Лаванда и розы.

— Ну вот, что ты опять рано вскочила? — Олег, потягиваясь, зашел на кухню. Женя, забравшись с ногами на диван, — это ее странная произвольно привычка садиться в необычные позы, — писала что-то на компьютере. На столике лежало несколько яблочных огрызков и чашка кофе, очевидно содержимое которой наполняли не один раз. Значит, проснулась ночью и так не смогла уснуть, что ж делать с ней? А потом спит при каждом удобном моменте: в гримерке, в зале, даже в машине дремлет. — Доброе утро, — Рыжик солнечно улыбнулась, на что Олег чмокнул ее в макушку. Забрав с подоконника букет подсолнухов с лавандой в вазе, незаметный из-за задвинутой шторы, он переставил его на стол. Женя удивленно округлила глаза: — Это же букет Данилы. — Олег вопросительно вздернул брови. — Да, Даня в Москве, он был на спектакле, потом ко мне зашел и прогуляли, он ведь редко приезжает. — Ого, надо хоть с ним встретится, а то я приеду в Питер, он в Москве и наоборот, — Меньшиков хмыкнул. — Я вчера зашел к тебе, решил с бумагами пораньше закончить. Увидел букет, вот и забрал домой, — вкратце изложил Олег, на самом деле упустив кое-что, например, такое, как всепоглощающую ревность и злость. Вообще первым порывом было выкинуть букет в окно к чертовой матери! Олег никого так не ревновал, как Женю, буквально к каждому слишком уделяющему ей вниманию мужчине. Это было непривычно, обычно Олег и мысли даже не мог допустить, что будет испытывать ревность, т.к. он был слишком самоуверен. Смешно было подумать, что Меньшиков кому-то может не нравиться. Раньше он был эгоистом, было достаточно, чтоб его любили, он воспринимал это как должное. А тут он цеплялся за Женю, как за спасательный круг, потому что впервые в его жизни были искренние, настоящие чувства. Казалось, без яркого рыжего человека, жизнь Олега станет снова черно-белой волокитой дней, хоте нет, даже не черно-белой, а просто серой из почти неразличающихся оттенков. Олег сел рядом с Евгенией, прикрыв глаза, та сразу же прижалась, почти забившись под руки: — Тебе сегодня в театр? — Да, — Рыжик сожалеющее угукнула, опять начало клонить в сон, а все Женя и слишком удобный диван виноваты. Внезапно с плавностью, с которой в ней никогда не угадаешь, если учесть ее неловкость, часто роняет или забывает что-либо, она затекает к нему на бедра. Руки сами ложатся на плавный изгиб талии, а руки Жени устраиваются на затылке. Целоваться вот так с утра — восхитительно. Сонно, медленно, нежно. Зарываясь руками в волосы, заглядывая украдкой в серые затуманенные глаза, потому что слишком хорошо, потому что не любил он так никогда никого, ни взаимно, ни просто. Вот так сидеть, целуясь, зная, что впереди длинный рабочий день, заполненный кипами бумаг, но сейчас, в сладостное мгновение, хочется запомнить, впечатать в память навсегда. — Олег… — тихо шепчет прямо в губы Женя, даже чуть больно цепляясь за загривок. Он успокаивающе гладит по спине, Рыжик солнечно улыбается, зачем-то целуя в кончик носа, но от этого жеста продирает такая всепоглощающая нежность, что Олег не знает куда ее деть и только и находит, что зацеловывает лицо, щеки, кончик носа, глаза, лоб, уголок губ. А Женя ласково оглаживает плечи, берет его руку, прижимая к своей щеке. От этого внутри за ребрами становится тепло, как будто внутри кот свернулся клубочком. Раздалась противная трель телефона из спальни, разрушая всю атмосферу. Пришлось встать, сталкивая с коленей заинтересованную Женю. И правда, кто звонит в такую рань? Петров. — Олег Евгенич, доброе утро, не разбудил? — раздался веселый голос Саши. — Нет, Сашур, ты хотел что-то? — Да, мне тут сценарий предложили, давайте завтра встретимся? там бомбезная роль для вас! — Хорошо, Саш, только после прогонов и когда я закончу с бумагами, мы завтра с Женей к Михалкову идем, поэтому недолго. — Конечно, конечно, — голос актера, показалось прозвучал поникше. Попрощавшись, Олег вернулся к девушке, та уже чем-то гремела. Он поймал ее за талию, помогая достать с верхней полки хлопья, она была такая милая с маленьким ростом. — Завтра идем к Михалкову? — поцеловал ее в висок, уточняя. Женя кивнула, насыпая в чаши хлопья и быстро делая бутерброды. Как хорошо, вот Олег бесконечно мог повторять это слово, потому что это чувство какой-то эйфории, от всего происходящего. От нежных прикосновений, от поддержки, когда он уставший приходит домой и если даже Жени не дома, он находит ужин в холодильнике и какую-нибудь милую записку. От постоянной борьбы за нее, как будто Олег боялся, что она уйдет. Рыжик начала что-то напевать, такое часто бывало, когда она просто убиралась или готовила, делала обычную бытовую работу, она пела. Не идеально, кое-где не дотягивая, но все равно завораживающе, как эмоции менялись вместе с музыкой, эти небрежные подтанцовочные движения. Например, когда она пела песни с оркестра, ведь наизусть их все знала, да она повторяла движения Олега, но они были неповторимы как она их делала. Небрежное движению кистью на «.