Сломанные игрушки

      Логан сидел в королевской библиотеке, пытался вчитаться в древние свитки, летописи былых времен, прилагал все возможные усилия, чтобы отвлечься от насущного. Библиотека стала настоящим убежищем для бывшего короля, потому что при дворе он неизменно чувствовал на себе презрительные, злые взгляды. Никто не говорил ему ни слова, потому что сестра не допустила бы этого, но Логан не был дураком, он чувствовал, как холодная любезность сквозит ненавистью.       Слишком поздно он понял, что расположения людей нельзя добиться банальным «спасением», требующим жертв: они просто не оценят стараний, примут как должное. Логан всегда видел перед собой великую цель, но не замечал, какой ценой он ее добивается. Что же, это стоило ему короны. И доверия последнего родного человека. Королева помиловала его, говорила с ним добро, однако мужчина не был уверен, что она его простила. Вряд ли.       Ведь тогда, в тот роковой день, она сказала, что никогда не забудет. Никогда не простит… Жестокий урок окончательно разделил брата и сестру. Сожалел ли он? Конечно. Особенно теперь, когда рассудок вернулся к нему. Он ощущал себя таким ничтожным, в обжигающей бессильной тоске сжимал кулаки.       Как ни старался, не мог сосредоточиться, ни одна буква не оставляла следа в его памяти. Вроде бы читал, а вроде бы нет. Слова рикошетили, отражались от сознания, как от зеркала, не задерживаясь даже на поверхности. Логан тяжело вздохнул, закрыл глаза, превозмогая тупую головную боль.       Он услышал звук. Кто-то зашел в библиотеку. Обычно он был единственным посетителем в столь поздний час. Все его нутро сжалось. Уже понял, кто это, узнал эту мягкую поступь. Логан оторвал усталый взгляд от груды свитков и увидел, как к нему приближается Ровена. Тусклый свет, источаемый канделябром с пятью длинными, тонкими и белыми свечами, не догоревшими еще и до половины, сглаживал ее черты, она словно сама становилась олицетворенной теплотой. Одета королева была скромно: шелковое голубое платье с легким незамысловатым кружевом, аккуратно, но не вычурно прибранные волосы и любимое колье с сапфирами, подаренное когда-то давно отцом.       Как же она изменилась. Раньше она была милым наивным ребенком с большими глазами, а теперь стала настоящей женщиной. Вот только ее красоту омрачала грусть и озабоченность. Вместе с взрослением на ее долю выпали тяжелые испытания, о которых она всегда молчала. Логан никогда не видел, чтобы королева давала слабину при людях, но временами, когда он пересекался с ней в коридорах, ненароком ловил взгляд, полный сокрытого, едва уловимого отчаяния, и вздрагивал. Он хотел помочь, хотел обнять ее, как раньше, прикоснуться к мягким каштановым кудрям, но, кажется, все было потеряно. Навеки.       Ровена подошла к нему и молча села рядом. Он видел ее благородный профиль, грустные карие глаза под густым ободом ресниц и синие пятна на лице от бессонницы. Кожа девушки была темнее обычного, ведь она недавно побывала в пустынном городе, в Авроре, о которой у Логана сохранились самые болезненные впечатления.       — Не спится? — спросила она, не отрывая взгляда от огонька свечей, не смотря на брата.       — Я опять пытался найти хоть что-то об этом… создании, — Логан отодвинул свитки и пыльные тома. — Как всегда, ничего не нашел. Нигде нет упоминания о чем-то похожем.       Ровена горько усмехнулась.       — А ведь это наше испытание. Либо мы падем, либо победим, стоя пред лицом неизвестности.       Он не мог без тоски взирать на это лицо. Ему было плевать на отражение в зеркале, такое же потрепанное, словно тень былых времен, когда он только принял бразды правления, но сестра… Еще недавно такая свежая, юная, энергичная, а теперь серьезная и даже мрачная. Но молодость ее совсем не оставила, она как будто бы дремала где-то глубоко, под слоем заботы о королевстве и ужасной усталости.       Он посмотрел ей прямо в глаза и спросил так тихо, что даже Ровена едва могла услышать, но она поняла бы и так, читая лишь по губам:       — Ты веришь в нашу победу, сестра? Ты видела Его.       Когда он задал свой вопрос, к горлу подступил колючий, неповоротливый ком. Все знающие думали об этом, но никто не говорил. Сможем ли мы спастись? Есть ли настоящие шансы или падение во тьму неизбежно?       