То, что убивает...

      Темное покрывало укрывало небосвод, звезды, словно драгоценные камни рассыпались по нему. Тихий шелест листьев вперемешку с размеренным стуком дождя за окном, успокаивал всех, всех кроме одного человека в этом городе. В самом его центре, в одном из домов, в чьих стенах давно не было хозяйки, а в окнах не горел свет, тускло светила одинокая свеча. Если пройти чуть глубже в квартиру, можно увидеть внушительные слои пыли на различных поверхностях, горы грязной посуды в мойке и пустой холодильник.       На полу, на когда-то мягком ковре, на котором так любил валяться один синий кот, сейчас разбрызгались осколки вазы, засохшие цветы валялись где-то поодаль от них, а драгоценные книги были разорваны в клочья, что уж говорить о романе, над которым так долго и кропотливо работала заклинательница духов.       В ванной мерно журчала вода, пар заполонил все пространство, и не было ничего видно, словно плотный туман окутал комнату. Вот слышится плеск, кажется, хозяйка вылезла из горячей воды, мягкая поступь по холодному кафелю, скрип от вытирания зеркала и перед нами предстает Люси Хартфелия.       Карие глаза, наполненные невыносимой болью и грустью, в них потух былой огонь, золотистые волосы мокрыми сосульками спадают вниз, нисколько не прикрывая нагое тело, которое сплошь было усыпано всевозможными ранами. На острых ключицах пестрели несколько желтых, и парочка лиловых синяков, которые плавно перетекали на грудь. Ребра исполосованы разнокалиберными шрамами: маленькие еле-еле видные, средние, что недавно поджили, и даже несколько больших длиной примерно около десяти сантиметров давно превратившиеся в рубцы. На руках кровоточили несколько новых шрамов, только-только появившиеся, они были даже на внутренней стороне бедра.       Но один шрам — его появление — она никогда не забудет, ведь боль была просто невыносимая. Самый страшный, самый уродливый шрам тянется от левого плеча и заканчивается на правой тазобедренной косточке, пересекая грудную клетку, словно перечеркивая сердце, что так сильно и отчаянно трепещет, пытаясь не умереть. Это началось не так уж и давно, всего пару месяцев назад и первое время юная волшебница не понимала, что происходит. Почему там много синяков появляется на ее теле, и скидывала их происхождение на травмы, полученные на заданиях и на свою неуклюжесть. Но все изменилось в один день. День, когда столкновение с внуком мастера Макарова привело к появлению маленького еле заметного шрама на плече, в том месте, где она дотронулась до него, в день, когда после его слов «Смотри под ноги, ты не на своем пастбище, корова» ее мир разрушился.       Всего одно мгновение, одна фраза, один шрам, и Люси Хартфелия была убита. Убита осознанием того, что человеком, которого она всю жизнь ждала, ее родственной душой, оказался самый грубый, самый отвратительный ей человек, способный поднять руку даже на родного деда — Лексус Дреяр.       Такой обманчиво хрупкой дрожащей рукой златовласка прикоснулась к так ненавистному шраму и горько вздохнула, она никогда не думала, что Судьба над ней так поиздевается, преподнеся в ее мир хаос и разруху. Даже когда ее мама умерла, Люси надеялась, верила, что все в ее жизни наладится, что все будет хорошо, но, увы, кажется, этому не суждено случиться…       Заклинательница духов медленно вытирается, стараясь не потревожить свои новые шрамы, одевается в пижаму, и уже после начинает обрабатывать раны. Ей уже не привыкать, ведь каждый божий день вот уже на протяжении двух месяцев она только этим и занимается, ведь как бы девушка не старалась — от этих едкий слов и презренного взгляда ей не скрыться.       Обработав раны, Люси ложится в холодную постель, закрывая глаза и погружаясь, словно в океан, в свой ад, ведь серые глаза, принимавшие золотистый блеск, когда их хозяин использовал свою магию, преследуют ее даже там — во снах. ***       В этот день ничего не предвещало беды, все было как обычно, не считая погоды, которая ждала приближения осени. Зеленые листья уже начинали желтеть и укрывать асфальт своим восхитительно-прекрасным желтым покрывалом, ветра становились все прохладнее, а небо все чаще сгущалось в тучи, накрывая Магнолию темным куполом. Солнце уже давно скрылось за тяжелыми облаками. Лишь настроение самой буйной гильдии не менялось, ведь в ее родную обитель вернулась давно, казалось бы, потерянная дочь — Лисана Штраус.       Милая девушка с небесными глазами и короткими серебристыми волосами — под стать своим старшим брату и сестре. Ее ласковая улыбка согревала гильдию, а когда к ней присоединялась небезызвестная заклинательница духов, то все хвостатые феи «умирали» от умиления и тепла, что они вдвоем дарили им. Две девушки сдружились, и очень хорошо общались друг с другом, всегда поддерживали самые странные идеи и сопротивлялись нашествиям одного огненного волшебника на их холодильники.       