А это лето где-то унеслось в мечту.» и на «.Запястьями и кольцами звеня!..», образное повторение танца с «Острова Невезения», понижение голоса до урчащего перекатистого. Вот сейчас напевала «Мадам, вот уж падают листья.». Тихо, с чуть прикрытыми глазами, представляя наверно, что на сцене. Эмоции Жени что-то нереальное, даже песни через себя пропускает. Олег решил, в почему бы не спеть дуэтом и тоже начал тихо, по напряженно замершей спине было понятно — удивлена. Развернувшись она слушала, как он поет, ведь и правда Олег дома никогда не пел, а Рыжик стоит, закрыв глаза, впитывает, каждый звук, казалось, даже дышать перестала. Он помнит, каким счастьем светилось ее лицо после Оркестра, каждый раз, неким воодушевлением что ли. А потом она открыла глаза, и теперь Олег просто погряз в грозовых глазах, песней, эмоцией заново признаваясь в чувствах. Женя не могла устоять и совсем легонько пританцовывала ногой, все также не отрываясь от глаз Олега, а затем перебила его пропев последнюю строчку сама. На секунду Олег оторопел, это просто строчка или. Девушка расставила тарелку, призывая приступить к завтраку, остался только кофе. Актриса уже было потянулась за очередным пакетиком три в одном, но Олег щелкнул ее по рукам, доставая джезву и ставя ее на огонь, предварительно налив кофе. Женя только хмыкнула, и начала кормить Олега с ложечки хлопьями. В этом было что-то настолько интимное и личное, что Олега аж непонятной волной продирает по позвоночнику. Ну, нельзя одновременно столько чувств к человеку чувствовать. Слишком, слишком лично. Ведь может же она из обычных бытовых ситуаций сделать что-то необычное, особенное. Интересно она чувствует тоже самое? — Олег, — позвала Женя уже позже, когда они сидели наслаждаясь кофе. — Тебе в театр к восьми? — Олег утвердительно кивнул. — Пол восьмого. — твою мать. Прогон игроков ведь первый. Моментально подскочив, Олег бросился в спальню, потому что, зная то, как незаметно в гардеробной протекает время, следовало поторопится. Олег находу строчил смс Никите, чтоб тот передал, что он задержится. Одернув мешающийся шарф, Меньшиков хотел уже уйти, но вышедшая его проводить Женя, остановила. — Ничего не забыл? — Олег подошел, неспешно ее поцеловав. Рыжик засмеялась, протянув ему папку с документами. Олег раскатисто засмеялся, притянув к себе такую домашнюю заботливую. Зарыться до одури пахнущие терпкой лавандой волосы, ну и пусть опоздает. Но Женя настойчиво подтолкнула у двери. В чем, в чем, а в отношении к театру она была серьезной и непоколебимой. Сбежав по чистым ступенькам подъезда, Олег вылетел на улицу, на мгновение замерев, вдыхая пряный, морозный воздух, от которого сразу же легкие заливало кипятком. Был восхитительный подъем эйфории, подмывало встать на какую-нибудь вершину и громко прокричать о своем счастье. Безрассудно, как будто в крови бурлит юношеский максимализм, по мальчишески, хотя и чувствует себя Олег пацаном, который впервые влюбился. До порхающих в животе бабочек, до глупой улыбки, до тактильного голода, до момента, когда ты понимаешь, что без этого человека не возможности существовать, когда кажется, что все — ложись и умирай. День проходит слишком сумбурно и одновременно тягуче-медленно. Прогон спектакля пролетел, как глазом моргнул, затем успевает рассортировать отчеты, которые нужно сегодня заполнить, еще и актеры пристают с продлением отпусков. Да, что ж такое! Никита сочувствующие посмотрел на Олега, когда к тому подбежало несколько актеров, с разными предложениями. То отпуск дать, то систему прогон изменить, Олег, конечно, был открыт для предложений, но для адекватных! Пару раз удалось вырваться в соседнее кафе, потому что желудок уже сворачивался невообразимым узлом. А если Евгения узнает, что он так пренебрегает питанием, закормит до смерти. Сашка странный в последнее время, все время пытается найти уловки, чтоб с Олегом по чаще пересекаться, думает, что тот не догадывается, вот эту непонятную встречу назначил, в кино опять пытается затащить, ведь в Гоголя он позвал. С Женей общение свел к нулю, она сама рассказывала, шугается ее, как от огня. Из-за этого она такая поникшая ходит после репетиций, аж сердце болезненно сжимается. Все же ее единственный близкий друг был, как она говорила. Часы пробили пол седьмого, ну все, на сегодня хватит. Олег так скоро