Якоря

Баки давно знал, что Стив это сделает. Ещё с тех пор, когда тот кинулся его спасать, будто ничего важнее на свете не было. А Баки, хоть и был не в себе, хоть и прошло полвека с их последней встречи, всё равно видел на дне его серой радужки, казалось бы, такой благородной радужки, кучу мата и обещаний самому себе больше никогда ничего подобного не делать. Не спасать людей, не рисковать своей жизнью. Спасти Баки, укрыться и укрыть его от разъярённого Старка, а там до конца жизни попивать коктейли у берега моря. Или давиться недоваренными макаронами - как повезёт. Главное - уйти на пенсию, в конце концов. Зная Стива, хотя бы попробовать. Не срослось. Мир спасать пришлось снова, и тут уже Стива никто не спрашивал, хочет он или нет. И даже не в долге дело, просто опять Стивово благородство заиграло, а может, боялся Баки упустить, если Танос убьёт его в этом своём добродетельном геноциде. Баки боялся этого тоже. Поля Ваканды, конечно, были прекрасны, и думалось там хорошо, но там не было Стива - якоря в этой суматохе, куда Баки забросила судьба. Стив - неизменное, постоянное, то, за что можно ухватиться, когда задыхаешься и мечешься в ужасе, когда не знаешь, что происходит и куда идти. Стив - открытка из прошлой жизни, полузабытой, туманной, но неясно-родной, и, хотя детство и юность свою Баки помнил достаточно смутно, он точно знал, что где-то там был Стив, и потому от этих обрывков воспоминаний становилось тепло. Стив - то, что напоминало ему, кто он. И Баки определённо его не заслуживал. Но на этот раз судьбе было забавнее убить Баки, и именно он рассыпался прахом. Вернее, именно так ему описывал это Стив многим позже, нахмурившись и смотря мимо его плеча. А Баки слушал и представлял, каково бы было ему, если бы тогда исчез Стив, а не он, и от этого по спине пробегал холодок. Нет, поля Ваканды всё-таки сделали своё дело, он больше не умирал внутренне от этих мыслей и не впадал в ступор, он даже, наверное, мог бы существовать без Стива, он почти перестал отождествлять его со своим прошлым и вообще так от него зависеть, но всё же больно было представлять, что было бы, умри Стив. Баки гнал такие мысли прочь. В той битве погиб Старк. Баки стоял неподалёку, глядя, как скорбят Мстители, столпившиеся вокруг его умирающего тела, и поморщился, когда кудрявый паренёк отчаянно шептал-выкрикивал что-то в невидящие глаза Энтони, и ему вдруг подумалось: а каково ему? Человек-паук, как он себя называл, мальчишка с непомерной силой - Баки убедился в этом в Германии. Старк наверняка был для него тоже якорем. Не таким, каким Стив был для Баки, чем-то более детским, возвышенным, возведённым в абсолют идеалом, но не менее близким. Баки почти ощущал его боль, а потому тоже решил об этом не думать, только скорбел, благодарно и скупо, но кто его может этим пристыдить? Когда Стив стоял в машине времени, Баки знал, что он это сделает. Его взгляд скользнул по присутствующим, не задержавшись на Баки дольше, чем на остальных, но Баки понял. Стив не смотрел - он нёс речь о благородстве, долге и смелости, о счастье и спокойствии. Не просил - ставил перед фактом: да, я ухожу. Я ухожу и имею на это право. Баки считал так же, и, игнорируя поднимающуюся тоску, принял его выбор. Баки сильный, Баки найдёт, за что держаться в шторм. Стив вернулся обратно стариком, и, как и десять секунд назад, не думал извиняться за своё счастье. А через пару дней исчез с радаров навсегда. Баки надеялся, что он всё же не жуёт недоваренные макароны. Вихрастого мальчишку, что плакал перед телом Старка, Баки увидел в следующий раз через два месяца. Он довольно редко выходил из квартиры, в основном, за продуктами, но в тот день ему ни с того ни с сего захотелось погулять. Питер - Баки вспомнил его имя, - сидел на крыше дома на высоте десяти этажей, свесив ноги. Он размахивал ими будто бы в такт неслышимой музыке и выглядел чересчур весёлым. Может, это Баки и насторожило, но он остановился на пару секунд, и, когда уже решил уходить, Питер вдруг стянул маску с лица. Даже с такого расстояния было видно покрасневшие щеки и заплаканные