***
Люси и не заметила, как под шелестящие капли дождя и утихающую вдалеке грозу, сонно прикрыла глаза, утыкаясь носом в лохматые розовые волосы и ощущая распространяющееся по телу звериное тепло, что проникало в неё благодаря крепким драконьим объятиям. Нацу спал, периодически фырча, мотая головой и зарываясь в её грудь плотнее, удовлетворённо сопя куда-то в ложбинку. Пускай и щеки предательски заалели, этот жест показался девушке таким милым и невинным, что где-то под рёбрами предательски защемило. Он ей доверился. Вот так, почти просто, совсем не ожидая от неё удара исподтишка и ни капли не сомневаясь. Возможно, Нацу прекрасно осознавал, что по силе она ему не ровня и даже самый маломальский вред причинить не сможет. Но ведь он мог поступать совершенно иначе, так, каким был с первой их встречи. Она могла стать жертвой, обреченной на муки и страдания в хищных лапах, и не то что не могла ему сказать слова возражения, а даже двигаться бы от боли и ужаса не смогла. Но несмотря на горечь того произошедшего болезненного соития, больше он ни разу не причинил ей боли. А со временем же стал проявлять ласку. Люси с ужасом понимала, что в ней начинают расти тёплые светлые чувства к своему похитителю. Но ведь так… не должно быть, верно? Она должна презирать его и ненавидеть, никогда не подпускать к себе и вообще должна начать думать о побеге. Но вопреки всем её тревожным мыслям и ранним убеждениям, что все, что ей был нужно — это лишь выжить и избежать страданий. Все это стало таять, меркнуть, забываться под взглядом искрящихся зелёных глаз. Своими действиями, словами, поведением, он менял все в её голове. И когда он так испугался раската грома, то проснувшиеся внутри страх и тревога за него, а затем и дальнейшее желание утешить его — были совершенно искренними, не содержащими в себе какого-то злого умысла и скрытой возможности притупить его бдительность. Она действительно хотела ему помочь, не обращая внимания на волнительные сигналы своего подсознания держать его на расстоянии для своей же безопасности. Пока она пела ему колыбельную, то вспоминала о доме и родных. Её родители не пропадут, ведь помимо Люси у них были и другие родственники. Люси лишь переживала за бабушку, что осталась в той лесной лачуге на окраине города без её помощи. Но девушка понимала, что не сможет больше вернуться. Нацу и так с трудом доверил ей возможность свободно гулять вне стен пещеры, при этом стараясь не сводить с неё глаз. Ей не хотелось думать о побеге, ведь если попытается улизнуть, он её без раздумий нагонит, и тогда будет в конец подорвано его доверие к ней и она может стать причиной его гнева и агрессии, с не самыми приятными для неё последствиями. Ей оставалось лишь принять и смириться. Стараться не думать о плохом и попробовать ответить на жесты внимания и заботы, что оказывает ей Нацу. Он по-своему, но все же старается быть аккуратным и осторожным с ней. Однако, возможно даже чересчур, учитывая, что сейчас она лежала вот так вот с ним в обнимку впервые с их последнего занятия крайне непристойными вещами. Все последующие ночи, его ночные удушающие объятия сменились лишь на лежание рядом с ней боком. Это странная черта в его изменившемся поведении ещё не особо её тяготила, но заботило — что же могло взбрести ему в голову на этот раз? За своими тихими размышлениями Люси и не заметила, как провалилась в сон, невольно сжимая в тонких пальцах пряди малиновых волос.***
Не мигая, почти не шевелясь, хищник словно как из засады смотрел на спящее женское личико, завороженно следя за дрожащими чёрными ресницами и приоткрытыми пухлыми губками. Люси так странно спит. Свернулась калачиком, руки впереди себя сложила и сопит — тихо так, едва-едва слышно ее дыхание. Такая хрупкая и маленькая, по-сравнению с его чешуйчатой лапой, что осторожно пыталась пригладить взъерошенные после сна блондинистые прядки у виска. Он надеялся, что тот подарок, что был надежно припрятан в его походной сумке, придется девушке по душе. Добыть эту самую «щетку для волос» (и не только ее) оказалось той еще задачей, с которой юному дракону вроде как получилось справиться. Осталось лишь дождаться когда человечишка проснется. Хищник навострил слух, пытаясь как можно четче уловить идущие