Извечное «Бухаем» Каны Альбероны — главной пьяницы гильдии было слышно каждый божий день, ведь такое счастье как воскрешение их дорого согильдийца было не частым явлением, поэтому вот уже как месяца три гильдия праздновала не просыхая. Даже возвращения Лексуса с его трехлетнего задания, коим его наградил мастер Макаров после той бойни, что он устроил, не омрачило волшебников — пьянка разрослась еще больше. Но, как известно, всему приходит конец, и мастер отправил всех искать задания, ведь праздник праздником, а за проживание надо платить, особенно тем, кто живет в общаге, ведь хозяйка там, то еще чудовище.       Время летело, сильнейшая команда Хвоста феи ходила на задания, забирая с собой еще и Лисану, чтобы девочкам — в лице Люси и Эльзы — не было скучно, половина суммы от заданий, а порой и вся, конечно же, уходила на оплату разрушений, поэтому на задания приходилось ходить часто, сражаться тоже. Но была одна странность — на златовласке появлялось с каждым днем все больше синяков, даже тогда когда никаких сражений не было, и если бы первые разы девушка все списывала на свою неуклюжесть, то последующие «ранения» ее насторожили, поэтому Хартфелия решила сходить к Полюшке и проверится и не пошла в этот день с командой на задание, о чем потом очень пожалела.       Знахарка не сказала Люси ничего особо ценного, лишь взяла кровь на анализы, дала какую-ту противную жидкость и выгнала из своего дома, знатно отходив ее веником. С печалью бывшая аристократка пошла в свою гильдию, шаркая ногами по асфальту и раскидывая листья в разные стороны и опустив голову вниз. О чем-то глубоко задумавшись не заметила как врезалась во что-то высокое и твердое, сначала погрешила на дерево, пока не почувствовала тепло от этого «что-то» и только она хотела извиниться, как грубый мужской и так хорошо знакомый голос не прорычал ей:       — Смотри под ноги, ты не на своем пастбище, корова, — и пошел дальше, грубо толкнув ее в плечо, где тут же стрельнула тупая боль.       От Лексуса Дреяра — великого и могучего мага знатно разило перегаром — после возвращения он частенько находился в таком состоянии и даже нотации деда ему не помогали — а еще, кажется, пахло каким-то приторными духами, явно женскими.       «Грубиян» — подумала заклинательница, потерев свое плечо, в которое ее толкнул блондин, и почувствовала что-то липкое.       Кровь.       Алая жидкость медленно стекала по ее хрупкому плечику тонкой струйкой из маленького шрама.       Карие глаза в шоке распахиваются, а в блондинистой голове начинают работать шестеренки. На Лексусе была его извечная шуба, мягкая и теплая и острого, что могло бы порезать ей плеч, не было, руками он ее не трогал, да и колец то он не носит, поэтому Люси боялась даже подумать о том, что могло сейчас произойти, не то, что сказать вслух.       Ей это, к сожалению самой говорить не пришлось. Все сделала Полюшка, которая позвала ее к себе в лачугу через пару дней после того случая. И «обрадовала» так сказать хорошей новостью.       — Не знаю, в радость тебе это будет или нет, — карие глаза лекаря смотрели на нее с некой печалью, — но синяки у тебя появляются, потому что ты находишься вблизи своего соулмейта. Ты же знаешь, кого называют соулмейтами?       — Да, — девушка грустно улыбается. — И даже знаю, кто это, поверьте мне — не самый лучший человек на этом свете.       — Если знаешь даже лучше, — проговорила женщина. — Если уверена в том, что он тебя примет, хотя я в этом сомневаюсь, судя по количеству твоих синяков, то можешь идти к нему. Если же нет, то не приближайся и не дай бог он к тебе прикоснется…       — Что случится? — шоколадные очи с каплей страха смотрели на розововолосую.       — Раны будут хуже, если он хоть раз тебя коснется хоть чем, рукой, ногой, плечом, даже если кончиком пальца. Это уже будут не синяки, а…       Полюшка не успела закончить, ее взгляд наткнулся на пластырь на нежной коже плеча.       — Шрамы, да? — грустно усмехнулась Люси.       Карие глаза знахарки уже с видимой грустью и отчетливой болью посмотрели на волшебницу, она знала не понаслышке, что это такое, когда истинный, тот, кто предназначен тебе самой Судьбой, причиняет одним только словом боль. У нее достаточно шрамов на теле, но ее соулмейт давно погиб, а что же ждет эту малышку ей даже представить страшно.       — Мне жаль…       — Ничего страшного, сейчас осень и я смогу особо внимания не привлекать закрытой одеждой, — Люси попыталась ободряюще улыбнуться, но вышло хреново. — Плохо будет летом. Потому что я уверена на все сто процентов — этот мужчина никогда меня не примет — он не выносит слабаков. Спасибо вам, Полюшка, я пойду.       Сгорбленную фигуру аристократки провожали грустные глаза лекаря. Она уже поняла о ком речь, поэтому девочке можно только посочувствовать. И хоть как-то помогать снадобьями.       Тот день, то столкновение изменило все, Люси, гильдию, и даже Полюшку, печаль навсегда поселилась в карих глазах. В гильдии наступило непонимание.       ***       Осень все еще правит в этой Вселенной, поднимает ветра, кружит алые торнадо из своих листьев, оборвав их с деревьев, накрывает землю проливными дождями, поднимает туманы, укутывая города, словно в кокон, уничтожает урожаи. Одним словом делает все, что пожелает, портя своими действиями людям и магам настроение, но все же у кое-кого такая погода стала одной из любимых.       Когда льют проливные дожди, когда на темном небосводе, в то время как на улице день, сверкают желтые молнии, когда ветер бушует, ломая деревья, когда листья танцуют, юная волшебница выходит наружу и слоняется по дорогам города, думая о своем. О том, что эта погода напоминает ей того, кто наградил ее столь ужасным телом, у него такой же скверный характер, буйный нрав и сила столь оглушительна, сколь и сильна молния, сверкающая в данный момент на небе.       Серое небо — это глаза Лексуса Дреяра, молния — его сила, ветер — его свобода. Осень — это он.       Да, он тот, кто приносит ей боль каждый день, тот, кто не переносит ее на дух, тот, кто презирает ее и унижает, тот, кто уничтожает ее одним только взглядом, тот, кто убивает ее. Но одновременно с этим, он тот, кто предназначен ей самой Судьбой, тот, кто заставляет ее сердце трепетать, хотя она этого совсем не понимает — не умеет контролировать, тот, кто возносит ее на небеса, а потом разбивает о землю.       Лексус Дреяр сплошные противоречия.       Лексус Дреяр — ее Судьба.       Лексус Дреяр — ее Смерть.       Невозможно находится вблизи него, потому что одно только плохое слово в ее адрес — на ней появляется либо синяк, либо шрам — все зависит от степени презрения в этих словах. Находиться вдали нереально — она хочет спрятаться от него, где его слова, где он сам ее не найдет, но не получается, как бы сильно она не старалась — волшебницу тянет к нему.             Люси Хартфелия — мотылек, летящий на огонь.       Лексус Дреяр — пламя, что сожжет ей крылья, уничтожит ее, убьет.       Две противоположности. Два разных человека, связанных алой нитью.       Она знает об этом, он — нет, потому что заклинательница духов никогда не произнесет о нем ничего плохого — он не должен знать. Он не должен быть разочарован в своем соулмейте. Она не хочет, чтобы он ненавидел ее еще больше, чтобы смотрел на нее, словно она самое худшее, что могло случиться с ним. Люси не вынесет этого.       Аристократка тяжело вздыхает. Крупные капли бьют по телу, одежда уже давно промокла насквозь, толстая толстовка, которая явно мужского стиля и больше самой заклинательницы размера на два, стала еще тяжелее, в ботинках хлюпает вода, волосы из высокого пучка превратились непонятно во что, но Люси упорно идет вперед, туда, куда ее тянет, туда, где ей вновь причинят боль.       Величественное здание гильдии встречает ее обычным шумом и смехом — настроение хвостатых фей неспособно испортить даже такая дрянная погода. Проходить в помещение Хартфелия старается как можно тише и незаметнее. Мельком глянув в сторону второго этажа и не найдя знакомой до боли, как бы смешно это не звучало, блондинистой макушки, огорченно и одновременно с этим облегченно вздыхает, даже не замечая как за ее плавными передвижениями следят серые, будто само грозовое небо поселилось в них, глаза. Избегая чьих-либо расспросов, взглядов, девушка направляется в самый темный угол гильдии, прячась от всего мира в своем мокром, холодном и черном мире.       Шрам на груди дико ноет, каждый раз, когда на улице властвует такая погода, причиняя дискомфорт, а изредка появляющиеся синяки на чувствительных местах, там, где шрамы, там, где кожа самая тонкая, доставляют неудобства, принося легкую боль. Руки дрожат, дыхание сбивается, потому что боль все сильнее, перед глазами темнеет, зубы сильно прикусывают язык, из-за чего чувствуется металлический привкус — Люси не понимает, что происходит, что он мог еще сказать о ней…       А потом, когда мушки перед глазами перестают скакать и возвращается зрение, волшебница понимает. Он не сказал — он сделал.       Привел в гильдию другую.       Она видит это и не может поверить своим глазам. На коленях того, кто принадлежит ей с самого ее рождения, в данный момент восседает какая-то девушка, блондинистые волосы достают ей до пятой точки, на ее тонкой талии вальяжно расположилась большая рука предводителя Громовержцев, сама дама запустила свои пальчики мужчине в волосы, и что-то щебечет ему своим писклявым голосом.       Как все поняли, почему он писклявый?       Да поточу что эта мадмуазель на всю гильдию ему впаривает какую-то хренотень про шмотки и косметику, наклонившись ему к чувствительному уху. Все драгонслееры ему уже посочувствовали, ну или ей, а то мало ли, что он может ей сделать. Но вот у всех шок. Лексус не только ей ничего не делает, а улыбается и целует ее на глазах у всех, не зная или зная и делая это специально, какую боль причиняет Люси.       