AKA Your Beloved

      Джессика Джонс всегда страдала чем-то вроде бессонницы, но после аварии всё стало намного хуже.       Она не могла просто лечь и надеяться уснуть, когда устала; сон должен был вырубить её из сознание. Часто она сидела на кровати и, под тусклой лампой (этого света было достаточно), рисовала или читала – обычно с закрытой дверью, но если она забывала её закрыть, ей было уже лень исправлять это. Она научилась распознавать шаги миссис Уокер (довольно частые) и её дочери. Они никогда не обменивались словами.       До сегодняшнего вечера, когда Джессика решила впервые посмотреть эпизод с Пэтси. Это был повторный показ финала второго сезона, транслировавшегося в то время, как все усердно работали на съемках третьего сезона. Триш обычно не приходила домой поздно вечером. Было уже около 11:30 вечера, когда Джессика услышала её шаги по коридору, и она рассчитывала спросить, когда Триш будет проходить мимо открытой двери. — Так на что это похоже, это странно?       Пауза. Джессика почувствовала, что Триш взвешивает - сделать вид, что не слышала, и просто идти дальше. Но через несколько секунд Триш отошла, немного заглядывая в комнату. — Что? — Поцелуи. Я имею в виду по телевизору.       Это привлекло её внимание, и Триш осторожно вошла внутрь. — С чего вдруг такое любопытство?       Джессика пожала плечами. Когда казалось, что Триш собирается уходить, она бросила – самым скучающим голосом, которым могла. — Я не знаю. Просто переключала каналы сегодня вечером, и увидела один из эпизодов твоего шоу, где ты поцеловала того парня. — Рыжие волосы или блондинка? — Блондинка. — О, да — Учитывая полное отсутствие энтузиазма у тебя, я должна предположить, что поцелуй на съёмочной площадке не такой захватывающий, полный блеска и гламура, как показывают на телевидении. — От тебя ничего не скроешь, не так ли? — с сарказмом спросила Триш. Скрестив руки, она прошла дальше в комнату. — Это отстойной, да. В первую очередь ты должна сделать несколько дублей. И десятки членов команды, большинство из которых ты впервые видишь, наблюдают. На первом дубле, который мы сделали, я закрыла глаза и чуть не промахнулась, задев только половину его губы, — призналась она, издавая небольшой смех, и её поддержало то, что она получила крошечную улыбку (первую, которую она увидела) от Джессики. Триш сделала ещё несколько более смелых шагов ближе, становясь снова мрачной. — Однако, режиссер может сделать всё довольно ужасно. Иногда они милые и не хотят давить, когда тебе неудобно, но они так же могут быть тиранами. — Они? У тебя было больше одного? — Конечно, многие режиссеры работают над телевизионными шоу. Тот поцелуй, который ты видела - фуу, тот режиссер был худшим. После каждого дубля он продолжал говорить Гордону, что выполняет фантастическую работу, но потом он просто лежал на мне. Говоря мне, что я должна быть более соблазнительной, или не отступать так быстро, или выглядеть более взволнованной, или касаться лица Гордона, или чего-то ещё. — Похоже он мудак. — Да, он мог быть довольно грубым, да, — Когда Джессика не задавала никаких последующих вопросов (хотя она отчаянно пыталась придумать хотя бы один, чтобы Триш не уходила), Триш задалась вопросом, могла ли она остаться подольше. Через несколько мгновений она решила, что Джессика была достаточно откровенной, что если бы она хотела остаться одна, она бы сказала Триш уйти. И так она воспользовалась возможностью, чтобы узнать ещё несколько личных вещей. — Гм. В первый раз, когда у меня был поцелуй на экране, мне было двенадцать. Парню, с которым я целовалась, было шестнадцать. — Иуу что? Это вообще законно? — спросила Джессика, её голос был полон отвращения.       Триш пожала плечами, её руки всё ещё были сложены. — Технически. Конечно. Мы оба были несовершеннолетними, но наши родители подписались на все. И кроме того, это был мой первый фильм – мой первый – таким образом, я не чувствовала, что могла жаловаться, и моя мать, чёрт возьми, не позволила бы. — Что это означает? — Это значит… — Триш застенчиво рассмеялась. — Ты будешь думать, что это глупо.       