темноте, пытались различить все неясные тени на пути. Ноги уже спотыкались, но толпа, подгоняющая сзади, не давала остановиться или перевести дух. Она махала факелами, свет от которых, как не кстати, делал его волосы ярче, буквально светлым пятном в ночи. Махала вилами и прочими предметами быта, которые могли проткнуть человека насквозь. Толпа кричала, шумела, множество голосов вторило одно и то же. Умри, ведьмин сын. О, как давно он привык слышать это повсюду, куда бы он не заходил. Люди на рынке шептали это, боясь накликать его гнев, думая что он не слышит, и убирали товар, снова доставая его, когда он отходил достаточно далеко. Дети в закоулках и грязных улицах кидались в него камнями, так чтобы ему было как можно больней, или просто избивали. Когда он был один против всей толпы, он не мог ничего сделать, да и вряд ли бы стал. Если бы кто-то из детей потом сказал об этом, то его бы сожгли так же как и его мать. Все считали его просто грязью, мусором, бездомным, у которого за душой ничего нет, который ходит в грязной порванной юкате, такой что даже не самым богатым семьям было бы стыдно ее надеть. Его унижали и он не мог дать ответ, даже не так, не имел права. Любая попытка защиты была бы воспринята как нападение, и его бы сожгли. Он до сих пор помнит, крики матери, говор толпы и чудовищный запах горелого мяса, ужасающий, не дающий думать ни о чем кроме этого, осознание, что сейчас на костре сожгли твою мать, а будешь мешаться, сожгут и тебя. Берегись. Он дал повод для их гнева неосознанно. Просто перебиваясь редкими корками хлеба, которые он находил на улице и ягодами, найденными у кромки леса ведь если зайдешь дальше, можешь и не выйти. Живот уже крутило от голода. Очень хотелось есть. Это толкнуло на необдуманный поступок. Он решил украсть себе еду. И его поймали.Он просто хотел поесть, а все подумали, как будто он захотел навести порчу или что еще похуже. Ему еле удалось вырваться из цепких рук старика, который его и поймал, крадущим яблоко, и ничего лучше, чем побежать в лес он не нашел. По крайней мере, там у него хотя бы есть шансы. Толпа уже подгоняет сзади. Их крики и топот слышны все отчетливее. Он тащит толпу за собой в чащу леса, даже не думая о том, что ему предстоит выбираться из него. Скорее всего на заре он уже будет мертв. Он устал от длительного бега. Ноги подкашиваются, он все чаще спотыкается о различные корни и ветки, лежащие на земле, делая расстояние, отделяющее его от буйных жителей деревни, еще меньше. За деревьями не спрятаться, они не слишком толстые чтобы заслонить его целиком, да и вряд ли жители поведутся, они ведь не беспросветные глупцы. Он бежит дальше, петляя между деревьями и почти не чувствуя своих ног, как вдруг нога которая должна опереться на следующий участок земли, падает вниз, а за ней вниз падает и сам Чуя. В темноте, действительно, очень легко не заметить овраг посреди леса. Чуя падает в него, пытаясь закрыть голову руками. Этот край оврага достаточно пологий чтобы покатиться с него кувырком. Он пытается выставить руки, чтобы схватиться за что-нибудь. Ему удается найти какие-то корни, чтобы схватиться за них и, подтянувшись, спрятаться за бугор, чтобы его не было видно. Комья земли продолжают катиться по склону оврага и Чуя понимает, что вряд ли бы выжил, если докатился до его дна. Толпа останавливается, теряя свой ориентир, и шум резко затихает. — Куда делся?.. — Пропал… — Тихо!.. Главный, судя по всему, тот, кто и собрал всю эту толпу, дождался полной тишины. какую только можно получить в лесу и прислушался. Мальчик действительно пропал. его