снаружи звуки. Через пару мгновений ему стало ясно, что погода на улице вновь была солнечная и приятная, а не этот противный холод и сырость, вперемешку с до жути раздражающими и невыносимо громкими звуками грозы. Нацу был равнодушен к холоду и влажности, хотя, конечно, по возможности избегал встреч с водой (за исключением тех случаев, когда в воде находилась его светловолосая добыча). Во время дождя он всегда предпочитал где-нибудь отсиживаться, не возвращаясь в свою пещеру до конца ливня. Но прошлым вечером ему никак нельзя было где-нибудь сделать привал — его ждали. Он был немного удивлен, когда, подлетев к своей пещере увидел встревоженную Люси, что выглядела потерянной и даже немного напуганной. Неужели волновалась о нем? Нацу хоть тогда и пытался скрыть это, но был в какой-то степени рад видеть ее такой. Значит еще не все потеряно. Он хотел изучать Люси медленно, также, как и она пыталась изучить его. За время проведенное с ней дракон думал, что стал чуть лучше понимать людей в целом, хотя потратил немало лет, наблюдая за ними. И пускай он многое понимал, но все же в большей части им руководили глубинные инстинкты. Люси он все еще не мог понять. Разгадывать тайны ее тела казалось таким же интересным занятием, как просто слушать ее рассказы. Но он хотел большего. Его тело взывало, тянуло и манило снова и снова наполнять ее собой, чтобы слышать ее быстрый пульс и частые вздохи, видеть, как она больше не плачет от того что он в ней. С того последнего раза Нацу дал себе слово держаться. Держаться до последнего, чтобы вновь не сорваться. Даже это спаривание не было искренним желанием Люси. Он фактически снова сделал лишь так, как хотел сам, даже не смотря на то, что ей было не больно, дракон не мог уверенно заявить, что не причинил ей вреда. Ему нравилось доминировать над самкой, нравилось чувство власти над ее телом и возможность делать все что в голову взбредет. Но Люси рассказывала ему, что человеческие мужчины не делают этого так, как это делает он. Все происходит иначе, и, как она правильно это сказала? Любовно? Люди делали это по любви и только, но Нацу же не был согласен с этим полностью. Бывая и скрываясь среди людей он не раз ощущал запахи смешанных тел, иногда даже больше чем двух. Становился невольным свидетелем насилия, и даже сам — его единственная оплошность, когда он поддался похоти и натворил много глупостей с Люси — являлся таковым. Это все не было «любовно». Но как же тогда заняться «любовью» с Люси? Что для этого нужно сделать? Как он понял, ей больше всего понравится именно так, но что тогда делать? И Нацу справедливо решил, что больше не притронется к своей жертве, пока ее тело и разум не восстановятся окончательно. Он понимал, что своим ожиданием он лишь еще больше потратит время, оттянет момент долгожданного зачатия потомства. Но иначе он почему то не мог. Когда он только вынашивал свой сокровенный план по спасению своего вида от исчезновения, ведь лишь человеческие самки подходили больше всего, хищник думал, что стоит ему получить желаемое, как попавшая в его руки женщина, как только выносит и родит детеныша, сможет благополучно вернуться домой и навсегда обо всем забыть. О чувствах и привязанности к предполагаемой самке он даже не думал, и, возможно, не желал этого чувствовать, ведь знал, что людям верить нельзя. Их чувства переменчивы и не вечны, в то время как для дракона это представляет огромную ценность. Но лишь стоило ему найти Люси, вдохнуть ее запах, ощутить ее тело в своих руках, как он понял, что не сможет вот так просто ее отпустить. Сближаясь с ней и узнавая ее лучше, Нацу понимал, что представление о людях не такое, каким было у него изначально. Люси казалась другой. Он хотел ее держать подле себя, ухаживать за ней, бесконечно слушать, ведь сам говорить не особо любил. Пускай она боялась его, теперь ему хотелось верить, что ее страх немного уступил дорогу другим чувствам. Драконов никогда не учили проявлять привязанность и заботу о ком-то. Каждый делал это сам и лишь так как считает нужным. Но Нацу, как и когда его отец, которого в племени считали безумцем, был иным. Сородичи мерзко шипя выплевывали из себя «очеловеченное отродье». И Нацу таких убивал. Без раздумий, сражаясь за такое