Сама златовласка встает и направляется к барной стойке, пересиливая боль, которая распространилась по всему телу, и присаживается прямо напротив довольно шокированной Миражанны.       — Мира, будь добра, горячий шоколад.       — Ой, Люся, я даже не заметила, как ты пришла, — отмирает барменша, принимаясь за заказ. — Да ты же вся промокла, давай снимай свою кофту, высушим тебя.       — Не надо, — кареглазая нервно улыбается. — Сейчас Леви скоро придет, и я попрошу ее наложить согревающее и высушивающее заклинание.       Горячий напиток, что подала дьяволица, приятно обжигает горло, а сладкий запах ударяет по рецепторам.       — Что тут, кстати, происходит? — мельком интересуется заклинательница. — А то я все то по заданиям, то по магазинам и библиотекам хожу.       — Да я сама уже не в курсе, но, похоже, у нашего Лексуса появилась девушка, — улыбается Мира, вот только улыбка больно странная, неестественная.       — Опять на одну ночь? — усмехается Хартфелия, а Альберона, сидевшая рядом, поддерживает ее смешком. — Он вроде их сюда раньше не приводил.       — Потому и не приводил, что на одну ночь были, — позади них раздается мелодичный голос, подошедшей дамочки, — а меня привел, потому что я навсегда.       Заклинательница оборачивается на девяносто градусов, таким образом, садясь в пол-оборота к главному залу и смотрит своими шоколадными очами в похожие карие. Они смотрят на нее с насмешкой и долей презрения, юная особа явно чувствует превосходство над Люси и не стесняется его показывать.       — Так ты и есть та самая болельщица, которую вечно поливает всякой грязью мой Лексус, — оглядев Хартфелию, усмехается девушка, делая акцент на слове «мой». — И впрямь слабачка и посредственность.       Заклинательница плотно сжимает губы, а в глазах загорается яростный огонь.       — Лексус, угомони свою девушку, — громко басит мастер. — В нашей гильдии никто не будет унижать нашего согильдийца, и тебя паршивец это тоже касается. Живо извинились оба!       Все в здании вздрагивают, а Лексус морщит нос.       — Лина, хватит, бери, что хотела и иди обратно, — хриплый голос мага молний мурашками бежит по спине Люси. — Извини, болельщица.       — Лексус! — парень вздыхает.       — Прости… Люси.       Серые глаза смотрят в душу, а слова лечат тело. Заклинательница ощущает как первый, тот самый еле заметный на плече, шрам с легким холодком залечивается.       Небо и шоколад сталкиваются.       Молния и звезды.       Порванная нить завязывает первый узелок. У мотылька начинают восстанавливаться крылышки.       — Ничего, — уголки губ Люси трогаются в неуверенной улыбке, а у Лексуса в душе происходит взрыв. Он видит эти уставшие карие глаза и чувствует, как скребется совесть. — Я все понимаю…       — Хватит ему так улыбаться, дрянь, — взвизгивает Лина, громко ударяя по ушам, девушка дергается вперед, рука поднимается и вот кулак летит в заклинательницу, от которого она с легкостью уворачивается, ввергая всех в шок, даже в глазах Дреяра-младшего мелькает удивление, которое быстро сменяется молниями в очах.       Такого отношения аристократка уже не выдерживает. Пару секунд и вот кулачек, казалось бы, такой маленькой ручки сжимается и смачно прилетает прямо под дых, кажется уже бывшей девушки Лексуса, судя по плясавшей вокруг него магии.       — Ты уж извини, Лексус, но я должна была себя защитить, — тихо произносит Люси, — ну и дурной же у тебя вкус.       Всего-то пару слов. Она всего лишь сказала, что он не умеет выбирать, и вот он чувствует легкое жжение в области шеи, там расцветает шрам.       ***       Он понял это уже давно.       Прошло уже несколько лет, с того мгновения как он узнал, что новенькая в их гильдии и есть та, кого ему подарила сама Судьба. Он никогда не думал, что его соулмейтом будет маленькая крошка, только что сбежавшая из дома, еще не умевшая толком жить и выживать. Слабая, хрупкая, прикоснуться страшно, вдруг сломает. Карие глазки, в которых хочется утонуть, пухлые губы, которые хочется целовать, пока воздух в легких не кончится, обнимать осиную талию, прижимая к себе.       Лексус Дреяр не смел даже думать, что всего один человек в этом гребаном мире может стать его слабостью.       Он жил как все, ну почти все. Ходил на задания со своей командой, пропадая на них по месяцам, а то и годами, повидал почти весь мир. У него было куча женщин, как опытных так и не очень, перепробовал весь алкоголь какой только есть, в общем, жил на полную катушку.       Все изменил один случай.       На его гильдию, на его родной дом напали.       Мира и Кана просили его помочь, но он отказался, даже когда эта новенькая девчонка — Люси попросила его. Он поставил условия, но она лишь послала его.       Сказала ему, что он редкостный самовлюбленный придурок и отключилась, а Лексус Дреяр никогда прежде — со времен вживления лакримы — не получавший синяков, обнаружил у себя сразу несколько: один на груди, а другой на руке. Весь мир драгонслеера перевернулся в тот момент, он не мог поверить, что какая-то слабачка, мелкая девчонка является его истиной. Дреяр думал, что это будет кто-нибудь сильный, к кому не побоишься лишний раз прикоснуться, не сломав. В тот день он разнес свою комнату к чертям собачьим. В тот день он был зол как никогда.       