дыхания не слышно поблизости. Главный, мужчина средних лет с факелом в руке, сделал несколько шагов вперед, пока не подошел к краю обрыва. Он помахал факелом, осветив овраг, насколько возможно. Мальчика нигде не было. Упав с такой высоты он наверняка разбился бы. Иной судьбы для него не предвиделось. Его бы все равно закололи бы, либо сожгли. Смерть была для него неизбежна. — Ведьмин сын мертв! Толпа радостно загудела, постепенно опуская вилы и копья. Большая часть толпы была рада поучаствовать в убийстве очередной ведьмы или ее дитя. Чуя, услышав заветные в его положении слова, обрадовался и попытался успокоить бешено стучащее сердце. Он живой. Покалеченный, уставший, не чувствующий ног, но живой. От ощущения безопасности измученный мозг позволил мальчику потерять сознание, проваливаясь в сон. Пусть лучше его будут считать мертвым, чем он действительно будет мертв. Дазая разбудил топот и шум вдалеке. Лисий слух позволял слышать на довольно большом расстоянии и намного превосходил слух людей. Именно поэтому ему пришлось встать с футона — поспать бы все равно не удалось, пока они не утихнут. А судя по тому с каким рвением они уходили вглубь леса, закончится это не скоро. Он не боялся, что в своем ночном походе они случайно наткнутся на его храм. Храм был надежно защищен лисьей магией, которую Дазай когда-то давно плел весь день. Строки этой магии были составлены так, что любой, кроме самого Дазая, кто специально или нет приближается к храму, обходит его стороной, не зная об этом. При этом храм вдобавок накрыт иллюзией, не позволяющей особо зорким личностям его разглядеть. Это было сделано специально, чтобы местные жители и прочие не докучали своим присутствием, ведь если узнают, что недалеко от деревни живет дух, тропинку сюда проложат. Дазай прислушивается, пытаясь понять что случилось. Это не особо помогает, поэтому приходится вставать на ноги и идти смотреть. Дазай, конечно, любитель всяких конфликтов и передряг, но не когда они случаются в середине ночи. Зевая, он поднимается с пола, попутно ероша волосы рукой, и отправляется наблюдать за интереснейшим действом, о котором он пока что ничего не знает. Он с легкостью угадывает откуда идет шум и куда нужно подойти, чтобы услышать и увидеть больше. Кицунэ приближается неторопливо, не спеша, все равно сон уже ушел, а конфликт не успеет закончиться. Жители не должны его заметить, а то проблем не оберешься, поэтому он встает довольно далеко от места куда направляется процессия, где он сможет увидеть все, ничего не упустив. Вот он видит как толпа бежит за каким-то конкретным ориентиром, Дазай приглядывается, пытаясь найти его, и видит мальчика, который, судя по всему, им и является. Что же ты такого натворил, что за тобой гонится полдеревни? Дазай не может оторвать от мальчика взгляд. Чудесные рыжие волосы завиваются кольцами и красиво подпрыгивают, выглядит как будто у него на голове горит настоящее пламя. Волосы оголяют чудесную, бледную, тонкую шейку, которую Дазай перекусил бы пару лет назад, но мы же вроде как пытаемся стать порядочным лисом, можно только слегка укусить. Те же рыжие кудряшки обрамляют милое детское личико, мальчику лет десять, худое, но с широко открытыми, наверняка от страха, глазами. А вот цвет глаз Дазаю разглядеть не удается. Ну да ладно, рассмотрит потом, при ближайшем рассмотрении, если мальчишку, конечно же не убьют до этого. А потом мальчишка падает в овраг, самый большой в лесу. Дазай даже не успевает дернуться, все происходит слишком стремительно. Он хочет идти обратно, но слышит тихое, почти незаметное, дыхание