Было немного вещей, которые Джессика ненавидела больше, чем травлю – привычка, которая, похоже, нравилась большинству детей в её школе ловили они комплименты или сочувствие, или пытались соблазнить кого-то сочной сплетней. Но уязвимость Триш была настолько очевидна, а её внезапная робость настолько не в характере, что Джессика не могла заставить себя издеваться. — Проверь.       Триш кивнула, глядя на кровать. — Когда я была ещё совсем маленькой, около пяти или шести лет, у нас на барбекю были соседи. У них был сын моего возраста, его звали Коди, — она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, смущённая тем, что слезы обжигают её глаза. — Мы играли в дом. У меня был прекрасный кукольный домик, который я любила, он был, может быть, пять футов в высоту и четыре или пять в ширину. Там был маленький столик и мини-кухня, поэтому я сказала ему сесть, и мы представим себя супругами. Я поставила перед ним маленькую пластиковую тарелку, он схватил меня за запястье и сказал, что если мы женаты, то должны поцеловаться, потому что женатые люди целуются. Я сказала, хорошо, но потом он продолжал говорить «ещё один», и я... Я ненавидела это. Думаю, это не считается поцелуем, но он продолжал лезть к моему рту, хотя я не хотела, чтобы он это делал. Теперь, когда я говорю это вслух, я понимаю, что должна была просто оттолкнуть его и убежать, но я боялась, что он расскажет моей маме, что она расстроится из-за меня, и с тех пор я поняла, что расстраивать маму - самый быстрый способ попасть в могилу.       Это был самый длинный разговор, который у них когда-либо был, и что Триш говорила ей за раз. Джессика нервничала. Она никогда не умела успокаивать людей, а после потери семьи она особенно враждебно относилась к мысли о пустых, автоматических, извинениях. Она не хотела становится одной из них, но сейчас ей нужно было сказать что-нибудь. — Этот ребенок Коди, он в Уэстчестере? — Нет, это было ещё тогда, когда мы жили в Лос-Анджелесе. — Ой, — Джессика фыркнула. Иначе я бы надрал ему зад. — Хотя, знаешь что? Если бы родители того парня увидели, что происходит, они, вероятно, просто бы посмеялись. Вероятно, подбодрили бы его, подумав, что это мило и он просто пытается быть ласковым. Это отстойно. — Ты бы не стала просто стоять, не так ли? — с грустной улыбкой спросила Триш. — Ты бы сразу же его оттолкнула.       Джессика пожала плечами и Триш стала замечать, что это её обычная реакция на большинство вещей. — Конечно, возможно. Моя мама всегда говорила мне, что я никогда не должна позволять кому-либо трогать меня, если я этого не хочу.       Этот контраст с миссис Уокер не был произнесен, но Триш слышала, как внутри Джессики гремели слова: средства к существованию твоей матери - продажа твоего тела другим людям, позволяя им прикасаться к тебе всякий раз, когда ОНИ хотят, даже когда ты этого не хочешь. Это отвратительно. Она вызывала у тебя тошноту. Но затем Триш была поражена осознанием того, что это был первый раз, когда Джессика говорила о ком-то из её семьи. — Кажется, она была умной, твоя мама. — Да. Она была, — Джессика пожала плечами и огляделась в поисках способа снова перевести разговор на Триш. — Так, эм. Значит, это всё? Если не считать того придурка Коди и твоих телешоу, тебя когда-нибудь целовали? — Нет.       Джессика была удивлена ​​такой откровенностью. — Почему? Должно быть куча парней, которые хотели бы поцеловать тебя. — Да, ну, я не хочу их целовать, — прозвучал короткий ответ. — О, ну, хм… (она покраснела? – задумалась Триш) — На самом деле я тоже. В реальной жизни, и уж точно не на телевидении. Так что, солидарность? — она протянула кулак для удара.       В коридоре раздался голос миссис Уокер: «Патриция! Ты уже в постели? У тебя всё ещё горит свет! Тебе нужен хороший сон, юная леди! Если ты не будешь спать через две минуты, будешь делать промо на Рождество!»       