Это был день, когда Лексус Дреяр разочаровался в Судьбе.       Но всегда есть это «НО».       Маг устроил нападение на гильдию и понял, что попал. Что этого не изменить. Что она та, действительно та, кто принадлежит ему. Всегда принадлежала. Потому что никогда прежде его лучшего друга, соратника, с которым он сражался бок о бок, прикрывая спины, не побеждала девчонка — Мира и Эльза не в счет.       Он наблюдал за ней с помощью своего Дворца Грома, и восхищался. Отточенные движения хлыстом, сила, способная призвать духов. Это было красивое сражение.       Маленькая девочка, ЕГО девочка, малышка, которую он не может подпустить близко.       Он должен оттолкнуть ее, просто потому что не заслуживает эту светлую фею.       Тогда, принимая это решение, он не знал, на какие муки он обрекает их обоих.       Не знал, что одним своим поведением, одним взглядом, одной фразой запечатлеет на ее теле свой самый ужасный поступок, не стерев его потом ничем.       ***       Люси бежала домой сломя голову, ей было плевать на ветер, изгибающий деревья под неестественными углами, на дождь, бивший по телу, на все что ее окружает. Она должна была это сделать, она должна была это проверить. Потому что если не проверит — не поверит, что это не сон.       Дверь распахивается, принося в заспанную и давно позабытую ласку хозяйки квартиру свежесть. Топот ног под грязным ковром, хруст стекла от вазы, ванная комната. Хартфелия просто сдирает с себя промокшую толстовку, и неверяще смотри на свое левое плечо. Там где еще пару часов пестрел маленький шрамик — чистая кожа. Абсолютно. Чистая. Кожа. Шрама словно и не было.       — Этого не может быть, — хрипло шепчет блондинка, а по щекам текут слезы. — Ты же не… Почему ты.?       Громкий плач разрывает тишину квартиры. Плач неверия, облегчения.       Это был плач надежды.       Следующее утро для заклинательницы начался с похода к Полюшке. Настроение у нее было приподнятое, хотя в душе еще ползал червячок сомнений. Ведь не может же это и впрямь быть правдой. Не может же, да?       — Это действительно правда, — оповестила ее целительница, после осмотра кожи. — Он сказал это не потому, что его заставили, он действительно сожалеет, о чем только неизвестно.       — Боже мой, — Люси закрывает лицо руками, пытаясь спрятать улыбку, наползающую на лицо. — Хотите сказать, у меня есть шанс?       Полюшка улыбается, видя детскую радость в этих карих глазах.       — Я не буду тебя обнадеживать, девочка, я не знаю, о чем он думает — ну не умею я мысли читать, — мягко говорит женщина. — Все в твоих руках.       Люси не может скрыть свою радость. Люси впервые за долгое время счастлива.       ***       В день, когда он сделал свою самую страшную ошибку, пошел первый снег.       Белые хлопья падали с неба, застилая рыжую землю, укутывая ее своим белоснежным покрывалом. Ветер, наконец, стих, позволяя деревьям отдохнуть, лишь изредка ветви покачивались от слабого порыва. Солнце чуть выглянуло из-за темных облаков, нисколько не согревая, просто даруя маленькие лучики земле, которая уже давно не чувствовала их на себе из-за постоянных дождей.       Октябрь был ужасно дождливым, ветреным и холодным.       Октябрь был очень болезненным и печальным для юной волшебницы.       Октябрь стал смертельной ошибкой великого мага.       Лексус Дреяр возвращался со своей очередной пьянки, от него знатно разило перегаром от смешивания разнообразных алкогольных напитков, сам он был довольно помятый, шуба висела наискосок и еле держалась на широких плечах, на крепкой шее виднелись свежие следы от помады и засосов. Мужчина изредка морщился от саднящей боли в области спины, где расположились отметины от длинных коготков его последней пассии. Настроение у внука мастера было паршивым, а погода не добавляла радости. Снег падал на него, оставляя после себя мокрые дорожки, редкий ветерок задувал под рубашку, причиняя некий дискомфорт.       Злой на весь мир, на саму Судьбу он шел домой, покачиваясь в разные стороны — алкоголь, который он выпил прошлой ночью, до сих пор не выветрился и сильно ударял по мозгам. И казалось, ничего не предвещало беды, пока на него кто-то не налетел. Кажется, история повторяется.       Опустив голову вниз, он уткнулся носом в золотистую макушку и его легкие тут же наполнились ароматом свежести и каких-то ягод. Вот макушка отодвигается и его взгляд серых глаз сталкивается с шоколадными очами волшебницы, поглощая его, утягивая на самое дно этой сладкой бездны.       — Извини, Лексус, я не хотела, — тихо шепчет блондинка, опуская голову, выталкивая его из своих мыслей.       