Логана не допускали ни на военные, ни на какие-нибудь другие советы, он оставался в полном неведении, хотя сомнительно было, что у полководцев и министров сведений было намного больше. Другие жители Альбиона могли радоваться своему незнанию, не воспринимая всерьез надвигающуюся угрозу, но он видел. Он видел своими глазами и ощущал на своей коже холодные прикосновения тени, вязкой и беспросветной. Хорошие, преданные люди погибли у него на глазах, растерзанные демоническими отродьями. Он ни на минуту не забывал об их жертве, с дрожью думал о грядущем. Говорили, он обезумел. Не исключено. Логан не знал, как далеко ступила скверна. Вполне возможно, что она затуманила и его разум.       На этот раз Ровена не стала усмехаться. Нет, ее лицо болезненно исказилось, она опустила голову. Логану показалось, что в ее глазах он видел не только отблеск свечи, но и с трудом сдерживаемые слезы. Он глубоко пожалел о сказанном.       Боже, она же еще совсем ребенок, подумал Логан. Они возложили это бремя на ребенка! Слепая провидица, глупый старик Уолтер и кучка революционеров-идеалистов. Они не могли видеть ее такой, напротив, Ровена всегда вела себя как настоящая королева: стоя ли на баррикадах, восседая ли на троне — как женщина, которой он всегда хотел ее видеть. Но как же рано ей пришлось пережить лишения, увидеть жестокость мира и, наконец, стать правителем в самое тяжелое время, вероятно, за всю историю Альбиона.       Быть может, ночью, когда никто не видел, она плакала в подушку в одиночестве. Логану стало дурно при мысли об этом. Он всегда хотел уберечь свою девочку от государственных дел, а потом и от страшной тайны. Сказал, что его лицо расцарапал дикий зверь. Она тогда посмотрела на него с подозрением, любопытное дитя, но после подробного изложения искусно выдуманной истории все-таки поверила.       Словно читая его мысли, Ровена сказала:       — Этот шрам, — она дотронулась тонкими пальцами до лица мужчины. Логан инстинктивно содрогнулся, ощутив осторожное прикосновение холодной руки, — Он оставил?       Не давая брату времени ответить, девушка продолжила:       — Не надо. Теперь я знаю, что это был он. Или одна из его тварей. Там, в этом жутком храме, Он сказал, что тени придут за тобой. Он угрожал мне и показывал отвратительные видения. Я ненавидела тебя за то, как ты поступил тогда, лишив жизни тех людей, но, находясь в лапах самой смерти, поняла, как слаба была эта ненависть. Я сказала, что никогда не прощу тебя. Что ж, да, думаю, так и будет, мои тягостные воспоминания о том дне уйдут со мной в могилу. Но тогда, выслушивая эти злобные речи, наблюдая, как тени в твоем обличьи то мучительно погибают, то набрасываются на меня, искаженные, страшные, я вспомнила, что люблю тебя. Ты мой единственный брат и всегда понимал меня. Я заметила, как тяжело мне противостоять тебе. Мы не враги, мы и не были врагами. Тогда я не изменила намерения захватить трон, но делала все уже не из детской мести. Ради общего блага. И ради нас. Все ложные друзья, которые появились после коронации, не стоят тебя одного, — она помолчала немного, подбирая нужные слова. — Верю ли я в победу над злом? Я верю и стараюсь вселить эту веру в других, но верю и в огромное могущество Хозяина теней.       Закончив, она снова отвела взгляд и принялась придвигать к себе книгу, видимо, чтоб занять руки. Логан наблюдал, как они подрагивают, бессмысленно переворачивая страницу за страницей. Видно, слова эти дались ей непросто. А как ему было непросто услышать подобное признание.       В глубине души он хотел надеяться, что сестра когда-нибудь поймет его, но чаще жестоко упрекал себя за глупый проступок, разлучивший их, не считая себя по-настоящему достойным прощения. Да, раньше, произнося речи перед подданными, он мог отзываться о ней как о мятежнице, как о враге, но и тогда знал, что это ложь. Он злился на нее, но на себя самого сильнее.       Логан ощутил странную скованность и покалывание в руках. Он не мог понять, кто сидит рядом с ним: королева или ребенок? Он так давно не видел ее, не говорил по-настоящему, что просто не знал, как себя повести. Но, кажется, часть его не стала дожидаться вердикта со стороны здравого смысла. Мужчина потянулся к Ровене, взял ее маленькую кисть в свою руку и легонько сжал.       — Не надо было спрашивать. У нас все получится, обещаю, — сказал он так уверенно и спокойно, что удивился сам. На самом деле он сомневался в будущей победе не меньше, если не больше нее. Кажется, разум попросту не поспевал за эмоциями, нахлынувшими во время первого полноценного разговора после долгой разлуки.       Ресницы Ровены дрогнули в тот момент, когда она почувствовала поддержку брата, его тепло. Она быстро перевела взгляд с пергамента, посмотрела в упор на Логана, словно пытаясь считать, верит ли он сам в сказанное. Девушка крепко держала его за руку какое-то время, а затем отпустила.       — Мне нельзя отчаиваться. И я стараюсь. Стараюсь изо всех сил, правда, — неожиданно для него она придвинулась, не отрывая пронзительного взгляда.       Он был так близок к ней, что почувствовал приятный мелодичный аромат, исходящий от волос Ровены. Что-то травянистое, свежее, так откровенно противоречащее духу их разговора и атмосфере, царившей в угрюмых стенах замка. Этот аромат взбудоражил его, вывел из мрака тягостных дум.       Логан вспомнил, как в детстве во время охоты, когда взрослые мужи делили добычу и распивали пряное вино, а собаки лаяли наперебой, возбужденные недавней погоней, он потерял свою маленькую сестру. Отец после смерти матери не уделял много внимания детям. Он любил их, но как-то со стороны. И вот юный принц, слишком увлекшийся готовящейся трапезой, просто не заметил, как она исчезла. На охоту не брали ораву служанок и нянек. Так уж получалось, что, вопреки собственному желанию, нянькой приходилось быть старшему брату, в ту пору подростку — он был чуть младше Ровены в момент их ссоры и последующей разлуки. Он обошел шатры, спрашивая про принцессу, но лорды отвечали, что не видели ее. Парень всерьез забеспокоился.       Временами он очень уставал от активного и любопытного ребенка, то и дело отвлекавшего его от занятий различного спектра: начиная с чтения и заканчивая фехтованием. Как-то даже сказал девочке, что терпеть ее не может, но она только звонко рассмеялась и продолжила самозабвенно метать в него яблоки.       Нигде среди охотников ее не было. «Значит, в лесу…» — с волнением подумал Логан. Как просто заблудиться в лесу восьмилетней малышке. Конечно, если поднять шум, ее найдут с собаками, рисковать не стоило, пребывание вне лагеря может быть слишком опасно. Это была безобидная старая роща, но кто знает. Однако если начнутся поиски, в первую очередь винить будут его. Не доглядел, мол. Но она такая юркая! Разве можно уследить за этим волчонком?       Он незаметно проскользнул мимо пирующих, ступив на лесную тропу. Ему казалось достаточно правдоподобным то, что Ровена должна была непременно идти по тропе. По крайней мере, ее этому учили. Он, конечно, знал, что девчонка почти всегда делала все наперекор советам и наказаниям, но в эту минуту было гораздо проще успокоить себя таким правилом. Выйдя за пределы слышимости, чтобы не привлечь лишнего внимания со стороны знати своими поисками, он начал звать: «Ровена! Ровена!..»       Никто не откликался. Логан звал снова и снова, уходя все дальше. Он уже сошел с дорожки и взбирался на какой-то пригорок, свою последнюю надежду осмотреть местность в поисках принцессы. Наверное, он бродил не менее получаса и уже почти отчаялся, когда, запыхавшись, все-таки влез на возвышенность. И впереди оказалась светлая поляна, окруженная со всех сторон деревьями. Солнце любовно освещало этот райский уголок, зеленый, цветущий. Там он и увидел до боли знакомое голубое платьице и каштановые волосы. Быстрым шагом приблизился к Ровене, чтобы начать выплескивать на нее свои возмущения. Она сидела на корточках спиной к нему, когда брат начал тираду:       — Юная леди! Я был вынужден ходить тут…       — Логан! Подожди! — воскликнула принцесса, поднимаясь на ноги. Казалось, появление брата ее нисколько не удивило.       Она повернулась к нему лицом, светясь от радости. В руках у девочки был самый настоящий букет. Не переставая улыбаться, она протянула ему охапку цветов: белых, золотисто-желтых, лиловых. Логан, совсем растерявшись, ошарашенно смотрел на сестру.       — Бери, — сказала она повелительным тоном, — это для тебя, — добавила Ровена уже мягко, с присущей детям целомудренной нежностью.       Логан взял цветы, заметно покраснев. Он не мог кричать на нее после этого, да и вообще забыл обо всяких обвинениях. Как можно злиться на это невинное и дышащее счастьем дитя?       — Возле палатки какого-то господина я заметила цветок. А потом увидела, что в лесу таких много. Вот этих, маленьких. Я пошла за ними, а пришла сюда. Тут столько разных цветов! Чудесно, правда? — она говорила так вдохновенно, будто нашла настоящее сокровище.       Логан вдохнул запах, источаемый нежданным подарком. И запах этот совсем не был похож на то, как пахнут цветы, что растут возле дворца, искусственно вырощенные, пошлые. В благоухании полевых трав была какая-то неповторимая нотка дикости, первобытности и чистоты.       Вот и сейчас он уловил что-то подобное, исходящее от волос Ровены. Ее любовь к природе определенно не иссякла за годы.       — Почти каждый день я сталкиваюсь с вопросами, которые так трудно решить. Пожертвовать любовью людей и принципами, чтобы выжить в предстоящей войне или попытаться осчастливить народ ценой больших потерь в будущем? Кто знает, что будет лучше. Я ведь не хочу, чтобы обо мне думали и говорили так, как когда-то говорили о тебе, а я слышала это, постоянно, стискивая челюсти, скрипя зубами, злясь, что не могу повлиять на твои решения, зная, что ты не такой. Я не хочу нарушать клятвы, данные мной. Тереза так уверена в том, что я — Герой. Может быть, я Герой, но герой ли я? — Ровена вздохнула, облизнула пересохшие губы. — Я ведь делаю только хуже, выливая все это на тебя. Прости, я, наверное, пойду, — она привстала, оправила полы юбки и собралась уходить.       Логан, должно быть, совсем потерял над собой контроль под влиянием этих печальных откровений. Скорее инстинктивно, чем осознанно, он резко поднялся и удержал сестру, взял за локоть, притянул к себе. В ее глазах читалось смятение, но только на миг. Затем она как будто прочувствовала необходимость этого момента, в котором нуждались они оба, расслабилась, замерла.       Мужчина тыльной стороной ладони коснулся щеки Ровены, трепетно, как если бы имел дело с хрусталем. Он ждал, что сестра отбросит его руку, снова примет образ хмурой воительницы и уйдет, оставив его в великом смущении, но она все так же стояла и смотрела на него, словно в ожидании чего-то. Мрачная задумчивость, бросавшая черную тень на ее юность, казалось, исчезла, растворилась в ночи. Логан попытался собраться с мыслями, но не мог больше молчать, глядя в прекрасные бездонные глаза, и слова пришли сами собой:       — Ровена, ты всегда была лучше меня, лучше всех, кого я знал. И ты стала лучшим правителем. Я уверен, именно тебе суждено побороть зло и не позволю тебе или кому-либо еще оспорить это. Ты должна, просто обязана верить в себя, в свои решения, а я всегда буду рядом. Что бы ни случилось. И если нашему миру все же суждено умереть, знай, что я буду с тобой до самого конца, стану твоим последним защитником, пока меня не поглотит бездна, — сказал он, и тяжелая ноша отлегла от его сердца. Но вместе с облегчением пришло и кое-что другое — мысли, которые не были мыслями в полном смысле слова, их нельзя было выразить словами. Просто он всем своим существом испытывал необходимость в том, чтобы обнять Ровену, не отпускать ее, сидеть так до самого рассвета, запутаться в ее волосах, в аромате свежести и жизни.       — Я знаю, — ответила девушка ему тихо, — знаю…       Она сделала шаг вперед, приблизилась так, что их силуэты в темноте нельзя было различить, они слились в одно целое. Это было слишком близко. То, что Логан так долго старался скрыть, представить родственным чувством, решительно захватывало все его тело и душу. Нет, так нельзя. Так не…       Не успела его внутренняя борьба развернуться в полной мере, когда он ощутил что-то совершенно невероятное, совершенно новое. Ровена одной рукой обхватила его шею и поцеловала в губы, со всей силой и одновременно со всей нежностью, на которую только была способна эта женщина.       