насмерть. Дракон — не животное. За оскорбление всегда идет наказание. Животное же возможно даже не поймет, что такое оскорбление. Люди знали, что драконы опасны и умны, хотя, априори, считали, что лишь человеческая раса преобладает над всеми. Но это было не так. И люди поплатились за свое невежество жизнями и вековой болью, преследующими не одно поколение. Нацу хотел многое изменить. Поменять представление людей о драконах, драконам — о людях. Но для этого ему нужна Люси. Ее доверие к нему. Надо начать хотя бы с этого. Это был огромный прорыв, когда она, немного дрожа, обнимала его в эту несносную грозу. Нацу немного злился на себя, за то, что от охватившего сознания тревоги, он плохо помнил что делал и как в последствии вырубился. Он помнил гул в глубине своего подсознания: «Спрячься… Укройся… Человечишка… ее надо защитить, не отпускай, даже если эти звуки выводят тебя из себя… Держи… Держи… Держи ее… Рядом опасность, она должна быть близко…» И голос. Нежный робкий голос Люси. Как она пела что-то тихое и успокаивающее. Надо будет обязательно попросить ее спеть ему снова. Эту же песню. Ее руки заботливо прикрывали его уши, что заглушало мерзкое громыхание, от чего все нервы в черепной коробке вспыхивали искрами перенапряжения. Она была нежна с ним и это точно был жест дружелюбия и, возможно, чего-то большего. Нацу будет надеяться и ждать от нее большего. Сдержанность не была его коньком — тяжело сдерживать себя в рамках рядом с ней. Но ради Люси он был готов на многое. И приложит все усилия для этого.***
Ее пальцы аккуратно прошлись по зеленым травинкам, собирая подушечками холодные капли росы. Она вдохнула полной грудью приятный свежий воздух, в котором все еще ощущались запахи прошедшего дождя. Солнце приятно грело, светя лучами прямо на женское личико, и та в свою очередь лишь наслаждалась, умиротворенно прикрывая глаза. После прошедшей грозы погода казалась чуть прохладнее и не такой теплой как прежде, но, это даже радовало, хотя Люси постепенно привыкала к такому теплому климату и сейчас ей было немного зябко. Блондинка прислушалась к копошениям позади себя и обернулась: Нацу как-то чересчур озабоченно возился в глубине пещеры, что-то искал в своей походной сумке. Девушка удивленно выгнула бровь, впервые видя его таким. Ее гложило любопытство: что же он там такого принес? Прошлым вечером ей даже не было времени подумать над этим, так как начавшаяся гроза, а после и сам дракон не дали ей этого сделать. И все же ей было очень интересно. Он приносил ей одежду, и Люси хотелось знать откуда она. Хотя, она допускала мысль, что вещи краденные, а ей не хотелось брать чужие вещи. Но в такой ситуации у нее не было выбора — ходить голой на ее взгляд гораздо хуже чем взять чужое. Нацу вдруг перестал возиться и собирался оборачиваться к ней, и девушка тут же вновь повернулась в сторону леса, делая вид что так все время и сидела — не стоит ему знать что она за ним наблюдала. Карие глаза осматривали раскинувшиеся перед ней зеленые деревья и красочные кустарники. Что-что, а к этому виду она до сих пор не может привыкнуть. В ее краях в основном были ели да сосны, и редко можно было встретить хотя бы дуб. Но здесь, на этой горе (хотя она сомневалась где точно располагалась драконья пещера) было столько диковинной растительности, что она даже не знала названия большинства из них. И они удивительным образом хорошо сочетались и уживались друг с другом. Природа действительно была удивительна. — Вот. Люси вздрогнула, когда ощутила возле себя постороннее присутствие и удивленно подняла голову на дракона. Нацу присел рядом с ней на корточки и протягивал к ней какую-то вещь. Она могла поклясться, как видела, что он немного нервничал, а на его скулах совсем незаметно проступал румянец, что прятался в осколках багряных чешуек. Она озадаченно посмотрела на протянутый предмет, не сразу осознавая что перед ней. Но стоило лишь приглядеться, как она шокировано задержала дыхание, прижимая руку к груди. На его раскрытой ладони лежал гребень. По сравнению с его рукой он был довольно небольшим, но точно был стандартного размера и удобный для использования. Выполненный из какого-то белого материала с аккуратными цветочными узорами и мастерски выточенными зубцами, идеально