Громовержец замирает. Он чувствует, как трепещет его сердце от этого нежного голоса, как легкие не хотят выпускать этот сладкий аромат, он все еще на дне этих карих глаз. Лексус хочет что-то сказать, что она не виновата, позвать ее погулять – дать им шанс, ведь не зря их сталкивает Судьба вновь и вновь, но холодный ветер забирается под его рубашку и теребит исполосованную чужими ногтями спину. И вспоминает, что еще пару часов назад его шеи касались чужие губы, что он целовал не ее, что обнимал не свою малышку и в голове его набатом стучит «НЕ ДОСТОИН!».       Не твоя.       Не порть ее.       Она — табу.       И вместо ласковых слов из его рта вырывается совсем не то, что должно.       — Ты хотя бы иногда смотришь под ноги, блондинка? — хмуро говорит Лексус. — Или так спешишь к своему ебарю, что даже по сторонам не смотришь?       Он видит, как девушка вздрагивает, но продолжает.       — Ты бы посимпатичнее приоделась бы что ли, а то сбежит от тебя еще, — он знает, что у нее никого нет, но лишь смеется. — Хотя, кому ты такая никчемная нужна, слабачка и бестолочь. Попробуй больше не прикасаться ко мне, противно.       И уходит, не оборачиваясь.       Не видит, как ее дрожащие хрупкие ручки тянутся к груди, как она падает на колени от дикой боли, надевает свои наушники и уже не слышит, как с ее губ срывается крик боли. Сворачивает за угол и не видит, как она теряет сознание, падая в хрупкие руки синеволосой волшебницы.       Не знает, что сегодня он совершил свою наистрашнейшую ошибку. Не знает и даже не догадывается, что теперь на его малышке, его маленькой волшебницы пестреет самый уродливый шрам, который не залечить ничем.       И осознание этого, после причинит ему не малую боль…       ***       Хмурая, холодная и безразличная красавица Зима вступила в свои права, отодвинув сестричку Осень на задний план. Белое покрывало укрывало землю, даруя ей ледяной покой, кроны деревьев были усыпаны пушистыми хлопьями, иногда стряхивая их во время очередного порыва леденящего душу ветра, а солнце больше не выходило из-за тяжелых облаков.       Люси Хартфелия, в последние месяцы став практически одиночкой-магом, направлялась в сторону родной гильдии. Несколько недель она не появлялась в этом месте, пропадая на задании, по обезвреживанию темной гильдии. Ничего особенного если честно, с учетом того, что девушка смогла подтянуть свою силу, как физическую, так и магическую, проблем не возникло. Разве, что шустрые гады оказались.       Настроение ее было чуточку приподнятое, надежда плескалась в ее глазах, в душе поселилось счастье.       Пару дней назад она столкнулась с тем, кто, казалось бы, ненавидит ее, презирает и вообще видеть рядом с собой не хочет, а на самом деле он залечил очередные шрамы.       В тот день вновь шел снег, уставшая после очередного преследования магов заклинательница направлялась в ближайшее кафе. Вся продрогшая до косточек Люси зашла в теплое помещение, стараясь посильнее укутаться в довольно тонкую курточку, и заказала себе горячий шоколад и какое-то блюдо на второе — не употребляющий с самого утра еду желудок (а сейчас уже вечер) протестующе бурчал.       Пару минут спустя еду принесли, и девушка чуть ли не набросилась на нее, словно оголодавший зверь.       — Ты, что весь день ничего не ела, Лю-си? — Хартфелия вздрагивает и чуть не давится кусочком мяса, от до боли знакомого голоса, раздавшегося совсем рядом. Поднимает голову и сталкивается с серыми глазами, на дне которых плескается беспокойство, которое уставшая душа не замечает. — Я присоединюсь, а то мест свободных нет?       Люси кивает, и краем глаза замечает свободные места с милыми девушками, которые впрочем, как раз во вкусе Громовержца.       — Приятного аппетита, — тихо говорит заклинательница, когда Лексус присаживается рядом, а официант приносит ему тоже самое, что и ей, разве что вместо шоколада у него горячий черный кофе.       — И тебе, — серые глаза внимательно смотрят за изнуренной Хартфелией, ласково скользят по продрогшей фигуре, подмечают мурашки на открытых участках кожи — руках, целуют румяные щеки, и жадно гладят пухлые губы.       — Замерзла? — хриплый баритон приятно звучит в ушах, а крепкая рука, что сейчас нежно прикасается к ладошке девушки, заставляет Люси трепетать от той заботы, что дарят эти руки.       — Есть немного, — Люси солнечно улыбается, надежда в ее душе отчаянно бьется о ребра. — Все никак не получается купить теплую куртку.       — Дурочка, — в голосе беспокойство, и звучит это даже как-то ласково, нежели обидно. — Простудишься ведь.       Лексус доедает свой ужин быстрее, чем Хартфелия, а после оплатив не только свою еду, но и ее, стаскивает со своих плеч шубу и накидывает на хрупкое тельце, чем ввергает бедную заклинательницу в шок.       — Что бы купила себе нормальную зимнюю куртку, не то прибью, — шепчет он ей на ухо, ласково прикасаясь губами к зарумянившемуся ушку. — Не заставляй меня беспокоится, глупышка. И прости. За все.       