откуда-то из обрыва и то, как мальчика назвал главарь. Ведьмин сын. Поразительно, как люди убивают себе подобных из-за страха перед глупыми сказками, придуманными ими же. Интересно, может мальчик действительно ведьма, хоть их и не существует. Дазай ждет когда все уйдут. Лишние глаза ему не нужны. Он выходит только когда последнего факела становится не видно, а шум от разговоров постепенно стихает. Становится намного тише чем было и дыхание мальчика, уже более спокойное, слышно намного лучше. Уснул. Дазай подошел к краю обрыва задумчиво смотря вниз, думая как бы спуститься. Чем же ты мне приглянулся, что ради тебя, я, Осаму Дазай, лезу в овраг посреди ночи. Он спускается аккуратно, не желая самому оказаться на дне этой злосчастной ямы. Ориентируясь по слуху, он тратит не так много времени на поиски, но когда находит, понимает что все было не зря. Вблизи этот мальчик еще красивее. Лис освещает его лисьим огнем, сделав так, чтобы тот не светил слишком сильно. Издалека не было заметно слабых веснушек, высыпавших на щеках и скулах. Скорее всего он имеет множество веснушек на спине и плечах, но этого пока не видно. Дазай аккуратно берет ребенка на руки. По нему видно, что ему и так сильно досталось, на руке почти фиолетовый отпечаток чьей-то ладони, и у Дазая почему-то возникает оторвать эту ладонь тому, кто это сделал, ноги все в ссадинах и царапинах, а тело такое легкое, как будто несешь на руках только тряпки. Поддерживая спящего мальчика под ногами, Дазай продолжает рассматривать его. Этот забитый ребенок так доверчиво жмется к любому теплу, и сейчас он прижимается своей головой к груди лиса, наверное, чувствуя непривычную защищенность, ощущение безопасности. Лис смотрит на это, позволяя каким-то уголкам своей души неистово визжать. Ну разве может он быть плохим, если сейчас это милое дитя так льнет к нему? Определенно, нет. Когда лис приносит мальчика в храм, он все еще спит. Дазай думает, что он проснется только к полудню. Лис кладет его на футон, прикрывая одеялом, чтобы не ежился, лис знает, что ночи здесь не самые теплые. Идет за бинтами, чтобы перевязать мальчику хотя бы ноги, слишком уж ужасно они выглядят. пока ищет бинты в ящике, думает о том почему он забрал мальчика, что в нем его привлекло. Скорее всего, будь это кто-то другой, он бы просто оставил его там, не заботясь, не беспокоясь, посмотрел как на представление и ушел. Он насмехается сам над собой. Кому сказать, лис, ненавидящий людей больше всех остальных, спас одного из них, пусть ребенка, но все же. Дазай хмурится, до конца не понимая свои чувства, и идет обратно, наконец то находя бинты. Заходит и снова смотрит на мальчика. Тот укутался в одеяло потеплее, видно что ему хорошо. Ну, наслаждайся. Даже кажется улыбается во сне. Дазай садится рядом с ним и аккуратно достает его ноги из-под одеяла. Маленькая ножка ложится в ладонь Дазая идеально, если бы не эти ссадины, он бы вообще не смог оторвать глаз. Усилием воли Дазай отводит взгляд, чтобы в следующее мгновение уже начать заматывать бинт, стараясь затягивать не слишком сильно, но и не слабо. Это довольно трудно понять по спящему человеку, но лис надеется на свой опыт в этом деле. Так же Дазай заканчивает со второй ногой, возвращая ее обратно под теплое одеяло. Затем смотрит на мальчика, который будто бы не заметил махинаций с его ногами, так же безмятежно продолжил спать в логове у зверя, который при желании может запросто его съесть, пока тот спит, но, почему-то не делает этого. Злобный зверь встает, вздыхает и отправляется на улицу — заснуть сегодня все