Эгоист и его лучшая ученица

— Могу я попросить тебя об одной последней услуге? Она только задумчиво подняла на него свои серые глаза и медленно кивнула. Действительно, а почему нет? Он — её мастер, сенсей, которого она не видела много-много лет. У него всегда были весьма смутные представления о плохом и хорошем, и, тем не менее, соответственно им Эштем никогда не пытался ей навредить. Только сделать её сильной. Нет, не так. Непобедимой, лучшей. Жнецом. — Пойдём со мной. Это не далеко, дорога не займет много времени. И Рувей пошла. Улыбнулась на прощание Ксандеру и осторожно прикрыла за собой дверь, стараясь не шуметь. На город опускались сизые сумерки, воздух казался особенно плотным. К чему нарушать эту завороженную тишину? Идти и правда пришлось не долго. Вскоре все крошечные домики остались позади, закончился пригород, не стало нормальной дороги. Тишины больше тоже не было, потому что они говорили. Ещё и ещё, но наговориться всё не получалось. Они хаотично перескакивали с одной темы на другую, время от времени начинали смеяться, но сторонний наблюдать точно бы не смог понять, а что же такое смешное было сказано. Рувей иногда запиналась, не зная, а стоит ли продолжать ту или иную тему, не станет ли она завершением их задушевной беседы, не будет ли неприятной для мастера. Но он только одобрительно ей кивал и улыбаться одними глазами, наблюдая, как Рувей набирается смелости для того, чтобы поделиться ещё одной, а потом ещё и ещё одной историей. Он и сам рассказывал о своих злоключениях, но больше — слушал. Потому что Эштему нравился её голос, её звонкий смех, да что там — совершенно всё в ней. Уже не просто красивой девушке, а молодой уверенной в себе женщине. Которая теперь позволяла себе запинаться только рядом с ним. Веснушчатые щеки которой окрашивались едва заметным румянцем, стоило только высказать нечто похожее на комплимент в её адрес именно ему. Похожее, потому что Эштем никогда ничего не смыслил в комплиментах. И попробовал это изменить лишь однажды, и то ради коварной лисицы. Ничего дельного тогда так и не получилось. — Красиво, правда? — спросил Эштем, когда они поднялись на невысокий холм. И всё равно вид с него открывался просто восхитительный, а на небе уже загорались первые бледные звёзды. Всё вокруг становилось таким далеким и призрачным… Как и то, что он сам чувствовал уже давно. И от чего уже столько пытался избавиться. Тщетно. — Очень, — Рувей села рядом с ним на траву, подобрав под себя ноги, и начала всматриваться куда-то за горизонт. Отчего-то молчание вдруг стало неловким, Эштем не мог понять причину этой неприятной для него перемены. С другой стороны, может, оно и к лучшему? Что ему терять теперь, если всё, что могло покатиться под откос, уже давно это сделало? Даже этот их последний разговор? Жаль, но уже ничего не исправить. Зато можно испортить всё окончательно. — Можно? — несмело спросил он, на этот раз сам запнувшись. Рувей промолчала. Наверное, от удивления, но ведь всегда находятся дураки, которые считают молчание знаком согласия? И ему ведь можно побыть дураком хоть однажды, да? Поэтому Эштем, засомневавшись всего на миг, всё-таки положил голову ей на колени, а сам растянулся на траве в полный рост. — А о какой, — Рувей смотрела на него так, словно видела впервые в жизни, — последней услуге шла речь? — Проще простого, — вымучено улыбнулся он. — Я просто не был уверен, что ты захочешь со мной пройтись. Но ты согласилась. И даже не стала рассматривать это как что-то совсем заоблачное. Потом я, как видишь, совсем обнаглел, и снова попросил тебя о сущем пустяке. Но для кого как. И ты снова позволила мне это сделать — положить голову на твои колени. Спасибо. Но