Он берет ее за руку, поднимает тонкую ткань водолазки, оголяя запястье, и целует небольшой шрам, оставшийся от его грубых слов.       — Правда, прости, я не достоин тебя, но обещаю, больше не причиню тебе боли.       Мужчина разворачивается и уходит, оставляя шокированную блондинку позади себя.       — Идиот, — долетает до него шепот, а в голосе слышатся слезы. — Ты единственный, кого я всегда желала. Тот, кого ждала.       Серые глаза распахиваются.       И Лексус Дреяр почти срывается.       Почти целует. Почти обнимает.       И когда его ноги почти двинулись в сторону Люси, маг резко исчезает в молниях, шокировав посетителей.       «Глупая блондинка, ты должна была оттолкнуть меня, а не говорить, что я тот самый, который нужен, я же больше не смогу себя сдерживать. Хочу, чтобы ты стала, наконец, моей!»       — Всем привет! — Люси солнечно улыбается своим согильдийцам, чего они совершенно не ожидают, ведь насколько они помнили их маленькое солнышко давно потухло.       Гильдия, оправившись от шока, радостно приветствуют заклинательницу, а Леви налетает на свою подругу, весело улыбается ей. Дождия — единственная, кто знала всю историю, ведь это именно она тогда поймала ее, в день когда шел первый снег, тихонько приблизилась к ней. В синих глазах мелькало беспокойство — ведь совсем недавно Грей, что так долго не принимал их истинность, принял ее, и она не могла больше поддерживать Люси, ведь ей и так было плохо, — но Хартфелия ей ободряюще улыбается и одни губами шепчет «Все в порядке».       Карие глаза поднимаются вверх и мигом сталкиваются с серыми очами, что неотрывно следили за юной волшебницей. Пухлые губы девушки растягиваются в улыбке, и в душе мага происходит микровзрыв, его малышка улыбается именно ему. Он не заставляет ее плакать, она улыбается.       «Я идиот, почему я сразу не выбрал ее, а лишь заставлял печалиться? В конце концов, мы истинные, она та кто с самого рождения принадлежала мне, идеально мне подходила. Придурок»       — Так-с, ребятишки, у нас тут задания из совета пришли, — со второго этажа прямо на барную стойку спрыгивает мастер Макаров, и тут же начинает вещать, — поэтому сейчас разделю вас на команды которые идеально подходят для них и завтра же отправляетесь, и чтоб без разрушений, оболтусы, а то знаю я вас.       Макаров зыркает в сторону младших драгонслееров.       — Значит так, — старичок прочищает горло. — Леви и Гажил отправляетесь в город «Астериос», Эльза и Нацу — «Мартеуб», Лисана и Бикслоу — «Родни», и Лексус с Люси на остров «Гортензии».       Пару минут все были несколько в шоке от таких парочек, кроме что Леви с Гажилом нормально отреагировали, так как частенько вместе ходят.       — Недовольства не принимаются, ясно тебе, Лексус?       — А кто сказал, что я недоволен? — блондинистая бровь взлетает вверх, а серые глаза неотрывно смотрят на заклинательницу. — Я вовсе не против компании Люси, даже очень за.       Дреяр-младший улыбается и понимает, блондинка никуда от него не денется, наблюдая, как на нежной коже расцветает румянец.       «Она сама сказала, что я ее достоин, и все мои противоречия, все мои отговорки, что она — табу, что не должен касаться ее, сами вылетели. Боже, моя малышка сама хочет быть со мной».       Лексус моментально спускается вниз, выдергивает из рук деда листок с заданием, обхватывает хрупкую талию блондинки и испаряется в молниях.       — Мы, пожалуй, отправимся сегодня, — басит его голос, отскакивая от стен в оглушающей тишине.       ***       На острове «Гортензии» жарко. Даже очень. В отличие от Магнолии здесь нет таких понятий как промозглая осень, холодная зима и слякостная весна, здесь вечное лето. И Люси одетая в хоть и тонкую, но водолазку выглядит несколько глупо, учитывая то, что на термометре отметка стремительно приблизилась к «+30» и это только в теньке, а рядом идет Лексус в шортах, и майке, открывающей вид на ахринетельную мускулатуру. Девушки оборачивались, впиваясь взглядами в широкую спину, и с презрением смотрели на блондинку, идущую рядом с ним. Вот одна из наглых девиц встает прямо перед ними, и парочка магов еле успевает затормозить, чтоб не врезаться. Юбка на девчонке больше напоминает широкий пояс, который и пятую точку-то еле прикрывает, купальник плотно обхватывает примерно третий размер груди, а писклявый голосок что-то сладко щебечет Дреяру.       Люси даже не вслушивается, лишь кидает презрительный взгляд на голубоглазую девушку и, задевая ее плечом, возобновляет свой ход в сторону дома заказчика. Лексус ухмыляется — он-то заметил ревность на дне карих глаз, вперемешку со злостью.       — Съебись с дороги, курица, — рычит Лексус. — Не видишь, я с дамой сердца иду.       Хартфелия вздрагивает от таких слов и чувствует, как на ее теле остается лишь один шрам, пересекающий верхнюю часть тела. Лексус догоняет хрупкую фигуру блондинки, осматривает ее и видит счастье в карих глазах, на щеках розовые бутоны смущения, а на губах радостную улыбку. Маг сам улыбается, а после берет в свою ладонь хрупкую ладошку волшебницы и переплетает их пальцы.       