равно не удастся. Чуя проснулся от странного, непривычного ощущения тепла, но глаза открывать не решился, пробуя оценить обстановку так. То, что он заснул, он не помнил, но что последнее воспоминание было в другом месте понял наверняка. Тут, где бы он ни был, было намного лучше. Тут не было ветра, значит он в каком-то помещении, он еще жив, значит его не собираются убивать. Этого было достаточно. Паника все еще туманила голову. Он открыл глаза, сразу после этого зажмурив их, ожидая удара, но ничего не последовало. Вообще ничего. Во второй раз Чуя уже не так боялся и осмотрелся по сторонам. Никого нет. Он неспешно вылез из-под одеяла, продолжая оглядываться по сторонам в ожидании чего-либо. Без одеяла было холодно. Чуя понял, что кто-то укрыл его, позаботился. Вау. Обязательно надо поблагодарить этого человека потом. Глаза загорелись надеждой, может быть кто-нибудь все же может стать ему другом. Кто-то, кто не думает, что он ведьма. Когда Чуя увидел свои израненные ноги заботливо перевязанными, он даже улыбнулся, чего не делал со дня смерти мамы. Надо не забыть сказать спасибо, тому, кто это сделал. — О, ты наконец то проснулся! Как спалось? Надеюсь, что хорошо, не зря же я пожертвовал своим местом… Мысли о благодарности как испарились. Кицунэ. Его спас кицунэ. Девятихвостый лис позаботился о нем. Лис делает шаг навстречу и Чуя прижимается к стене спиной, забиваясь в угол. Он медленно садится, опасаясь, что лис навредит ему еще больше, чем люди. Смотрит на кицунэ широко открытыми испуганными глазами. — не трогай меня, пожалуйста, у меня ничего нет. Я.я никому про тебя не скажу, только не трогай меня… Чуя заикается от страха. Из глаз почти текут слезы. Он помнит страшные легенды о кицунэ, которые мама рассказывала ему, пока была жива.

» Запомни, Чуя, если ты когда-то увидишь кицунэ, беги так быстро, как только можешь и не оборачивайся. Кицунэ - духи огня. Если ты разгневаешь их, они с легкостью могут сжечь нашу деревню, каждый дом в ней, каждого человека, каждого ребенка, не жалея никого. Когда-то давно жители одной деревни прогневали девятихвостого лиса. И он сжег их всех, стоя рядом с ними, пока те горели, по очереди убивая каждого из своих обидчиков. А потом, чтобы вся деревня запомнила урок, он сжег ее. От селения остались лишь угли к вечеру того же дня. Запомни мои слова.»

Дергаться и бежать было уже поздно. Лис подходил все ближе и ближе. Путей к отступлению не осталось, паника затопила мозг, а из глаз уже лились слезы. Кицунэ встал прямо перед ним и медленно опустился на колени. Что же они с тобой делали, что довели до такого… Лис не моргая смотрел на плачущего в углу мальчика, не зная что делать. Слишком резкие действия повлекут за собой еще большую панику. Надо действовать аккуратно. Полностью отступиться от привычного Осаму плана. Он медленно подошел к сидящему в углу ребенку и тоже присел на колени, поправив полы своего кимоно. Мальчик поднимает на него глаза и Дазай пропадает. Он понимает что сейчас не самый подходящий момент, но сделать ничего не может. Эти большие глаза цвета морской синевы, заволоченные слезами, завораживают и отказываются выпускать. Дазай не может оторваться. — Я не причиню тебе вреда. Пожалуйста, успокойся. Дазай делает то, что сам не ожидал от себя. Он запускает руку в рыжие волосы и слегка треплет их. От этих действий мальчик поднимает взгляд и Дазай пытается не пялиться слишком откровенно. Затем просто подхватывает мальчика под мышками и притягивает ближе к себе, обнимая. Первые несколько секунд мальчик просто не двигался. Поверь, дорогой, я тоже в