Самое темное время всегда перед рассветом

— Хей… Привет, Далерчик. — Привет. Уже вернулись? Я думал вы чуть позже. — Не. Еще сидим тут в аэропорту, ждём посадку, — Андрей тяжело вздыхает и устало трет лицо ладонью, — Смотрел? — Конечно. Тишина. — Я всё просрал, Далерка. Вообще всё, — Андрей выпускает хриплый смешок и опять замолкает. — Не всё. Но первый и третий голы были твои, — Далер отвечает ровным, спокойным тоном. Не обвиняет, не орёт дзюбовским матом, не ищет для Андрея оправданий, и главное — не пытается утешить. Просто понимает. Они молчат. — Я приеду к тебе? Диана у мамы. Ты… Ты единственный, кто мне голову на место ставит после такого, Далерчик. — Андрей… — это звучит почти как стон. — Я знаю, Далерка, я помню, да, мы договорились. Но… Мы ведь уже нарушали этот договор. Эй? Мне… Мне нужно увидеть тебя. Просто поговорить. Обнять. Только это, ничего другого, клянусь. Они оба знают, что он лжёт. Оба знают, что там будут не только разговоры. — Далерка, мне правда очень хуёво сейчас. Еще одна заполненная тяжёлым молчанием пауза. Далер на другом конце разговора тихо кашляет, — Я… я сейчас не самый хороший собеседник, Андрюх. Андрей плотно закрывает глаза, сжимает губы, до боли прикусывая их зубами, — Прости меня, я идиот, я даже не спросил тебя. Там… Так ничего и не решилось? — Они не будут заявлять меня на новый сезон. На прежних условиях. Предлагают перезаключить контракт, — голос Далера отстранённый, почти равнодушный, словно он говорит не о себе, а о ком-то другом, — Не хотят держать на полном контракте игрока, который не понятно, когда восстановится и вообще не ясно, будет ли в этом году играть. Андрей немедленно перебивает, — Ты будешь. Я сказал, ты будешь. И точка. Не смей даже думать о другом, слышишь? Далер молчит пару секунд, едва слышно вздыхает, — Я должен согласиться на урезание зарплаты. На отказ от бонусов. На сокращение игрового времени даже после восстановления. По сути, это глубокий запас, скамейка. Если не соглашаюсь, тогда трансфер. — Подожди, как трансфер?! — Андрей спрашивает ошеломленно, — Они не могут. Не имеют права! У тебя же еще целый год контракта!  — Теперь могут, Андрюх, — Далер тяжело вздыхает, — Я сам дал им формальный повод для его расторжения. Я ведь нарушил важное условие контракта. Должен был в случае травмы проходить лечение только там, где одобряет клуб, а я… — он запинается на мгновение, — В общем, их можно понять. И… Отец уже ищет варианты пока здесь, в России. Если до закрытия окна никто меня с таким коленом не купит, то меня просто заявят за «Зенит-2», до зимних трансферов. Так что может еще побуду несколько месяцев в Питере. Ледяной холод сжимает сердце так сильно, что Лунёв едва может стоять. Наверное, он должен что-то сейчас ответить, но внутри пустота. Онемение. — А Семак? — он наконец выдавливает, — Разве он не может сказать, что ты ему нужен? Ведь ты нужен, Далер. Ты же видел, что сегодня у нас творилось в центре. Они же просто сожрали и Оздоева, и Нобоа, и Ероху, как детей. Проходной двор. Ты же универсал, Богданыч тебя и в центре и на флангах использовал, в защите даже, ты столько матчей лучший был. Он же все дыры на поле тобой затыкал, весь сезон! Далер перебивает его с горьким смешком, — «Зенит» теперь прекрасно справляется без Кузяева, Андрей. Да и новых игроков сейчас будут брать в центр поля и на фланги. Здоровых. А я? Вряд ли Семак после этих двух травм на меня еще как-то рассчитывает. — Далер, нет. Нет! — Я всё понял, когда меня на сборы не взяли. Всегда же берут, даже тех, кто восстанавливается после травм. Занимаются отдельно от основной группы, с физиотерапевтами. Кокора, Маммана после крестов ездили на сборы с командой, помнишь? И ничего, работали с Буровой. На теории вместе со всеми сидели. Это было его решение, Андрей, Богданыча. Просто обидно, что он мне сам не сказал. И никто другой из тренеров. Позвонил утром какой-то парень из клуба, коротко сообщил, что тренерским штабом принято решение, что я на сборы с командой не еду и всё. Андрей перебивает, — Но подожди, официально ведь всё иначе! И ты сам мне говорил, что у тебя реабилитация и нужно быть тут, в городе, нельзя прерывать курс. Далер молчит. –Ты не хотел, чтобы я знал? Перед сборами? Не хотел расстраивать, да? А клуб не хочет шумихи? Ответа нет, но он знает, что прав. — Далерка… Эй? — Позвони когда вы приземлитесь. Я закажу пиццу к твоему приезду.

