Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами.
Сакура злилась. За окном приветливо светило солнышко, приглашая на прогулку, а Сакуре вот уже который час без права на перерыв приходилось учить навязанную ей песню, и, сколько бы стараний не было приложено, сколько бы времени не было потрачено, все равно бедной девушке удавалось путать то слова, то аккорды. – Я просто не могу! – в который раз воскликнула Сакура, заставляя проснуться растянувшегося на диване Менму, совершенно уставшего от однообразного брюнчания, которое ему предстояло слушать еще и на предстоящем празднике. Он бы и рад не пойти, но считал своим долгом поддержать подругу. – Не могу! – девушка изящно пнула ногой воздух, и Менма вдруг подумал, что сейчас она напоминает ему свистящий на весь дом, накалившийся до предела чайник. В общем, с исполнением у девушки были явные проблемы. Толи текст совсем ей не нравился, то ли музыка, толи песня в целом совсем не подходила, толи что-то еще – не важно, какой была причина, но Сакура злилась. – И где только Ино ее откопала? – в который раз сминая текст, в который раз возмутилась она. – Старье какое-то… – Сакура, может, я пойду уже? – уныло протянул Менма, зевнув и потянувшись. – И бросишь меня одну наедине с этим? – гриф гитары яростно вдавился в живот черноволосого юноши, что с видом довольного кота устроился прямо напротив Сакуры и все время, пока она пела, пытался ее облапать. Она, конечно, давным-давно привыкла к поведению Учихи-младшего, но все равно оно до безумия бесило её. – Сакура-чан! – проурчал от обиды и боли Саске, тут же встрепенувшись: – Ты должна петь с душой. С душой! – разминая скомканную бумагу, добавил он. – Почувствуй настрой, пропусти песню сквозь себя. Она же о чу-у-увствах! – Советчик хренов, – вырывая лист, озлобилась Сакура. – Как можно такие сопли почувствовать? – Да, тут нужно хоть капельку быть девушкой, – развел руками Саске. – Это ты зря, – заметил Менма, и в следующую секунду карма в виде точного удара гитарой по голове настигла его недальновидного друга. Менма закатил глаза. С одной стороны, он понимал, почему Саске ведет себя как идиот, но с другой не мог взять толк, почему им был избран именно такой путь… путь мазохиста, который сам напрашивается на тумаки единственной девушки в деревне, не поддавшейся его чарам. – Идем уже, несчастный, – Менма подхватил заливающегося слезами Саске за шиворот и потащил к выходу. – Сакура, удачи. Не хочу нагнетать, но твое выступление через два часа. – Сакура-ча-а-а-ан, – Саске выставил руку вперед, до последнего пятясь спиной. Дверь захлопнулась, и Сакура осталась одна. Как и всегда, когда эти двое уходили, одиночество и тоска вмиг накрыли её с головой. Лучше уж терпеть приставания идиота Саске и мрачный видок Менмы, чем это. Но Намикадзе был прав… как всегда прав. Ей стоило сосредоточиться на песне и предстоящем выступлении, а сделать это с ними двумя было сложнее. Поэтому, отринув бесполезное чувство и мысли о метко брошенной фразе Саске, Сакура разгладила помятый лист, сосредоточенно прочитала текст и задумалась на мгновение. Затем она отложила гитару и легла прямо на пол, раскинув руки и закрыв глаза. – Мне нравится, – шепотом пропела она, – что Вы больны не мной… Мне нравится, что я больна не Вами… Тяжелый вздох вырвался из груди, кулаки сжались. – Нравится ей, как же! – резко поднявшись, сказала Сакура и подхватила гитару. – Все она врет…***
Мне нравится еще, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую. Что имя нежное мое, мой нежный, не Упоминаете ни днем ни ночью – всуе... Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя!