Триш резко поднялась на ноги, но всё равно стукнулась кулаком с Джессикой. — Спокойной ночи, Джессика Джонс.       И так началась закономерность: по ночам Джессика стала оставлять дверь чуть приоткрытой, и Триш приходила поговорить. Сначала она стучала в дверную раму, и одна из них пыталась придумать хороший способ снять напряжение, прежде чем войти в комнату. Но время шло и Триш просто входила в комнату, садясь на кровать Джессики перед тем, как идти спать. Иногда они разговаривали, но часто занимались другими вещами, например, слушали любимую музыку друг друга или читали. Джессика часто жаловалась на то, как Триш повезло, что у нее появился репетитор, а Триш помогала ей выполнять с заданием по английскому. — Есть какие-нибудь предметы, которые тебе нравятся? — Я не знаю. Это больше похоже на то, какие предметы высасывают меньше, понимаешь? Например, химия не всегда ужасна. Или математика. Мне нравятся уравнения, они похожи на загадки. Это то, что ты должен выяснить, и ответ всегда разные. Это не похоже на историю, где исход войны 1812 года всегда одно и тоже или на английский, где "Великий Гэтсби" всегда заканчивается одинаково. — Хорошо, я дам тебе сто долларов, если ты скажешь мне, что произошло во время войны 1812 года или что происходит в "Великом Гэтсби". — Хм… — Джессика начала смеяться и Триш тоже. — Кто написал Увертюра? Давай! — она хихикала. — Это должно чего-то стоить? По крайней мере десятки. — Я дам тебе пять, если сможешь напеть.       Джессика сказала ей заткнуться и вернуть домашнее задание по английскому.       Она продолжала работать над своим эссе, в то время как Триш продолжала просматривать сценарий. В следующий раз, когда Джессика подняла взгляд, она увидела, что Триш заснула, прислонившись к стене. Не зная, как долго она была в таком состоянии, Джессика подтолкнула ногу Триш. — Эй, Триш.       Единственным ответом Триш был мечтательный вздох, а затем она соскользнула со стены полностью опускаясь на кровать. — Триш, давай, иди спать. — Мне это нравится, — раздался хриплый, очень утомленный ответ. — Нравится... что? Пинок? — Нет, — она снова глубоко вздохнула с закрытыми глазами. — Мне нравится, что ты зовёшь меня Триш. Звучит намного лучше, чем сумасшедшая Пэтси… это глупое имя. А Патриция делает меня похожей на старушку. — Эмм… хорошо, в общем, я рада, что смогла помочь, — Джессика посмотрела на дверь. — Но давай, ты не можешь заснуть здесь. Если ты не будешь в своей комнате, когда твоя мама вернётся… — Она сегодня не вернётся домой, — пробормотала Триш. — Разве ты не видела записку, которую Розанна оставила в холодильнике? Мама останется сегодня вечером у своей сестры в Нью-Канаане. Она должна была позвонить. — Ага. Подросток-телезвезда одна дома и не устраивает вечеринку? Это должно быть один из таблоидов. — Половина персонала здесь, гений, — усмехнулась Триш. — Розанна ушла домой, но повар, шофер и кто бы там ни был находятся на своих местах. — Держу пари, если бы ты дала им немного денег, они бы ничего не сказали. Держу пари, ты могла бы даже заставить их потом сделать уборку.       Триш снова засмеялась, наполовину уткнувшись лицом в подушку, которую она прижимала. — Никогда бы не подумала, что ты тусовщица. — Нет. Тихий вечер дома меня вполне устроил бы.       Она больше ничего не сказала, а Триш больше ничего не спрашивала. Триш только недавно задумалась о друзьях Джессики – где они, если они есть. Казалось, она проводила всё свободное время дома, в своей комнате, и у неё никогда не было друзей. Честно говоря, не то чтобы миссис Уолкер открыто говорила делать это, но тем не менее, Триш думала, что это произойдёт. Джессика не любила говорить об этом. У неё была небольшая группа людей, с которыми она проводила время в школе, но ни один из них не был близким другом. Никто из них не пытался утешить её после несчастного случая, не выходя за рамки бональной фразы «соболезную твоей утрате»; и, кроме того, она не была уверена, что сказала бы, если бы они это сделали. У неё появилась привычка к самоизоляции, и никто даже не пытался заглянуть через занавески, которые она обернула вокруг себя.       