РОV Хару
Меня зовут Хару. Я убил семнадцать гулей и двадцать четыре человека. В Токио мне всегда было холодно. Сейчас мне всего семнадцать, я просто подросток без семьи и друзей. Десять лет назад моя жизнь превратилась в кошмар. Мама умерла ещё давно, при родах. Отца убили следователи, когда мне было семь. Меня забрал к себе дядя. Тогда всё и началось. Любая ошибка каралась наказанием. Переломы, разрывание кожи, ожоги, отрывание конечностей, вскрытие… Ещё не догадались, кем был мой дядя? Я уверен, его знали все гули и огромное большинство людей. Якумо Оомори. Проще говоря, Ямори или же Джейсон. Он научил меня наслаждению в том, что другие не любят. Научил его получать и отдавать другим. Это наслаждение называется болью. Да, я мазохист и садист. Мало того, ещё и извращенец, как скажут многие. Полный набор для того, кого все должны ненавидеть. Мало? Ещё и гуль. Но это уже, я думаю, очевидно. Одного трупа мне всегда хватало на три месяца, примерно. Иногда я любил устраивать игры. В подвале моего дома есть всё для этого. Скальпели, гвозди, нитки и большие иголки, всё, что душе угодно! А ещё я очень люблю раздирать свои же ладони ногтями, смотреть, как несколько секунд с них медленно стекает алая кровь, капает на пол и ранки тут же затягиваются снова. Так быстро, что даже не успеваю нормально насладиться этой остротой. Иногда специально какое-то время из-за этого не ем. А ещё очень люблю сдирать корку со старого шрама, который расположен где-то чуть ниже лопатки. Находить в этом приятное меня научил дядя. Как бы то ни было, я благодарен ему, потому что он научил меня жить. Научил крепко держать нить своей жизни окровавленными пальцами, даже когда она начинает резать кожу. Научил, даже стоя на коленях, не позволять утянуть ее куда-то кому-то во тьму. Даже если сзади смерть уже тянет острый нож, чтобы ее разрезать, а то и отрезать тебе руку. Как вчера помню: заострённый и нагретый в огне конец железной палки снова резко продавливает кожу. И такими точечными движениями вырисовывается короткая надпись.生き残る
Выживи. И я обещал, что выживу, несмотря ни на что. Не позволю жизни, давя ногой на затылок, уткнуть меня лбом в асфальт и сделать последний выстрел. Даже если к горлу подставлен нож. Даже если кто-то вот-вот нажмёт на курок пистолета. Даже если я проткнут насквозь по всему телу. Даже если истекаю кровью. Даже если везде гаснет свет. Даже если табуретка под ногами вот-вот упадет, а на шее петля. Даже если в лёгких почти не осталось воздуха. Даже если ещё миг и сердце остановится, я должен заставить его снова биться. У меня нет ни друзей, ни семьи, кроме дяди. Но оно и к лучшему. Если я к кому-то привяжусь, будет намного, намного больнее. Этот человек, или же гуль, узнав, чем я увлекаюсь, тут же уйдет от меня. А дядя, даже если всегда меня принимал, просто сочтет слабаком и правильно сделает. Но у меня есть Мамору. Это мой кот. У отца была кошка и она родила котят одной весной, всех раздали, а его оставили мне. А ещё у меня есть музыка, я хожу в музыкальную школу. Это предпоследний год обучения. Многие учителя говорят, что я очень способен, даже для своих лет. Я хорошо пою и хорошо играю на фортепиано. Только сольфеджио всегда было ну очень скучным… Но, боюсь… Для меня этот год последний. Не в музыкалке. А вообще. Даже не год, а день. Завтра у меня должен был быть конкурс, но я на него не пойду. Я больше вообще никуда не пойду. Никогда. Сомневаюсь, что доковыляю до дома, даже на улице никого нет, чтобы наконец поесть. Радует лишь то, что я оставил окно открытым и Мамору сможет спуститься по деревьям, когда проголодается. Ведь больше я ни разу его не покормлю. Больше никогда не проведу ладонью по мягкой шерсти. Глупо было лезть в схватку со следователями, когда ты не ел несколько дней. Очень глупо и безрассудно. Я люблю боль. Но не когда она настолько сильна, что не позволяет стоять на ногах. Не когда настолько больно, что я еле дышу. Кажется, во рту все ещё привкус крови. Дождь. Капли медленно стекают по голове, лицу, шее, красным от крови рукам и ногам, по всему телу. Даже толстовка уже вовсе не белая, а красная и пахнет кровью. Моей кровью. Прости меня, дядя. Я не сдержал обещание. Не выжил. Мне жаль, что я оказался настолько слаб. Дождевая вода в лужах смешивается с алой жидкостью, с моей кровью. Одна нога оторвана чуть выше колена. Глубокие и точные разрезы почти по всему телу. Кое-где видны даже дырки, и я не про одежду. Кажется, если я упаду, я больше не встану. Простите меня. Простите, что позволил кому-то разрезать кожу на моих пальцах нитью и утянуть ее во тьму. Чуть позволил жизни надавить ногой на мой затылок, прислонив лбом к асфальту и сделать последний выстрел. Я наконец упал. Прямо в лужу. Но мне наплевать. Я лишь закрою глаза, ведь сил нет даже на то, чтобы держать их открытыми. Меня звали Хару. Я убил семнадцать гулей и двадцать четыре человека. Но вот-вот отпущу свою нить жизни.