Люси буквально светиться от счастья.       ***       Лексус не думал, что когда-нибудь возненавидит себя.       Но сейчас глядя на то, что он сам сотворил со своей драгоценной волшебницей, ненависть к себе бурлит в его крови. Зайдя без предупреждения в комнату блондинки, которой ей выделил заказчик, он не ожидал увидеть ее переодевающейся — шрам пересекающий грудную клетку, казалось, выжегся на внутренней стороне век.       Люси замирает, также как и Лексус, футболка, которая могла бы закрыть этот ужас, выпадает из рук, и ноги непроизвольно делают шаг назад. Она не хотела, чтобы он увидел это. Только не он…       Дверь захлопывается и Дреяр вмиг оказывается около Хартфелии, дрожащими кончиками пальцев он тянется к шраму и еле касаясь, проводит по нему. В серых глазах плескается неимоверная боль — он вспомнил тот день, когда все это произошло.       — Прости, — хрипло шепчет Лексус. — Прости.       И в этом задушенном болью голосе слышатся слезы.       Тонкая ручка взлетает вверх и ложится на щеку мужчины.       — Ты не виноват, — также шепотом отвечает Люси. — Не надо.       Он смотрит в эти любимые глаза и понимает — он больше не причинит ей боль. Только не ей. Он сделает все, чтобы его сокровище больше никогда не чувствовало боли.       И в этот же день Лексус Дреяр нарушает свое обещание.       Заказчик не договорил важные детали, волшебников ждала засада, и хотя маги почти справились со всеми врагами, с мастером темной гильдии им пришлось помучаться.       Он управлял магией земли, а так как на этом острове все было покрыто землей, его возможности навредить хвостатым были большие. Он то и дело пускал лианы в ноги, на шипах которых был яд. Деревья подчинялись ему и оплетали тела магов, стягивая их конечности, словно в тисках. Мастер явно был не только психом, но еще и озабоченным, ведь как еще можно было объяснить то, что крючки деревьев задирали футболку Люси, превращая ее в топ.       Рычание, срывающееся с губ драгонслеера темного мага ничуть не пугало, а зря. Молниеносно освободившись из оков, маг молний добрался до мастера и ревом дракона снес его с ног, добивая крылом. Лианы и путы деревьев стали ослабевать, освобождая хрупкое тело волшебницы, к которой тут же подоспел Дреяр.       — Люси, — он мягко обнимает уставшее тело волшебницы. — Все хорошо. Теперь все будет хорошо.       За объятиями маги не замечают, что мастер очнулся и на последнем издыхании посылает ядовитые лианы в сторону волшебников. Три шипа пронзают Лексуса, который тут же валится на Люси, стараясь закрыть ее от возможных последующих атак.       — Лекс, — шепчет Хартфелия, а в голосе ее слезы. — Лексус!       — Все в порядке, Люси. Не плачь, прошу тебя. Я этого не вынесу, — по губам течет кровь, но он все продолжает говорить. — Прости за все. Я всегда считал, что не достоин тебя. Ты же такая светлая и невинная, а я бабник и козел.       — Молчи, прошу тебя, молчи.       — Я люблю тебя.       Первый поцелуй Лексуса Дреяра и Люси Хартфелии сочетал в себе всю любовь двух душ, всю боль, что они причинили друг другу, все отчаяние, что сейчас поглощало их. Первый поцелуй с привкусом крови и слез.       ***       Первым делом, открыв глаза, Лексус увидел белый потолок, почувствовал запах лекарств и боль в тех местах, где его пронзили шипы. А после и легкий ягодный аромат, заполнивший все его легкие и теплом отозвавшийся в груди.       — Люси, — хрип сорвался с его губ. А потом перед серыми глазами появились заплаканные карие.       — Идиот! — всхлипнула девушка. — Дурак, придурок, что б тебя гребанная лампочка, не смей меня так больше пугать, я думала, что потеряю тебя, когда вновь обрела!!!       — Прости, — руку тяжело поднимать, но Лексус старается и аккуратно, будто боясь навредить своему чуду, вытирает с румяных щек слезы. — Не плачь. Больше я тебя не покину.       — Только попробуй, я тебя с того света достану, — зло всхлипывает Хартфелия, а маг тихо смеется, хватаясь за ребра.       — Я люблю тебя, Люси, — шепчет блондин.       — Я тоже тебя люблю, идиот.       Лексус Дреяр и Люси Хартфелия, два мага, связанные красной нитью судьбы. Убийца драконов и заклинательница духов. Мотылек и огонь. Один думал, что не достоин, другая, что не та, кто ему нужна. Два идиота, один из которых просто смирился с Судьбой, другой отчаянно ей сопротивляющийся.       Но против Судьбы не попрешь.       Эти двое уже больше не смогут друг без друга.       Он — дракон.       Она — его сокровище.       И он сделает все, чтобы его сокровище было счастливо и сияло ярче солнца. Да, возможно тот шрам не залечить, но его любовь не допустит больше ни одного на этом хрупком теле.

Ведь она та, кто предназначена ему с Выше!

__________________ Пожалуйста, оцените эту работу. Укажите на все недостатки и достатки, мне очень важно мнение моих читателей)))