шоке от самого себя. Но потом маленькие ручки обхватили спину лиса, и мальчик расплакался еще больше. Это был один из самых счастливых дней в долгой жизни Дазая. Он определенно не заслуживает его. Лис поднимает мальчика под руками, пока тот все еще обнимает его, и несет к открытой части храма. Пусть успокоится на свежем воздухе, подышит. Дазай садит его рядом с собой, но мальчик все еще упирается ему в бок своей головой и Дазай решает просто дать ему время. Для них обоих все слишком необычно и неожиданно. Лис думает о том почему спас это дитя, Чуя… Вчера его могли заколоть вилами, а сегодня оказалось что девятихвостый кицунэ его спас, ему сейчас есть о чем поразмыслить. Дазай уходит в свои мысли слишком далеко и неожиданно замечает бормотание в свой бок. — Как тебя зовут? Видно, что мальчик сильно смущен и спрашивает это с явной опаской, но пускай спрашивает — Дазай сегодня на удивление любезен. — Дазай Осаму, и, предупреждая твой следующий вопрос, я сам не знаю почему я тебя спас. Он говорит это немножко грубее, чем хотелось бы и мальчик сразу чувствует это, опять сжимается, наклоняет голову, будто бы хочет свернуться в клубок. Дазай мысленно проклинает себя. Если он хочет чтобы мальчик чувствовал себя хорошо и спокойно, надо полностью изменить манеру общения, по крайней мере на первое время. Если, конечно, он не хочет успокаивать его после каждой фразы.  — А как зовут тебя? Не очень хорошо получится, если ты будешь знать мое имя, а я твое — нет. Мальчик поднимает свою рыжую голову и смотрит прямо в глаза Осаму, на секунду осмелев. — Чуя. Накахара Чуя. — Будем знакомы, Накахара Чуя. Чуя. Ч-у-я. Прекрасное имя. Нежное. Мягкое. Подстать самому Чуе. Дазай лучезарно улыбается и, смотря на мальчика, видит, что тому понравилась его улыбка. Глаза загорелись. Интересно получается. За весь оставшийся день они мало разговаривают. Дазай пытается дать мальчику привыкнуть. Пытается заботиться о ком-то другом. Кормит мальчика тем, что ест сам. Кормит мясом и видит, что мальчик удивлен, видимо он давно не ел ничего мясного. Дазай знает что мясо довольно дорогое по меркам людей. Мальчик очень рад. Не мальчик, Чуя. Чуя очень рад. Видимо, он просто давно не ел нормальной еды, не то, что мяса. Дазай не пытается давить на Чую, задавая свои многочисленные вопросы. Лис ждет, когда тот заговорит первым, показывая, что готов к общению. Чуя приходит к нему поздно вечером. Садится рядом с ним, а он, витающий глубоко в своих мыслях, неосознанно кладет руку в волосы мальчишки, тем самым ероша их. Некоторое время они просто сидят так, думая каждый о своем. Но Чуя пришел с конкретной целью и ему придется ее выполнить. — Дазай, спасибо! Спасибо за то что спас и за то, что накормил, и… Дазай резко притягивает Чую к себе, обнимая его обеими руками. Чуя действительно самый милый ребенок, которого он видел. Видно что он долго готовился, чтобы сказать это. — Пожалуйста, Чуя. Не знаю почему, но я готов спасти тебя хоть сотню раз. Они сидят обнявшись некоторое время, а потом Чуя поднимает голову, снова намереваясь что-то сказать. Дазай намного выше его поэтому поднимать голову приходится постоянно. Это выглядит довольно забавно, но Дазай, конечно же, не будет об этом говорить. — А можно я поживу у тебя? В деревне меня не особо жалуют, да и сейчас все считают что я мертв, и если я заявлюсь туда, все точно точно убедятся в том что я… — Ведьма? Дазай видит как брови Чуи снова поднялись, а в глазах заиграли слезы. Это прозвище доставило ему много проблем. — Я не ведьма! Я не виноват, что подхожу под их описание! Не гони меня