Выступление прошло на ура. Ни одной ошибки, ни одной запинки. Сакуре аплодировали, свистели, кричали, а она улыбалась так, будто была несказанно рада, надеясь, что никто не заметил, как по лицу сильной куноичи, талантливой ирьёнин и дочери героев деревни, поддавшейся чувствам, скатилась крошечная слеза. Дурацкая песня, что сказать… Девушка все же воспользовалась советом, данным ей Саске, она смогла пропустить текст сквозь себя, пожалуй, восприняв его слишком близко к сердцу. В какой-то миг ей даже показалось, что поет вовсе не она: не та сильная и волевая Сакура, всегда стригшаяся под мальчишку и старающаяся засунуть свою женственность куда подальше. Нет, это была ранимая девушка, кажется, впервые в жизни надевшая платье. Спускаясь со сцены, Сакура улыбалась, втайне радуясь, что сейчас на ее голове не короткая стрижка, а отросшие и непонятно почему оставленные ей локоны, достававшие, что было поистине невообразимым для нее, аж до самых плеч. Менма первым поздравил подругу, Саске же не было среди зрителей. – Ну, теперь мы можем сбежать с этой стариковой вечеринки и погулять где-нибудь? – схватив юношу за руку, спросила Хината Хьюга, бросив на Сакуру полный ненависти взгляд. – Да уж, идите, – кивнула Харуно, как всегда игнорируя ее. – Ты можешь пойти с нами, – предложил Менма. – Вот еще, и смотреть на то, как вы… буэ, – скривилась девушка, и Менма усмехнулся. – Не лучшая идея, – согласился он. – Не лучшая, – повторила Хината и потащила парня за собой. Сакуре, в общем-то, ничего не оставалось, как пойти домой. Шум, гам, благодарные, восхищенные лица и завистливые глаза – все это не для нее. Празднований она не любила, и оставаться ей было незачем. Девушка поспешила скрыться, чтобы ненароком не наткнуться на Ино... Ее лучшая подруга, всегда скромная, милая, утонченная, всегда замечающая малейшие перемены в настроении и угадывающая мысли, сейчас была бы некстати. Правда, к огорчению, столкнуться кое с кем Сакуре все же пришлось. Это был второй человек в ее жизни, который при желании читал ее как книгу, но которого она, если бы очень захотела, могла с легкостью сбить с пути ее разоблачения. Благо, он всегда не слишком-то старался, а потому раскусить ее ему никогда не удавалось. Рядом с одним из выходов с площади в компании просто потрясающих красоток стоял Саске и разливался соловьем, одаривая девушек объятьями и не слишком приличными касаниями. Те, в свою очередь, хихикали, облепляя его со всех сторон. Сакура нахмурилась, жалея о том, что оставила гитару за кулисами: руки чесались огреть этого ловеласа посильнее. «Да, тут нужно хоть капельку быть девушкой», – некстати вспомнились вдруг недавние слова друга. Уж все эти курицы были куда женственнее куноичи. Песочные фигуры, стройные ноги, подточенные ногти, шикарные шевелюры… Куда ей до них с ее-то тягой к стандартному облачению шиноби? «Бесит. Бесит. Бесит!» – девушка потрясла головой, пытаясь выкинуть бесполезные завистливые мысли из головы. Разомлевший вид Саске раздражал. Липучки вокруг него раздражали. Платье, которое она напялила, словно, чтобы что-то доказать Учихе или, быть может, себе самой, раздражало. У Сакуры всегда были плохи дела с самоконтролем, если дело казалось Саске, а уж сегодня после выступления… Да, смешно до колик в животе: у сильнейшей куноичи деревни до сих пор коленки тряслись, а теперь еще и кулаки дергались. Чтобы не натворить дел, девушка поспешила покинуть площадку, грозно промчавшись мимо неописуемо отвратительной картины соблазнения тупых девиц. Решив, что дома она, скорее всего, разбомбит всю посуду, девушка отправилась на детскую площадку, где часто по ночам каталась на качелях с Менмой. Теперь там было совершенно пусто, ведь все жители были на празднике, а Менма гулял где-то с Хинатой. Счастливец. Сакура шумно выдохнула. Опустившись на качели, она, наконец, почувствовала умиротворение. Мерное раскачивание и ветер утешали ее, шепча, что все хорошо, что все пройдет, как проходило всегда, и уже завтра она вновь окунется в работу с головой, сострижет волосы, выкинет в мусорное ведро платье и пошлет Саске куда подальше. Сакуре