***

Они лежат, тесно обнявшись, их ноги переплетены вместе, рука Андрея наброшена сверху на Далера и он мягко гладит обнажённую спину с острыми крыльями торчащих лопаток, трётся щекой о коротко-стриженную голову у себя на груди. — Ты опять так коротко подстригся, — ворчит он, — я люблю, когда у тебя волосы немного длиннее. Так ты совсем мальчишка какой-то. Чувствую себя совратителем малолетних. Далер тихо смеётся, — Были длинные, еще на той неделе. Для фотосессии с формой подстригся. Андрей проводит пальцами по колючему ёжику волос, — Вот, видишь, фотосессия. Если они тебя фоткали в новой форме, это значит, что они всё ещё считают тебя игроком клуба, что на тебя рассчитывают. Далер фыркает, — Пфф, да при чём тут это. У меня контракт с «Найком» еще с того сезона, вот и всё. Андрей не находит, что ответить, только крепче сжимает объятия. – Ты не переживай, Андрюх, — Далер устало вздыхает, — может всё еще как-то наладится… — Послушай, неужели это всё только из-за того, что ты прооперировался не там, где тебе сказали зенитовские медики? — Андрей перебивает его с неожиданной свирепостью. Далер не отвечает. — Блять, но ведь так могло случиться где угодно! И с кем угодно! Ты же не виноват, что операцию сделали плохо? За что они так с тобой?! — В клубе считают иначе. — Но… — Они правы, Андрей. Если бы я прооперировал колено в той клинике, с которой у «Зенита» заключено соглашение, то при любых осложнениях клуб взял бы всю реабилитацию на себя. Никто бы не говорил о расторжении контракта. Но я прооперировался в другом месте, без разрешения, значит и все осложнения, реабилитация и, самое главное, все последствия только на моей совести… — голос Далера срывается. — Далерка? — Андрей чувствует на груди, там, где лежит голова парня, тёплую влажность слёз, — Всё наладится, слышишь? — он смещается, заставляя Далера сдвинуться, тянет его ближе к себе, целует, с отчаянной силой сжимая свои большие руки вокруг вздрагивающих плеч, качает тихо, шепчет. — Всё наладится, всё будет хорошо, я не знаю как, но как-нибудь, по-другому, но будет, обязательно, не может не быть, не плачь, хороший мой, не плачь, я люблю тебя, я с тобой… Его собственное лицо сейчас тоже мокрое от слез. Он знает, что не сам Далер принимал решение делать операцию в Германии, а не в Италии, как того требовал клуб. Знает, к т о всё решил за него. И знает, что ни он, ни Далер не могли и уже ничего не могут изменить. О конфликте отца Далера с медиками клуба, который возник весной прошлого года и тянулся до сих пор, знали все. Точно также, как все знали, что отец Далера владеет абсолютно всеми правами на своего сына и плевать, что на дворе двадцать первый век и времена работорговли давно прошли. Только папа решает, где будет играть его сын, и не важно, если ли у самого Далера какие-то желания и предпочтения. Только он решает на чем Далер будет ездить, в какой ВУЗ поступать, где станет отдыхать, жить, лечиться. Только он ставит подписи под любыми документами, контрактами сына, договорами. Чёрт возьми, да вся зарплата Далера с самого начала идет на счет его отца, а парню выдается четко фиксированная сумма, на взгляд папы достаточная для съёма небольшой квартирки и для проживания на месяц. Стоит ли удивляться, что новые финансовые условия, значительно сокращенные