У Логана закружилась голова, он думал, что сейчас просто упадет на пол и останется лежать тут до скончания веков. Нет, этого он точно не ожидал. Его просто сбило лавиной чувств, сдерживаться было невозможно. Обхватив талию Ровены, он ответил ей на поцелуй, с жаром, страстью. Он потерялся в этом мгновении. Еще недавно чувствовал себя наполовину мертвым, ходячим трупом, разъеденным паранойей и гнетущим неведением, а сейчас наконец был живым. И, несмотря на всю абсурдность, нелепость, недопустимость, неправильность происходящего, чувствовал себя невероятно счастливым, как будто только что они не говорили о гибели мира, об отчаянии, которое каждый хранил в себе так долго.       Затем они отпрянули друг от друга. Логан ужаснулся.       — Мы не должны были… — заговорил было он.       Но Ровена, мгновенно преобразившись, сверкнула глазами пугающе яростно. Она резко мотнула головой, откинув назад кудри, начавшие падать на лицо. Проснулась королева, и будто бы в подтверждение этому сверкнул тонкий золотой обруч на ее лбу, который она носила в качестве более легкой замены короны, скромного, но значительного символа власти.       — Не должны были?! — воскликнула девушка, и голос ее эхом пронесся по всей библиотеке. Видимо, она тоже это заметила, потому как продолжила чуть менее громогласно, но так же напористо. — А если мы завтра умрем? Ты ведь знаешь, что всегда был единственным мужчиной в моей жизни.       — Единственным? А как же тот мальчишка? — не сдержав давно скрываемого упрека, прервал ее брат.       Старые раны открылись.       — Эллиот? — хмыкнула Ровена. — Думаешь, я не замечала, как старательно он добивается моего внимания? Не искала в этом причины? Да, он был почти что единственным моим ровесником при дворе, а я была пылкой и впечатлительной особой. Но, странно, что для тебя это не очевидно, я не была глупой. И не могла не видеть под маской наивной влюбленности жажду оказаться поближе к трону. К тому же, с ним было совершенно скучно. Он только и искал повода подольститься ко мне. Никогда не спорил, исполнял все мои прихоти. Да что уж, он не мог одолеть меня на деревянных мечах даже когда я была в платье. Это просто жалко. Куда уж ему до моего брата короля! — с ехидцей процедила она, пародируя собственные детские мысли.       — Я не был примером для подражания, Ровена.       — Да, не был. Я поняла это достаточно поздно, но, думаешь, это мешало бы мне любить тебя? Когда я не могла облечь это странное чувство в действие, не знала, что это такое и называла иначе, я могла часами пропадать на конных прогулках, отвлекая себя от навязчивых идей. Знаешь, я считала, что ни одна из потенциальных невест не достойна тебя. Их занятия и разговоры казались мне совершенно бестолковыми. Когда они хихикали, шептались, показывали на тебя, я подходила и с наслаждением разрушала их шепотки какой-нибудь неинтересной для придворных дам темой вроде путешествий и геройств. А им было нечего возразить, я же принцесса. Видел бы ты их лица. Так, мне казалось, я оберегала тебя от этих может быть и милых, но пустоголовых барышень.       — Ты всегда была собственницей, — усмехнулся на самом деле обрадованный этим обстоятельством Логан. Воспоминания вновь вернули ему землю под ногами, заставили улыбнуться.       Он действительно замечал, как Ровена бесцеремонно отгоняет от него первых красавиц Альбиона. Он, правда, не считал их такими уж красивыми. Эти девушки были похожи на хорошеньких кукол, как и нынешние аристократки того возраста, каждое их движение было отточено до совершенства: движение рук, кокетливая улыбка, подмигивание, реверанс. Ничего своего, ничего уникального. Просто у одной глаза были голубые, у другой зеленые, а у третьей карие. Вот и все отличия.       Так что вмешательство сестры часто выручало его, спасало от утомительного диалога, состоящего сплошь из взаимных любезностей и поверхностного обсуждения свежих новостей. Причем новостей не глобальных, не важных, а тех, что не выходили за пределы королевского дворца.       — Скажи мне честно, Логан, я одна чувствую это, ты поддался секундному желанию? Или ты правда не разочаруешься во мне после всего сказанного, может даже… — Ровена смягчилась, хотя все еще была настроена серьезно, но недавний гнев определенно утих.       — Может даже я чувствую то же самое? Да, это противоестественно…       — Разве любовь может быть противоестественной? — девушка нахмурилась.       Судя по напряжению, пронизывавшему комнату, сейчас решалась не просто судьба их отношений, но и всего королевства, а может и мира.       Логан всегда был достаточно сдержан в словах, часто говорил совсем не то, что хотел, дабы не показать слабость, не показать порок. Больше всего он желал бы возобновить то мгновение, когда их губы слились в поцелуе, но прежний Логан вернулся вместе с тем, как вернулась сильная Ровена, не разбитая, не поглощенная тоской. И снова между ними разверзлась пропасть. Пропасть, которую он мог преодолеть одним уверенным шагом, но тут здравый смысл подал голос, истерично пытаясь остановить камень, катившийся с горы.       Ровена выйдет замуж за влиятельного и богатого человека, который станет ее соправителем, у нее будут дети, красивые, славные дети. Она забудет его, будет счастлива. «Нет, не забудет, — ответил с ехидцей другой голос в голове, — она будет искать тебя, и ее сердце окончательно разобьется».       — Ты знаешь, как опасно может это быть. О нас узнают, поползут слухи, — сказал он решительно, даже строго, давая шанс Ровене остановить это безумие.       И так же строго ответила ему сестра:       — Я слишком долго заботилась о репутации в ущерб себе. Хватит. Зная, что все вокруг может рухнуть меньше, чем через год, я больше не могу заковывать себя в кандалы. Скажи мне честно, брат, ты любишь меня?       — Я никого не любил больше. И никогда не полюблю, — сказал Логан, стараясь выглядеть как можно более уравновешенным, тщетно пытаясь обуздать бурю внутри. Похоже, это спокойствие оскорбляло Ровену, делало ей больно, но он не хотел необдуманных решений, не хотел, чтобы она жалела о содеянном.       И Ровена точно знала, что он не врет. Догадывалась о причинах его внезапной холодности. Королева поняла, как далеко все зашло. Как далеко и неожиданно. Еще вчера она наверняка отталкивала бы любую мысль о двойственности ее чувств к брату, о возможности чего-то такого, но теперь она боялась подлинности своих ощущений, зная их настоящую природу. И она видела взаимность! Этот огонек, который так быстро погасил Логан, придя в себя. Девушка прекрасно осознавала, что у нее есть шанс уйти, попробовать забыть произошедшее, похоронить, засыпать землей. И остаться несчастной, возможно, еще более несчастной, чем до того, как она вкусила этот запретный плод.       Брат с привычной суровостью смотрел на нее, и она будто бы обмякла. Но сила вернулась к ней снова, разбудив огонь, затухший было под дождем из неласковых слов и сложных неразрешимых вопросов.       — Опасности, видимо, сами находят меня, братец. И не забывай, что я королева. Королева приказывает тебе повиноваться, — она рассмеялась скорее игриво, чем властно, радуясь тому, что она приняла решение, убедив себя не думать о последствиях хотя бы сегодня, просто быть счастливой. Подойдя к столу, за которым они сидели, Ровена принялась задувать свечи.       Логан удивленно смотрел на совершаемое действо, восхищаясь удивительной воле, живущей в этой молодой особе. Нет, подобной ей не существует на свете. И он повиновался. Хотя вряд ли ему уже нужен был приказ. Досмотрев, как затухает последняя свечка, бледно мерцающий свидетель их связи, он одним движением руки смел свитки и подсвечники со стола. Пара книг с гулким звуком рухнула на пол, серебряные канделябры звонко брякнули, и воцарилась тишина, не зловещая, как до того, а даже уютная.       Он не видел ровным счетом ничего, пока прямо перед лицом не возник мерцающий огонек. Ровена была исключительно одаренным магом, и потоки волшебства повиновались ей без специальной перчатки, что давало некоторое преимущество над простыми смертными, особенно, как оказалось, в темноте. Обволакиваемая голубоватым свечением, исходящим от шарика, парившего в воздухе рядом с ее левой рукой, она была пьяняще очаровательна, эта порочная добродетель. Логан еще не видел в жизни чего-то изумительнее, чем лучезарная улыбка, озарившая тогда ее лицо.       — Темнота не пугает меня, когда я делю ее с тобой, — прошептала Ровена ему на ухо.