понадобилась какая-то жалкая пара минут, чтобы расслабиться и разнежиться. Тело ослабело, разум уснул. Усталость и горечь дня навалились с такой силой, что даже краем уха услышав чье-то приближение, Сакура и ухом не повела, решив просто проигнорировать это. Она даже не соизволила открыть глаза, что, несомненно, и стало ошибкой. – Эй, принцесса! Миг. И качели подлетели настолько высоко, что у девушки вырывался ошарашенный вздох, распахнулись глаза, а руки крепко-накрепко сжали цепи. Секунду ее задержали в поднятом положении, а затем… Качели начали раскачиваться с такой силой, что пресловутое платье принялось задираться, предоставляя нижнее белье напоказ. Послышался свист и смех. – Саске, козлина! – Сакура ловко спрыгнула, сгруппировавшись. Конечно, это был чертов Учиха. Кто, если не он? – Отличный был вид, – уронил он. – Трусики-шорты, ну, очень сексуальны. – Ты нарываешься, – заметила Сакура, отряхивая запыленные от приземления руки и коленки. Саске просто кивнул, разочарованный тем, что девушка все еще не подорвалась на месте. Неужели он теряет хватку? Да нет, вроде в этот раз он совсем палку перегнул. – Просто ты такая красивая, Сакура-чан, – улыбнувшись аки дьявол, Саске послал воздушный поцелуй. Сакура нахмурилась, собираясь уйти, вернуться домой (жаль, она не сделала этого на секунду раньше), вымыться и лечь спать: – У меня нет сил на этот бред, – махнула рукой она. Но Саске сдаваться явно не собирался: уж если начал нарываться, то нужно нарваться так, чтоб на всю жизни запомнить. Однако, хотя он и собирался продолжить, но поведение девушки казалось ему странным. Она была слишком спокойной, даже не шикнула на него, а просто осуждающе посмотрела, будто погрозила пальцем малолетнему ребенку. Кажется, что-то подобное уже было между ними раньше. Это был тот единственный раз, когда он попытался быть искренним, единственный раз, когда они не вели себя как кошка с собакой. Саске не нравилось это. Нет. – Эй, Сакура, – его голос перестал быть насмешливым, и девушка повелась. Все же, нечасто услышишь столь серьезного Учиху. Только она обернулась, как он притянул ее подбородок и запечатлел поцелуй. Ответ не заставил себя ждать. Со всей силой Сакура оттолкнула Саске, влепив сначала одну пощечину, а затем еще и следующую. – Ты! – набрав полную грудь, вздохнула Харуно. – Просто невозможен! Что, те девицы тебе наскучили и ты решил достать меня? – на выдохе прокричала она, поддаваясь вперед и хватая ухмыляющегося юношу за рубашку. – Я же сказала, что у меня нет сил! Ты не можешь отстать хоть раз? Парень лишь развел руками. Чайник вскипел, засвистел, выпуская пар, и одним точным движением разбил Саске губу. Удар у Сакуры был что надо, а потому наглец распластался на земле, но на его лице не было и тени сожаления. – Маленькая Сакура-чан ревнует. Мне нравится. «Наглый отвратительный котяра». Сакура сжала кулаки, сдерживаясь: все же пар она уже выпустила, да и ей не хотелось бы отправлять друга в больницу. К тому же, он все равно ни в какую не соглашался на других врачей и все время настаивал на том, чтобы его лечила именно она. А после сегодняшнего Сакура надеялась не видеть Учиху ближайшие дня три точно. Девушка, успокоившись, по крайней мере, самую малость, и спокойно опустилась на колени: – С чего бы мне ревновать человека, который поимел почти всю деревню? Насмешка в глазах Саске исчезла. – Надо же, как грубо. – Как есть, – Сакура протянула руку к его лицу, и Саске непроизвольно съежился, ожидая очередного удара. Но девушка лишь коснулась его треснувшей губы, вмиг залечила нанесенную рану, затем вытерла испачкавшиеся в крови пальцы прямо об платье и поднялась: – А теперь отстань от меня, я не в настроении. Саске встал вслед за ней и усмехнулся, положив руку на грудь: его сердце отбивало бешеный ритм. Сакура редко прикасалась к нему, но когда это происходило, его пробирало до костей. – Какая глупость, – вырвалось вдруг у Саске. – Что? – не поняла девушка. – Глупость, я говорю, – повторил юноша, убирая руки в карманы и поспешно добавляя: – Сыграем в игру? – Тебе всё мало? – Правда или действие? – проигнорировал Саске.