То есть до сих пор не было. Звезда международного телевидения свернулась калачиком на её кровати и крепко спала.       Джессика не была на пижамной вечеринке с десяти лет и не была уверена, что есть какие-то правила. Разбудить её? Я должна разбудить её, верно? Сказать ей идти в свою комнату..? Как сильно она будет волноваться, если проснется и поймет, что произошло? Она подумает, что это странно, если я лягу спать, пока она спит здесь?       Эти размышления несколько минут кружились в её голове, не давая быстро прийти к какому-либо выводу. Наконец она выключила свет, гадая, может ли это как-то разбудить Триш. Джессика поерзала под одеялом, натягивая одеяло, чтобы укрыться. Триш, лежавшая на одеяле, слегка пошевелилась, но, похоже, не проснулась. Она прижимала к себе подушку, как плюшевого мишку, и Джессика не могла заставить себя разбудить её. Она так мило выглядит.       Когда эта мысль проскользнула в её голове, Джессика поняла что на её лице каким-то образом появилась широкая улыбка. Конечно, никто больше не видел этого, но она всё же инстинктивно заменила её хмурым взглядом и подвернулась на другой бок. Не так уж странно, что она спит здесь. Все будет хорошо.       Когда Джессика проснулась на следующее утро, Триш уже ушла. Она не была уверена, было ли это огромным облегчением или разочарованием; конечно, была бы некоторая неловкость? Возможно, Триш проснулась посреди ночи и просто вернулась в свою комнату. Но это было маловероятно, учитывая, что Джессика очень чутко спала и что она была немного на взводе прошлой ночью. Спать на одной кровати с Триш было нервно, и это не способствовало улучшению сна.       Когда они увидели друг друга в следующий раз, это было неловко, и Джессика хотела, чтобы это закончилось как можно скорее, но всякий раз, когда были съёмки Пэтси, у них не было возможности увидеть друг друга до наступления ночи. Триш должна была приходить на съёмочную площадку пораньше, чтобы сделать прическу и макияж, а Джессике нравилось спать как можно дольше, прежде чем идти в школу. Триш часто проводила на съемочной площадке по десять часов в день, что включало её репетитора. К тому времени, как они поужинали, ускользнув от многочисленной армии поклонников, и уехали домой, было уже поздно.       Сегодня они вернулись позже, чем обычно. Джессика задремала, рисуя на кровати, но тут же проснулась, когда услышала, голос миссис Уокер в коридору. Конечно, крики были в порядке вещей, и обычно Джессика просто надевала наушники и слушала Нирвану, но на этот раз она услышала плачь Триш и сразу же села. Сначала она подумала, что Триш просто ведут в её спальню, но перед этим они зашли в ванную. Джессика встала и медленно подошла к двери, пытаясь придумать, что ей делать. — Пожалуйста, не надо, — в слезах просила Триш. — Тебе не следовало есть всю эту пиццу, не так ли? — спросила мисс Уокер. — Тогда нам не пришлось бы этого делать! Ты знаешь, что камера добавляет десять фунтов, Патрисия! Хочешь, чтобы они называли тебя жирная Пэтси?       Услышав рвотный звук, Джессика с оскалилась и резко открыла дверь. — Хватит?       Миссис Уокер с удивлением посмотрела на нарушителя – не потому, что Джессика видела, что она делает, а потому, что осмелилась так себя вести. — Уходи! Не лезь не в своё дело! — Отпусти её. — Джесс, уходи, — сказала Триш.       Джессика не обратила на неё внимания, когда миссис Уолкер выпрямилась. — Это семейное дело. А у тебя нет семьи. — Ты обещала не спасать меня, — хныкнула Триш.       Ответ был кратким, и Джессика не отводила взгляд от своей приемной матери: — Не сдержалась.       Миссис Уолкер крепко сжала руку Джессики. Не раздумывая ни секунды, Джессика изо всех сил толкнула её в коридор, где она ударилась о стену с такой силой, что вместе с ней упало несколько фоторамок. В её глазах был страх, когда она посмотрела на Джессику, поэтому она убежала, когда девушка согнулась, как будто она снова готова её ударить.       