ровными. — Это же… Где ты его… — от удивления она не могла внятно что-то сказать. В ее деревне такая вещица была лишь у очень богатых людей. У ее подруги был такой, но сейчас, вспоминая о нем, она точно могла сказать что тот что был в руках у дракона был намного красивее. Люси осторожно протянула руки к нему, вопросительно глядя на хищника. Тот вдруг совсем странно вспыхнул и невнятно пророкотал: — Он твой. Я принес его для тебя. Гребень оказался гладким и холодным, а высеченные на нем узоры было приятно гладить пальцами. Люси рассматривала диковинку, крутя ее со всех сторон, краем глаза наблюдая, как дракон смотрит на ее действия. У нее дома осталась старая щетка: для нее ее когда-то сделал отец, и она искренне была рада подарку, но со временем вещь приходила в негодность и ей было все сложнее пользоваться: ее золотистые волосы путались и рвались, оставаясь на потрепанных временем щетинках. Но ее все вполне устраивало и жаловаться не приходилось. А сейчас ей даже было немного страшно использовать такую красивую вещь. Хотелось положить ее у себя перед глазами и любоваться. Очевидно ее хоть какая-то реакция слишком затянулась, и Нацу подумал, что подарок ей не понравился. Он насупил брови и тихо буркнул: — Ты не будешь ей пользоваться? Тебе не понравилось? — Почему? Мне очень нравится! Я даже… не могу подобрать слов… — Люси торопливо пыталась опровергнуть слова хищника, волнительно смотря в зеленые глаза. Дракон изумленно таращился на нее, хотя, собственно, и ожидал бурную реакцию, просто не думал, что она будет такой запоздалой. Его глаза тут же удовлетворенно зажмурились, когда нежная ручка осторожно коснулась его лица, поправляя спадавшие на лоб розовые пряди. — Спасибо тебе, Нацу. Мне еще никогда не дарили что-то такое красивое. — Драконий юноша во все глаза смотрел на милую ласковую улыбку, что расплылась на девичьем лице, и как ее большие карие глаза тепло засветились. Что-то у него внутри странно скрутилось, заволновалось, и возникло такое чувство, будто сейчас из него вырвется пламя. И будет гореть долго и без остановки, освещая улыбку его человечишки. И его имя звучит от нее так по другому. Так приятно. Люси же принялась аккуратно распутывать свои волосы, начиная осторожно чесать с кончиков и постепенно переходя все выше. И действительно, так приятно было вновь расчесаться. Пускай Нацу как-то и пытался распутывать ее пряди пальцами, но чаще всего он будто просто наслаждался ее волосами. Это было приятно, но никакой пользы для них не приносило. Огненный же завороженно следил за ее действиям: как она с улыбкой опустила ресницы, как ее пальцы скользили по золотым ровным волоскам, как между зубцами гребня проходили пряди ее локонов и становились более опрятными и приятными на вид; они и до этого были прекрасными и красивыми, но сейчас у них появился мягкий блеск отражаемый от попадающих лучей солнца. Люси будто бы вся засветилась. Дракону вдруг стало так тепло от мысли, что его подарок ей приглянулся. Ему хотелось радовать ее снова, чтобы она больше не грустила. Их совместная жизнь постепенно стала лучше. День за днем они становились ближе. Утро и день проходили за обыденными занятиями: поиском еды, прогулкой по лесу, изучение окружающей природы. Нацу пытался как мог рассказать ей о здешних растениях, хотя, учитывая его немногословность, получалось у него не плохо. Он больше любил когда рассказывала Люси. И Люси рассказывала все что могла вспомнить из книг. О растениях хищник наверняка знал больше нее, как и, скорее всего, и о животном мире, но все равно слушал ее рассказы. Как в детстве она на спор залезла на самое высокое дерево и потом не могла слезть из-за страха упасть. Как она гонялась за кроликами и как до сих пор боится лебедей. Люси говорила о себе, но никак не могла узнать хоть что-то еще о Нацу. Она пыталась спросить об историях из детства, но дракон говорил об этом с такой неохотой, будто закрывался и сразу же становился холодным и серьезным. Он рассказал ей лишь о своем отце, как он выразился, он был вожаком их гнезда, что он отличался от других драконов и его всегда хотели свергнуть, когда сам Нацу был маленьким. Он помнил лишь кучу сражений, много крови и жесткости. Девушка поняла что он вырос в