зрение посадит, да еще и глаза щиплет от табачного дыма, стоящего мутным маревом в кабинете. Он как бы не особо и курил, ну так просто когда уже нервы и силы на пределе, почему бы нет? На выходе из театра в него врезается Данила, тот светится при виде Меньшикова, как новогодняя елка. Да, Олег тоже рад, последний раз когда пересекались? Ну, кажется после ОМ-интервью встречались. Даня упрашивает его прогуляться куда-нибудь, просто щенячьи глаза, которым отказать не в силах Олега. В Охотном ряду жарко, снующие туда сюда люди с пакетами подарков для близких, яркие и дорогие вывески магазинов, украшения к празднику, все завораживающе, как будто впервые Олег идет по новогоднему торговому центру. Даня что-то активно рассказывает про жизнь в Питере и про театр, про планы на новый фильм, дирижёра хочет сыграть, да, Меньшиков тоже не отказался бы. Даня утверждает, что даже роль для него придумал. Он рассказывает с таким внутренним огнем и желанием, что невольно сам этим зажигаешься, хочется наконец-то осуществить все планы, поставить наконец-то Сильвету. Взгляд цепляет украшение с витрины, проплывающего магазина. Черный короткий шнурок с необычным камнем, полупрозрачным серо-голубым отливом, сразу вспомнились глаза Жени. Такие же завораживающее. Под заинтересованный взгляд Дани, Олег зашел в магазин, он ни минуты не колебался, купить или нет, однозначно да. Козловский отпускал безобидные шутки, пока оформляли покупку, ведь кому же тот дарить собрался-то. Олег не слушал, он представлял, как загорятся грозовые глаза, как вспыхнет румянцем от смущения, мол зачем, дорого и не надо было, а потом обнимет крепко, любяще. Насколько он узнал этот камень, он обозначал вечную любовь, подходящий подарок. Хочется побыстрей распрощаться с Даней, да, укол совести есть, нехорошо поступает с другом, но дома ведь ждет Женя. В кои-то веки есть желание спешить домой, а не как когда он жил с Настей, гуляние с труппой чуть ли не до утра, потому что надоело, опостылело. Не было у него подъема таких чувств, как с Рыжиком. Дома пахло мандаринами, прям свербело в носу от сладкого запаха. На столе стояла полная ваза оранжевых фруктов, рядом лежала кожура, много кожуры. На удивление было тихо, не звенящая тишина, конечно, но тихо. Олег прошел в спальню. Предсказуемо Женя спала, уткнувшись в подушку Олега, смешно жмурясь и сопя. Удивительная способность заспать где и когда возможно, как юнкер какой. Неслышно подойдя, словно кот, у Олега начал созревать план вручения подвески, он невесомо поцеловал ее в уголок приоткрытых губ и хотел было уже отстраниться и уйти, дав доспать Евгении. Но та нарушив все планы, обхватила руками за шею, потянув на себя. Олег охнув навис над хитро улыбающейся девушкой: — Я думала ты раньше вернешься. — Женя сонно сощурила глаза. Домашняя, сонная, теплая, растрепанная, хотелось залюбить, зацеловать до трогательно сведенных бровей, до прерывистого дыхания, покрасневших щек и припухших губ. Но сначала подарок. Олег взял его с тумбочки, предварительно туда положив, серые глаза вспыхнули искорками любопытства, Женя быстро распотрошила коробку, удивленно замерев. Как он и представлял, вот и щеки заалели. Олег подхватил украшение, отодвинув волосы, ловко застегнув замочек. Рыжик сорвалась к зеркалу, стоящему тут же, в спальне. Встала, во все глаза рассматривая черный шнурок с подвеской, камень многогранный, чуть вытянутый, с переливающимися гранями. Идеально смотрится на развороте ключиц, точно впадинке лежит, и похож на душу Жени. Открытая, многосторонняя, со своими недочетами, только дополняющий ее. Скользит длинными пальцами по украшению, как будто удостовериться пытается, что это правда на ней надето, а Олег, подойдя, легко касается губами покрасневшего, от смущения уха, обняв Женю за пояс и к себе притянув, впитывая ее тепло. — Зачем? Дорогой наверно, — нерешительно начинает Женя просевшим голосом. Олег гладит по талии, оставляя влажные поцелуи по контору острого плеча. — И что? Главное, чтобы тебе нравилось. — Женя залилась краской, разворачиваясь в кольце рук, смотря из-под ресниц куда-то в область ключиц. А Олег, наоборот же, метался взглядом по округлому личику, запоминая каждую родную детальку и запечатляя ее поцелуем. Лоб, щеки, родинка недалеко от глаза, губы — сладкие, манящие своей мягкостью и податливостью. Женя отвечает поддаваясь напору Олега, но не теряя настойчивости, приоткрывает уже припухшие губы. Он проник языком в сладость, пахнущую мандаринами и травяными отголосками. Рыжик тянет на себя опрокидывая на кровать, смущенно улыбаясь, затягивая в новый поцелуй. А в голове бешено бьется только одна мысль: «Вот она любовь.»