глаза. Питер даже не задумывался, видимо, над тем, что его могут увидеть, просто сидел, больше не дрыгая ногами, и смотрел пустым взглядом в никуда. Да, Старк точно был его якорем. И Баки недооценил, насколько жизненно необходим он ему был. В ту же секунду Питер резко и зло выдохнул воздух, натянул маску и полетел на паутине прочь. Баки решил забыть об этом - насколько он знал, у Питера остались родные, чтобы его успокоить. В следующий раз он наткнулся на него в богом забытом переулке, в который сам Баки зашёл только чтобы поправить отчего-то барахлящий протез. Поправляя заевший механизм, он шестым чувством почуял чужое присутствие и мигом встряхнулся, вставая в стойку и ища рядом опасность. Опасности не было, только Питер Паркер, распластавшийся около мусорных баков и не подающий признаков жизни. Баки подошёл и мягко тронул его настоящей рукой за плечо, надеясь, что тот хотя бы живой. Питер раскрыл глаза как только почувстовал прикосновение, и тут же жёстким движением до боли сжал Баки здоровую руку в бездумной попытке защититься. Под его глазами пролегали мешки. Питер вздрогнул, его взгляд стал осмысленнее, и он отдёрнул руку. - Простите, мистер Барнс, - сказал он, и от этого тихого ломаного голоса у Баки побежали неприятные мурашки. Баки ничего не ответил, только кивнул на Питерово тело и вопросительно поднял брови: что это такое? - Я... Я упал, - ответил Питер, закашлялся и поморщился от боли. - Всё в порядке, простите. Он смотрел на Баки большими честными глазами, и Барнсу и правда хотелось поверить, что всё в порядке. Но он знал, что это такое - когда помощь принимать не хочется, и лучше умереть, чем показать слабость. А потому присел на корточки и попытался взять Питера на руки, чтобы... Чтобы что? Принести парня в костюме Человека-паука в больницу? Чтобы вылечить его в собственном убежище? Питер побледнел и протестующе замахал руками, даже в сторону на локтях отодвинулся. - Нет, правда, я в порядке, - лепетал он, - я всего с пары метров упал. Правда, Карен? Карен, скажи ему. - Состояние удовлетворительное, - произнёс кто-то из недр костюма Питера, и Баки почти успел удивиться, но ведь костюм - наверняка поделка Старка. - Ранений не обнаружено, переломов не обнаружено, лёгкие ушибы в районе лопаток и ягодиц. Будь осторожен впредь, Питер. - Видите? Я в порядке, - Питер улыбнулся нервно. - Спасибо, Карен. Карен ответила ему что-то, что Баки не расслышал, и Питер вздохнул. Поднял на него взгляд - извиняющийся и пристыженный. - Спасибо, что подошли, но со мной всё нормально. Вам не о чем беспокоиться. Баки не привык быть настойчивым или пихать заботу, когда не просят, поэтому кивнул, окинул ещё раз мальчика взглядом, развернулся и пошёл прочь. Уже выходя из переулка, он оглянулся и замер. Питер снова лежал без движения, раскинув на холодном асфальте руки, и Баки подумалось, что, может, кости его и целы, но зато точно сломано что-то другое внутри. Баки всё же было непросто без Стива. Странно, тревожно, пусто и гадко. Он ел и не чувствовал вкуса, жил по иннерции, не особо понимая, что делать дальше, и не знал что больнее - думать, что Стив умер, или что сидит где-то далеко-далеко, смотрит на закат и не думает больше о Баки. Не ревность, не обида, а что-то другое - глубокое и тоскливое, будто под рёбра залили нефть. Осознание, что они больше никогда не увидятся не потому, что Баки что-то испортил, а потому, что Стив так решил, а Баки это принял. И Стив заслуживает спокойствия, заслуживает счастья, которое он себе урвал, и Баки рад, правда рад за него, но такая пустота и одновременно переполненность давит изнутри на рёбра, что иногда невозможно дышать. Баки принял тогда выбор Стива, но о последствиях думал мало. В тот день под окнами квартиры Баки послышались выстрелы. Такое случалось и раньше, поэтому сначала он не обратил на это внимания, но потом услышал тонкий мальчишеский голос Питера, отчего-то насмешливо переговаривающегося с кем-то снаружи. Под звуки выстрелов. Баки подошёл к окну, когда прогремел последний выстрел. Питер стоял в костюме возле трёх свёртков