жестокой, не терпящей слабости среде, и удивительно, как его сердце не стало одним сплошным камнем. — А мама? Помнишь что-нибудь о ней? — Люси спрашивала осторожно, тихо, чтобы не спугнуть своим вопросом начавшего рассказывать хищника. Они сидели на камнях и поглощали обед: на больших листьях лежало зажаренное мясо и пара фруктов. Меню дракона в основном и было мясным, поэтому она уже не стала удивляться, что почти каждый день ела его. Иногда ей не хватало простых супов и каш, но, опять же, главным было то, что она сыта. Нацу стал темнее тучи, отложив в сторону недоеденный окорок. Его глаза опустились вниз, и блондинка не могла видеть что творилось в них. Но весь его профиль был пронизан какой-то душевной болью, что она аж поежилась, вдруг поняв, что даже кусок в горло ей не лезет. В груди стало как-то неприятно щемить. Она не видела дракона таким… опечаленным. Тишина затянулась и Люси мягко потянула руку к нему, бережно касаясь широкого плеча, тихо заговорив: — Ты можешь не говорить мне если не хочешь, я не… не настаиваю. Его взгляд совсем спрятался под тенью неровной малиновой челки, и Люси всем своим существом ощущала исходящие от дракона негативные волны. Воздух будто резонировал с ним, став тяжелее и будто сгущаясь. Хищник не отпихнул ее руку и не схватился за нее, чтобы как-то ранить или сделать больно, просто сидел, как каменная статуя. Крылья за его спиной поникли, а хвост, что до этого по привычке стискивал ее лодыжку расслабился и совсем сполз с нее. Люси чувствовала холодную тревогу в глубине себя. Но она боялась не Нацу, а того, что с ним случилось от ее вопроса. Она приняла спешные попытки перевести тему в другое русло и как-то утешить хищника, но тот не реагировал. Девушка было совсем не запаниковала, как вдруг услышала его тихий сиплый голос: — Ты как-то спрашивала меня: с чего я вдруг решил, что у нас с тобой получиться детеныш? — Он посмотрел на нее безжизненными зелеными глазами, и Люси испытала испуг повторно, уже и не зная, что он скажет ей на этот раз. — А я знал, Люси. Потому что моя мать… она была таким же человеком как и ты. — От услышанного девушка остолбенела, чувствуя, как все внутри нее оборвалось от шока: внутренности будто изнутри замерзли и сердце замерло, а после принялось бешено колотиться. — Так значит ты… наполовину человек? — не веря прошептала она. Но Нацу покачал головой, снова отведя взгляд обратно на траву. — Нет, я… полностью дракон. Как и многие, что получились от союза человека с драконом. Но потом… Более старые драконы, и те, кто презирали людей, они стали призывать остальных избавиться от всех ошибок, что они натворили с людьми. — Он сжал кулаки, оскалившись, с болью вспоминая все то что пережил в детстве, то, что помнил и никогда не забывал. — Мой отец отказывался. Он любил мою мать, любил и меня, — его веки опустились и Люси смогла увидеть печальную полуулыбку на его лице. — Я видел очень много его сражений. Он был вожаком и все отказывались принимать его союз с человеком. Многие хотели его убить. Но мой отец сражался. До того как… его пару убили. — Люси вся передернулась, по телу будто прошлись толпы ежей: колючих и почти болезненно колющих. Боже… разве можно быть такими жесткими?.. — Почему вы… вы не ушли? — ее сиплый голос заставил дракона дернуть ухом и настороженно посмотреть на человечешку: та стала ну совсем маленькой из-за того что опустила плечи и будто бы вжалась сама в себя, ее ладонь, что была на его плече, упала безжизненно ей на колени. Ему одновременно и нравилось и нет, что она выглядела именно так сейчас. Но все же он давно хотел рассказать ей свою историю, хотя до последнего собирался с мыслями, чтобы не спугнуть ее и одновременно рассказать ей обо всем. — Отец собирался сбежать, но просто… просто не успел сделать этого во время. В ту ночь он перегрыз глотки почти всем драконам в гнезде, пощадив лишь детей и несколько самок. — Тон его голоса был ровным и тихим, даже поразительно спокойным, хотя, безусловно, пропитанный холодной серьезностью. Люси прошибло холодом, а изнутри заклокотала тревога. В голове будто бы образовался безжизненный вакуум и ни одна мысль не могла там образоваться. Она и не знала, что на такое сказать… Его отец был убийцей, хотя стоит ли его