Джессика обернулась, протягивая руку Триш. — Ты в порядке? Она сделала тебе больно?       Триш смотрела на неё,не двигаясь. — Теперь она знает. — Хорошо.       Когда прошло ещё несколько секунд, а Триш всё ещё не взяла её за руку, Джессика смущённо убрала руку и вышла. Она выключила свет и упала на кровать, включая свой плеер. Через некоторое время она закрыла глаза, чувствуя себя усталой, но, как всегда, не могла уснуть. Когда она снова открыла глаза, то увидела темную фигуру рядом с кроватью. На мгновение подумав, что это пришла миссис Уолкер, чтобы попытаться неожиданно напасть на неё, чтобы отомстить, Джессика вскочила, но с досадой выругалась, когда поняла, что это Триш. — Господи, у меня чуть сердечный приступ не случился, — пробормотала она, снимая наушники. Она задалась вопросом, что случится раньше: сердечный приступ или их разговор.       Но Триш только спросила: — Это было странно? Я имею в виду… что я спала здесь прошлой ночью. — Хм ... я не знаю, так ли? — Могу ли я… — Триш немного затаила дыхание и вытерла глаза. — Можно мне снова спать здесь? Думаю, тебе это не понравится, извини. Просто… в последнее время, когда я закрываю глаза, то вижу, как моя мать бьёт меня и я чувствую ком в горле. Или она забивает мне в горло эти таблетки для похудения, пока я не могу дышать. Я знаю, что это звучит глупо. Но, когда я спала здесь, я не чувствовала себя одиноко.       Их обстоятельства отличались, но Джессика была знакома с ужасом повторяющихся кошмаров. — Да, мне без разницы, — пробормотала она, откидывая одеяло. — Похоже, твоя мать пыталась сделать какое-то заявление для прессы, когда купила эту большую кровать для моей задницы, а? Уверена, на фото это выглядит красиво и роскошно. Заходи, если хочешь.       Глаза Джессики ещё не достаточно приспособились к темноте, чтобы видеть, как Триш улыбается, когда она сказала это. —Только сегодня вечером, — сказала Триш. — Обещаю.       Но, конечно, «только сегодня вечером» растянулись на две ночи, потом на три, потом на четыре, потом на пять. Казалось, что миссис Уолкер была достаточно запугана Джессикой, и хотя она все ещё отдавала приказы на съёмочной площадке, дома она этого не делала. Это означало, что Триш могла ложиться спать позже обычного, а это, в свою очередь, означало, что её мать, боясь спуститься в коридор, чтобы Джессика ничего не сделала, не знала, что девочки спали вместе по ночам. — Ты рисуешь? — спросила Триш однажды ночью. Джессика сидела у изголовья с блокнотом, а Триш лежала со сценарием так, что её ноги были у подушки. — Что ты рисуешь, можно посмотреть? — Ничего и нет. — Нарисуй меня, — засмеялась Триш, приняв чрезмерно гламурную позу, и Джессика тоже рассмеялась. — Нарисуй меня, как одну из твоих французских девушек, — когда единственным ответом было выражение смущенного отвращения, она добавила. — Да ладно! Это была цитата. Разве ты не смотрела «Титаник»? Или Леонардо Ди Каприо - не твоя мечта? — О, конечно, я видела. Просто не запомнила весь этот чёртов сценарий — Я видела его шесть раз. Мы даже ходили на премьеру, — сказала Триш. — На самом деле я немного удивлена, что ты смотрела его. Я думала, что это слишком романтично для тебя. — Ты меня не знаешь, — невозмутимо ответила Джессика. — Кроме того, это фильм о катастрофе. Я ищу фильмы, где все умирают. — О, да ладно, — усмехнулась Триш. — Теперь я поняла. Ты стараешься быть жёсткой и отдалённой, но в душе ты романтик, он так ли? — на это не было никакого ответа, что, собственно, казалось типичным. Триш толкнула ногой в бедро Джессики. — Эй. Если бы тебе действительно нравилось наблюдать, как страдают люди, ты бы не зашла в ванную в тот день.       Джессика оттолкнула ногу Триш. — Видеть это в фильмах совсем не тоже самое, что в реальной жизни, — раздражённая тем, что ей пришлось провести такое различие, она закрыла блокнот и бросила его в ящик тумбочки, а затем скатилась с кровати и пошла в ванную.       