только из-за этого, прошу! Я не хотел! — Успокойся, Чуя! — Дазай ласково вытирает слезинку, побежавшую из уголка глаза. — Я просто услышал как те люди называли тебя и хотел расспросить об этом. Я не собираюсь тебя выгонять или делать что-то, что делали с тобой те люди. — Правда? — слова Дазая успокоили Чую, по крайней мере он перестал рыдать. — Что ты хочешь узнать? — Почему они прозвали тебя так? Насколько я знаю, это довольно суровое обвинение. И если Они называют тебя так, то почему тебя решили заколоть именно в тот вечер, а не раньше? — Дазай продолжает неспешно перебирать волосы Чуи. — Они сожгли мою мать. И думали что это передается по крови, поэтому называли сыном ведьмы. А не убивали, потому что ждали повода. Я очень хотел есть и потому стащил, попытался стащить, еду из лавки. Меня поймал хозяин этой лавки. — Чуя помахал своей рукой, как бы доказывая свои слова. — А дальше ты сам знаешь. * * * Чуя живет у Дазая уже полгода. Дазай любит шутить над Чуей, а Чуя любит лисьи уши Дазая. Дазай убеждается что Чуя действительно очаровательный ребенок, но характер на первый взгляд определить не получилось. Когда Чуя привыкает к Дазаю и перестает быть забитым ребенком из деревни, лис понимает что Чуя чересчур активный ребенок. Он осознал что никто не собирается его выгонять и начал развлекаться на полную. Чуя таскал Дазая повсюду, по всем уголкам леса, ко всем рекам ручьям, оврагам, холмам и горам. Дазай вынужден был ходить с ним. Однажды, в первые дни их знакомства, Дазай отпустил его гулять одного, а потом искал его по всему лесу и нашел рядом с упавшим деревом, услышав тихий плач. Мало того, что он заблудился, так еще и подвернул ногу. Дазай опять нес его на руках в храм и опять бинтовал ногу. За эти полгода Дазай столько раз носил Чую на руках, что сложно сосчитать. Чуя был любителем засыпать вечером, глядя на открытые им красивые виды, не заботясь о том, как добираться домой. Дазай в такие моменты глубоко вздыхал и с чувством безысходности нес спящего Чую домой. Чуя начал называть храм домом, потому что другого дома у него не было, а Дазаю пришлось выкраивать магию храма так, чтобы Чуя мог его найти. Чуя подрос за полгода, но ему все равно приходилось поднимать голову при разговоре с Дазаем. Чуя слишком поздно обратил достаточное внимание хвостам, и Дазай был бы рад если бы он вообще этого не сделал. Дазаю пришлось целый день наблюдать за Чуей, играющим с его хвостами. Дазаю тогда казалось, что он вычесал добрую половину его шерсти. С ушами было проще. До них Чуя просто не мог дотянуться, и Дазай об этом нисколько не жалел. Они вместе пережили одну зиму. Это было тяжелее всего. Чуя постоянно мерз. Дазай грел его как мог, заматывал хвостами, обнимал, даже выкрал из селения теплую одежду и одеяло, лишь бы Чуя не заболел. Вылечить его было бы намного сложнее чем заболеть. Потом Дазай попробовал согреть его лисьим огнем и не понял почему не сделал этого раньше. Чуе действительно стало лучше. Он даже щадил Дазая в своих постоянных прогулках, будто бы в благодарность за то, что грел его. Дазай иногда задумывался, что заставляет его заботиться о Чуе, переживать за него, и когда злой Девятихвостый Лис, сжигающий деревни, людей, не щадящий никого, Лис, о котором слагали легенды, описывали в древних сказаниях, как духа с которым ни в кое-случае не надо связываться, стал нянчиться с ребенком человека, как со своим собственным. А потом приходил Чуя и с улыбкой звал его снова сходить в лес на «тот холм, на который мы ходили месяца два назад, ну не помнишь что ли» и Дазай просто не мог отказаться.