судить за то, что он отнял жизни тех, кто сам отнял жизнь дорогого для него человека?.. Люси не могла осуждать его за это, наверное никогда бы не осмелилась упрекнуть такого человека. — Мне… Мне очень жаль… — сипло выдавила она из себя, ощущая, как ее глаза горят от накативших слез: в горле стало так сухо, и с каждым глотком вязкой слюны она будто бы царапала себе глотку. — Я не жалею. — Твердо ответил дракон. Он уверенно взял ее за запястье, проникновенно посмотрел в мокрые глаза, и четко пророкотал: — Я ни о чем не жалею. Все сложилось так, что теперь я рядом с тобой. Люси сморгнула с глаз накопившуюся влагу, и капли слез потекли по ее щекам. Ей было сложно уловить связь между произошедшим в далекой давности и тем что происходит с ними сейчас. Очевидно, Нацу не раскрыл ей много деталей. Но она была рада, что он поделился с ней этим, большего, определенно, она бы на сегодня не выдержала.***
С их разговора снова вновь что-то изменилось. С одной стороны доверия между ними стало в разы больше, но с другой, Люси совершенно по другому смотрела на Нацу. То, что он ей рассказал, дало ей много объяснений тому, каким он был сейчас. Драконы отличаются от людей. Но это не значит, что между ними были одни сплошные различия. Любой ребенок, кем бы он ни был — дракон или человек — находясь в жестокой среде и видя лишь один сплошной кошмар перед глазами, ему будет сложно увидеть в последствии что-то хорошее в этой жизни. Хищник рассказывал ей о своем отце больше, чем о матери — видимо, он запомнил его больше ведь он был рядом с ним, когда его мамы не стало. Его отец любил его и растил так, каким и должен быть гордый воспитанный дракон. Игнил был мудрым драконом, в котором сила и слабость могли сочетаться в равных количествах. Со слов Нацу блондинка могла понять, что его любила и мать, ведь он запомнил ее нежный голос и ласковые руки. Больше воспоминаний о ней у него не было. Наверное, именно из-за отца он и искал себе в пару человека вроде нее. Люси сама пришла к такому выводу, хотя, предположений у нее теперь было больше. Нацу были интересны люди вопреки всему тому, что думает большинство драконов. Это было странным. Возможно, многие его сородичи также считали его таковым, но очевидно огненному хищнику было плевать на всех. Люси смогла прочувствовать, что после их диалога, розоволосый немного замкнулся в себе: вновь больше молчал, внимательно слушал и изредка что-то спрашивал. И девушка не винила его. Пережить болезненные воспоминания не каждому удается абсолютно бесследно. И она решила хоть немного его приободрить. Блондинка внимательно наблюдала за ним многие дни и до их разговора, и пришла к выводу, что еда — вкусная, аппетитная, теплая — вполне может порадовать расстроенного хищника. И когда они устраивались в пещере и готовились ко сну, она решилась у него кое что попросить. Когда Нацу вновь прилег к ней сбоку — не положил на себя, не обмотал крыльями, лишь ради приличия ногу хвостом обнял (Люси всеми силами пыталась отогнать от себя противное чувство, что она вновь хотела спать с ним как прежде — почти в плотную) — и вопросительно взглянул ей в глаза, не понимая, почему она не засыпает. Люси пожевала губу, волнительно теребя собственные пальцы, и, вздохнув решилась попросить. Нацу был крайне удивлен, когда человечешка заговорила с ним о продуктах: о какой-то там картошке, сливках с сыром и чем-то таким еще. Она просила принести ей их как нибудь вместе с чугунной кастрюлей. Он видел такие, особенно часто такое использовали людишки в походах. Но зачем такое было нужно Люси? — Это секрет, — смущенно пролепетала кареглазка, когда тот собственно и поинтересовался. — Сможешь принести?.. — она подняла на него милый просящий взгляд (который получился у нее сам по себе) и хищник вдруг сам раскраснелся, вдруг довольно резко прижав ее за макушку к своей груди и буркнув, что придумает где это все достать. Так они и заснули. И на утро Люси уже проснулась одна и поняла, что Нацу улетел искать все то, о чем она просила. Оставалось лишь ждать. Оставшись наедине с собой она вновь погрузилась в свои собственные мысли. В последнее время она стала испытывать странное чувство у себя в животе, особенно, когда к ней прикасался дракон. Прошло больше недели с