знаешь, есть ещё кое-что. О чём просить тебя я уже не стану, потому что ты точно ответишь отказом. Эштем зажмурился: слишком уж прекрасной она была для того, чтобы продолжать на неё смотреть без каких-либо последствий. А Рувей сперва сидела очень тихо, боясь шелохнуться. В её глазах отразилось запоздалое понимание. Потом… Её рука ласково погладила его по волосам. А когда никакой реакции на это не последовало, провела по ним ещё раз. Трепетно очертила линию скулы, подбородок, каждую морщинку в уголках глаз. Потому что в глубине души Рувей давно хотелось это сделать. И он сдался. Снова посмотрел на неё, любуясь. И понимая, что сейчас сам всё бесповоротно испортит. Но разве может всё продолжаться дальше вот так? Ведь и у него есть кое-что, что ему очень давно хотелось сделать. — Рувей, — произнёс он её имя так мягко, как никогда прежде себе не позволял. — Ты ведь знаешь, какой я эгоист, да? Стоит признать, Эштем всё-таки дождался её утвердительного кивка. И только после прошептал последнее горькое «прости». Стоит отдать должное и Рувей, она догадалась за секунду до. Но не успела отпрянуть, только её серые глаза в страхе расширились, а губы предательски задрожали. Она не была уверена, что сможет простить его и на этот раз. А он уже не был уверен, что для него это так важно. Поцелуй получился коротким, требовательным с его стороны. А она не ответила, просто снова замерла, словно загнанный в угол зверек, с его рукой на своём подбородке. Второй Эштем рискнул обнять её за талию, и, честно, об этом он никогда после не жалел. Обидно ему было насчёт другого: это точно далеко не первый её поцелуй. Но первый, как и второй, десятый, был не с ним, хотя мог бы. Он научил её столь многим вещам, мог бы ведь и этому… Но испугался. Трус. Сложно сказать, жалела ли после Рувей о том, что вообще вышла сегодня из дома в компании бывшего наставника. Вспоминала ли о его руках с отвращением? Возможно, и вовсе больше никогда не думала о нём и о его горячем дыхании на своих губах? Возможно. Но сейчас она только продолжала тихо плакать. Слёзы — вот ещё одна вещь, которую она всегда позволяла себе только рядом с ним. Было страшно ответить или поддаться, но и оттолкнуть или ударить его сил не осталось. Потому что это был… он. И представлять себе поцелуй с ним Рувей бы раньше никогда не осмелилась. Особенно таким: соленым, отчаянным и последним. Призрачным. Ведь между ними точно не может ничего быть, это понятно любому. Потому что он эгоист до мозга костей, а она — его лучшая ученица. Вот только больше не смешная девчушка, которая просто хочет быть кому-то нужной и боится одиночества до дрожи во всегда сбитых в кровь коленках. Она уже совсем взрослая и осознать может гораздо больше. А поймёт ли, что он тоже может что-то чувствовать? Ещё и по отношению к ней. Что-то настолько призрачное… Он — эгоист, а ещё ужасный трус в придачу. Именно поэтому Рувей будет продолжать раз за разом просыпаться посреди ночи в холодном поту, тревожась о будущем и настоящем. Наверное, просыпаться точно не рядом с ним. Именно поэтому Эштем будет каждую ночь смотреть на далекие звёзды, надеясь, что хоть одна сможет дать ему ответ на совершенно бессмысленный вопрос. Какая из его ошибок стала роковой? Беспокоиться он будет только о своём прошлом, потому что будущего у него нет. Наверное, просыпаться всю оставшуюся жизнь он будет точно не рядом с ней. Наверное, всей этой истории и вовсе никогда не было. Потому что тут в конце, каким бы он ни оказался, все не останутся счастливы, да и жить долго им скорее всего не захочется. А разве так бывает, тем более в сказках? Ещё и в тех, которые о любви: искристой и настоящей, а вовсе не призрачной.