паутины и тяжело дышал. Его фигура - вытянутая, сильная, - словно скала возвышалась над ними. Неостановимое возмездие. На костюме красовались царапины от проскользивших по нему пуль. А в следующую секунду всё его тело съёжилось, плечи опустились, но не устало, а так, будто он просто привык ходить, сгорбившись, и плечи сами встали на место с едва заметной дрожью, как сломанный механизм. Баки не намерен был больше отпускать такого Питера в одиночестве. Не особо задумываясь над тем, что в данный момент он раскрывает своё убежище чужому человеку, Баки открыл дверь. Питер мгновенно обернулся на звук. - Оу, - просто сказал Питер. Помолчав, он сказал то, что, как он думал, от него ожидают услышать. - Я не ранен, мистер Барнс, спасибо. Баки кивнул, медленно подходя к Питеру. Тот настороженно смотрел на его приближающиеся ноги. Подойдя на расстояние вытянутой руки, Баки осторожно взял Питера за предплечье. - Что?.. - пробормотал Питер. - Вы что-то хотите от меня? Баки кивнул - можно сказать и так. Он подтолкнул Питера в сторону своего дома, не отпуская руку. Паркер удивлённо округлил глаза и попытался отстраниться. - Что вы делаете? Отпустите! - возмутился Питер. - Если вы хотите меня вылечить, то, говорю же вам, я не ранен! Баки потянул Питера за собой, игнорируя его тихие возмущения, а когда тот стал говорить слишком громко, грозно сверкнул на него глазами. Сталь в его глазах ощущалась Питером почти физическим холодом, и он испуганно затих. Баки усадил его за стол и поставил перед ним чашку чая. Он не знал, что сказать, но примерно знал, что сделать - закрыть дверь, но не на ключ, чтобы Питер не чувствовал себя в ловушке, пододвинуть тарелку с чёрствым печеньем, включить телевизор, чтобы на мальчика не давила царящая в доме Баки тишина, и сесть на продавленный диван в отдалении. Телевизор почти не показывал картинку и только вещал что-то про погоду, шипя. Питер убрал маску и удивлённо смотрел на чашку перед собой, изредка неуверенно, больше из вежливости, делая глотки. Через пять минут Питер допил чай, так и не притронувшись к печенью, поблагодарил Баки, недоумённо обернулся через плечо, будто спрашивая взглядом, что это сейчас было, и не собирается ли Баки его преследовать или убивать, и ушёл. Баки выключил телевизор. Питер пришёл к нему сам следующим вечером. Он тихо постучал в дверь три раза, затем ещё два, ещё более неуверенно, и Баки уже знал, кто это. - Мистер Барнс, здрасьте, - Питер улыбался, но Баки такой улыбкой не обманешь. Он был одет в обычную одежду. - Я пришёл поблагодарить вас за чай. Вот, - он поднял повыше какой-то пакет. - Мэй делала черничный пирог, и я решил принести вам пару кусочков. Спасибо. Питер протянул пакет, но Баки его не принял, в упор смотря на него и не двигаясь с места. - Вы хотите, чтобы я?.. - Питер неопределённо кивнул в сторону кухни. Баки кивнул, и Питер опустил голову. - Хорошо, как хотите. Я всё равно никуда не тороплюсь. Спасибо за приглашение. Я... да. Питер снова сидел за столом в доме Баки, только теперь перед ним сидел ещё и Барнс. Они ждали, пока вскипит чайник и напряжённо молчали. Когда у Баки был Стив, они мало говорили. Зачем слова, если и так понимаете друга без звука? Одними жестами и взглядами можно было объяснить всё на свете. Стив не ждал от Баки болтливости или улыбок - в конце концов, тот Баки, которого Стив искал, давно исчез. Стив понимал это, но ни за что не отпустил бы Баки, пока в нём есть хоть какие-то отголоски памяти, пока он помнит, кто такой Стив Роджерс и почему он всегда будет на его стороне. Их тишина была не такой, как с Питером. Их тишина была уютная, правильная, пропитанная мягким солнечным светом и немного грустью. Баки хотел бы помнить, какой была их тишина до того, как всё это завертелось. С тем Баки. - Простите, - сказал вдруг Питер, опустив глаза. Баки вырвался из раздумий. - За Германию. Я думал, что поступаю правильно. Я до сих пор думаю, что поступил правильно, методы мистера Роджерса были слишком..! - вдруг горячо заговорил он и тут же смутился. - Простите. Мне в любом случае жаль, что я на вас напал. И