того момента как он и она… были вместе в том самом смысле. И это ее радовало, и одновременно… расстраивало? Это было жутко странным явлением, и она не понимала как с ним бороться и стоит ли его как-то подавлять или наоборот — давать ему проявиться? Ее живот будто скручивало изнутри, когда Нацу обнимал ее за талию, или когда его лицо было слишком близко к ее: например ему очень полюбилось ухаживать за ее волосами принесенным им же гребнем, и каждый раз когда он с осторожностью касался ее локонов, нечто в ее животе взволновано трепетало. Как будто бабочки порхали. А вчера она впервые испытала возбуждение от простого прикосновение к ее груди: они после обеда решили немного подремать, и Нацу почти сразу засопел, а вот Люси почему-то не могла заснуть, слушая бешеные удары своего сердца и смущенно пылая от близости с драконом. Она давно должна была свыкнуться, но почему-то лишь в последнее время его присутствие рядом с ней вызывало толпы приятной дрожи по нежной коже. И когда он заворочался во сне, вдруг неожиданно тесно прижавшись к ней, его рука без доли сомнения опустилась на ее грудь. Девушка лежала к нему спиной, и вполне допустимо что он точно во сне не мог знать куда попадут его руки при движении… и все же… Все тело налилось тягучей истомой, такой сладкой и одновременно волнительной, и от ощущения горячей грубой руки, что давила на ее грудь сквозь хлопковую ткань, было таким приятным… Самое странным и пугающим было то, что она не считала это противным, ей не было боязно и тревожно и она даже… даже захотела большего… Но почему? Как такое вообще было возможно? Люси ведь… считала, что все связанное с этими греховными деяниями таким отвратительным?.. Но после всего произошедшего между ними, она хотела… этого? Нацу был сильным, и почему-то она постепенно стала от этого таять. И это казалось глупым, но в тоже время ей безумно хотелось поддаться этой слабости. Что же с ней случилось? Однажды она поняла, что ей очень нравиться рассматривать тело дракона. В один из дней они прибирались в пещере и вывешивали сушиться все принесенные подстилки. Ну, не сказать, что Люси дали возможность помочь хоть с чем-то: ее молча усадили на камешек и наказали не путаться под ногами. Перечить она не стала. Ее глаза неотрывно смотрела за точными и слаженными движениями хищника: его сильные натренированные руки без доли напряжение таскали довольно увесистые меховые шкуры и пуховые одеяла, перетаскивали кое-какие тяжелые вещи, как например все та же походная сумка. А потом Нацу принялся таскать хворост и мелкие головешки чтобы разжечь костер. И Люси вновь смотрела, не смея отвести взгляд. Сильные бугристые мышцы перекатывались под багрово-смуглой кожей. Она видела сильных мужчин, но почему-то никто из них не вызывал в ней желания безотрывно пялиться на них. У нее сводило живот и как-то странно горели щеки когда она смотрела на занятого делом дракона. Невольно вспоминая все те моменты, когда его тело было максимально близко с ее. И она вдруг поняла, что совсем его не трогала. Держалась за него, иногда отталкивала, но никогда не… гладила или целовала, как это обычно делают при занятиях близостью. Ей просто не хотелось этого делать. Тогда это было для нее чем-то не нужным и даже не приемлемым — зачем ей трогать того кто делает ей больно? Но после их последнего «спаривания» все немного поменялось. Спустя некоторое время ее разум медленно осознавал, что теперь близость хищника не делала ей плохо, лишь наоборот: давало чувство защищенности, некой заботы и своеобразной нежности. Люси не знала, как смириться с подобной мыслью и как с ней в итоге поступить. Ведь… она даже ждала и… была уверенна, что как только Нацу предпримет попытку вновь ей завладеть, то она не будет противиться… И, о Боги, как же это было странно! И самое странное было тем, что Нацу к ней даже и не думал лезть. Остались лишь его прежние звериные повадки, как по типу облизать ее или обнюхать. И даже это вызывало в ней своеобразную приятную дрожь. Ей хотелось еще. Люси сглотнула, сжимая бледные пальцы, комкая ткань платья и смотря на небо, видя, как приближается знакомая крылатая тень — Нацу вернулся с весомым грузом. Сегодня вечером она попробует сделать шаг навстречу. Если, конечно, не струсит.