клубом после травмы, не устроили Кузяева-старшего? Так что — да, теперь папа ищет Далеру новый клуб. И скорее всего найдет. Где окажется Далер потом? Никто не знает, даже сам Далер… — Я не смогу без тебя, слышишь? — Андрей шепчет сквозь слезы, — Не хочу. Разорву контракт, оплачу неустойку клубу, если не захотят отпускать. Хотя не думаю, что после моей сегодняшней игры меня будут очень сильно удерживать в «Зените». Далер резко вскидывает голову, — Дурак! — он почти кричит, мокрые от слез глаза переполнены гневом и страхом, — Какой же ты дурак! Не смей так делать. У тебя всё будет хорошо, это была всего одна игра! Ты сейчас на нервах, они должны понимать, у тебя скоро первый ребенок родится! Это нормально, что ты сейчас не на сто процентов сосредоточен. Андрей с улыбкой качает головой, проводит пальцем по острой скуле, стирая катящуюся слезу, — Глупый мой. Это не нормально. Если я не могу собраться, я не должен стоять в воротах, ты же понимаешь. Не имею права. А я не могу. И это не только из-за Дианы и малыша, — он притягивает к себе голову Далера, целует его, — Мне не хватает тебя. Я так сильно скучаю по тебе, Далерчик, каждый день, каждую минуту, — он шепчет сквозь поцелуи, которыми покрывает бледное, осунувшееся лицо своего возлюбленного. — Не смей никуда уходить или уезжать, слышишь? Вы должны оставаться в Питере, растить тут детей. Ты будешь фантастическим отцом, Андрей. Самым лучшим. У вас будет много-много детей, самых счастливых на свете, потому что у них будет самый лучший на свете папа, — Далер шепчет ему в ответ, тихие слезы продолжают катиться по его впалым щекам, ноздри тонкого носа дрожат, он весь дрожит сейчас, — Обещай мне, что не будешь делать никаких глупостей и куда-то ехать вслед за мной. — Не плачь, мой хороший, не плачь, пожалуйста, — Андрей кутает его в кокон из собственных рук и ног, накидывает сверху одеяло. — Обещай! — Далер отчаянно толкает его в грудь, голос хриплый. — Не смей разрушать свою жизнь из-за меня, слышишь?! Я прошу тебя, ты должен пообещать! — Обещаю, — Андрей кивает. И Далер немедленно затихает, весь воздух, вся энергия будто сразу вытекают из него. Он бессильно опускает голову на плечо Андрея, лишь прижимается к нему так, словно хочет слиться с ним в единое целое и не отпускать, никогда. — Мне кажется, Диана знает, — тихо говорит Андрей после долгого молчания, — Знает и понимает. — Это не правильно, — слегка качает головой Далер, поднимая свои печальные карие глаза на него, — Ты не должен так поступать с ней. Она любит тебя и… — Шшшш... Мы всё это уже обсуждали, — Андрей прерывает Далера, мягко прижимая палец к его губам, — Я разберусь. Ты просто будь со мной, хорошо? Не отказывайся от меня, я прошу тебя, — он с силой прижимает к себе лежащего рядом парня, — Я не знаю, что будет с нами завтра, через месяц, через год, будем ли мы всё ещё здесь в Питере, в «Зените», или где-то ещё. Сейчас ничего не ясно. Темная полоса. Но ты же мне сам говорил, что темнее всего перед рассветом. Далер коротко кивает. Андрей наклоняется и целует его в соленые после слез губы. — Вон, видишь? — он смотрит в сторону окна. — На улице светает, ночи в Питере еще совсем короткие. У нас тоже будет с тобой новый рассвет, Далер, обязательно будет. Я верю в это. И ты верь. И главное — просто будь со мной…