Как только Триш услышала, как течёт вода, она решила, что было безопасно посмотреть блокнот, полагая, что, если бы Джессика действительно не хотела, чтобы она увидела его, она бы взяла его с собой в ванную. Было несколько разбросанных исторических заметок, но большую часть пространства занимали каракули. На некоторых страницах они были просто крошечными карикатурами на полях, но другие были немного более прорисованные, фактически эскизы. В конце блокнота Триш узнала некоторые из набросков – они были похожи на неё. Её сердцебиение ускорилось; она включила лампу и приблизила блокнот к глазам.       Это сильно отличалось от фан-артов, которые она получала каждый день. Некоторые из тех портретов, были трогательные, как портреты маленьких детей, но другие были немного неприятными: они сопровождались записками о большой любви и напоминали преследователей, или были дополнены чем-то ещё, кроме мелков, таким образом волосы выглядели, как настоящие. Намерение большинства, конечно, было невинно (по крайней мере, она думала так), но она задавалась вопросом - задумывался ли кто-нибудь хоть на мгновение, как всё это может звучать или выглядеть для совершенно незнакомого человека. Некоторые рисунки, которые она видела, были чувственны, иногда она была на них полуголая (не похоже на сцены из "Пэтси"). В письмах её уверяли, что это были комплименты, но разве они не понимали насколько это было жутко?       Рисунки Джессики не были фантазиями. Ни один из них, казалось, даже не был сделан без присутствия Триш, потому что они запечатляли моменты, когда они были вместе в этой комнате: Триш смеялась над некоторыми газетными заголовками; прислонившись к стене, в первый раз слушала Нирвану с закрытыми глазами; задумчиво смотрела на сценарий. Она была впечатлена количеством эмоций, которые Джессика смогла передать используя мало деталей, и хотела обсудить это с ней. Похвалить её. Сказать ей, как приятно быть частью этих рисунков.       Она не была уверена, сколько прошло времени, когда она поняла, что вода больше не льётся. Она быстро положила блокнот обратно в ящик и вернулась в прежнее положение, читая изменения в сценарии. На самом деле Джессика вышла из ванной пару минут назад и видела, как Триш смотрела рисунки. Заметив, как загорелись глаза Триш, Джессика почувствовала тепло, которое не чувствовала уже несколько месяцев. Хотела бы я быть способной поговорить об этом, чтобы она знала. — Ничего, если я выключу свет, или тебе ещё нужен? — спросила Джессика, стоя у выключателя.       Триш закрыла сценарий и бросила его на пол. — О, выключай.       Когда свет погас, они, как обычно, лежали рядом: Джессика на спине, а Триш лицом к стене. Через несколько минут в темноте, Джессика прошептала извинения, побуждая Триш перевернутся на другой бок. — Что? — Я знаю, что ты просила не спасать тебя, но я должна была сделать что-то, — голос Джессики был тихим и медленным, отражая то, как она была расстроена из-за того, что не могла быть более сострадательной. — Я имею в виду, твою мать. Это не должно было… я имею в виду, что должна была что-то с этим сделать. Извини. — Не извиняйся, — голос Триш был мягким. — Даже если бы мы не были такими друзьями, как сейчас, ты бы всё равно вошла в эту ванную. Мы ведь друзья, не так ли? — добавила она, чувствуя беспокойство. — Да. Да, наверное, — задумчиво сказала Джессика.       Рука Триш нашла её в темноте. — Это нормально?       Чувствуя себя в безопасности в темноте, Джессика сжала её руку. — Да.       Триш подвинулась немного ближе. Она вытянула руку из рук Джессики и положила на её живот. Это, вероятно, немного сбило Джессику, учитывая её резкий вдох. Я помню, никто не трогает тебя, если ты этого не хочешь. Я знаю. — А это?       К её удивлению, Джессика подвинулась так, чтобы её рука могла находится под рукой Триш, которая касалась её талии. — Всё в порядке. Хорошо.       Прижавшись подбородком к плечу Джессики, Триш прижала её ближе. Позже почувствовав тяжесть, Джессика сделала вывод, что она уснула. В какой-то момент посреди ночи она нежно поцеловала Триш в лоб. Не беспокойся. Я здесь. Я буду здесь.