мне жаль, что всё так сложилось. Но, если вы считаете себя виноватым, вы не виноваты. Мистер Роджерс был прав, что вы заслуживаете защиты, вы же не специально творили плохие вещи. Простите. Баки просто слушал его, незаметно для самого себя расширив глаза и задержав дыхание. - Мне жаль, что нам пришлось враждовать. И что так случилось всё в вашей жизни. И что мистер Роджерс ушёл, мне тоже жаль. Разве мог он уйти, когда у вас только всё стало хорошо? Простите, он, наверное, имел на это полное право. Но всё равно, вы же не заслуживаете одиночества, не после того, что с вами произошло. Боже, я несу какой-то бред, а у вас кипит чайник, давайте съедим пирог и я пойду, ладно? Баки, кажется, только и ждал, чтобы кто-то сказал ему это. Он завороженно наблюдал за смутившимся Питером, продолжающим мямлить что-то про чай, а в воздухе чувствовались первые лучи солнца и свежесть, как после грозы. - Спасибо, - сказал Баки и слегка поднял уголки губ, а затем снял с плиты кипящий чайник под ошарашенный взгляд Питеровых глаз. Они говорили. Питер оказался даже более живым и эмоциональным, чем Баки думал, и он и представить не мог, насколько сильно отдаётся скорбь в искренней душе мальчика. Он всё говорил и говорил, рассказывая какие-то глупости про школу и его друзей, про походы по магазинам с тётей и про Пеппер с Морган, а Баки слушал и по большей части молчал. Питер показал ему Карен - искусственный интеллект в его костюме, - и она оказалась почти живой. Как её такой сделал Старк? Питер сказал, что он часто общался с ней, пока не завёл эту недодружбу с Баки. Баки только вздохнул. Питер больше не пытался упомянуть Стива, а Баки не говорил с ним про Старка. Это было негласное соглашение - не бередить друг другу раны, пока не начнёт нарывать. Баки не умеет говорить правильные вещи, это всегда была стезя Стива. Но он может вручить чай, улыбнуться едва заметно, но так, чтобы Питер увидел, а потом смотреть на то, как восторженно загораются его глаза, и движения становятся резвее и веселее. Ему нравится радовать Питера, а Питеру нравится радовать его, и это какой-то замкнутый круг. Однажды Питер пришёл заплаканным, хотя никогда раньше свои слёзы Баки не показывал. Увидев Баки, он вдруг зарыдал и бросился обниматься, заставив того удивлённо замереть. Питер бормотал что-то о Старке, о том, что он только что его видел, его пустые глаза, и Баки отмер и усадил его на диван, укрыв колючим пледом. Он плакал ещё долго, пока не уснул, положив голову на подлокотник. Баки уложил его удобнее, сел на стул рядом и всю ночь не спал - сторожил. Думал. Питер - не Стив. Это очевидно. Он младше, он проще, наивней, он не говорит, как будто начитался агитационных плакатов времён мировой войны, наоборот, часто быстро, восторженно что-то лопочет. Он не понимает Баки с полувзгляда, часто ошибается, трогает случайно его за механическую руку и дёргается, смотрит на Баки испуганно, а Баки каждый раз взглядом говорит: можно, всё в порядке. Глаза Питера не похожи на небо, ясное и правильное, к которому хочется тянуться. Питер говорит глупости и нагло залезает, куда не просят. Он не Стив и никогда им не был, и не будет никогда, потому что ещё одного такого человека, как Роджерс, не существует. Стив ушёл, и Питер не заменит его никогда. Но разве это имеет значение, если Питер смеётся над собственными шутками так, что сразу теплеет где-то в груди, там, где смола и туман, и дышать становится чуть легче? Имеет ли это значение, если Питер носит из дома пироги пьёт с ним чай, а потом они сидят на крыше, куда Питер поднимается на паутине, а Баки - по пожарной лестнице? Имеет ли это значение, если Питер болтает без умолку, пока солнце садится перед ними, алое и вечное, пока Баки смертельно хочется остаться в этом моменте на пару ближайших жизней? Они всё ещё утопающие, вокруг всё ещё буря, но Баки знает: это пройдёт. Настанет штиль, взойдёт солнце, и не нужны будут больше якоря, потому что море обмельчает и ноги коснутся мягкого донного песка. Они не могут спасти друг друга, но могут хотя бы быть рядом. И им обоим этого достаточно.