Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Было даже почти жаль, что торжество свадебной церемонии Юэ Цинъюаня пришлось совместить с первой официальной встречей сильнейших демонов и влиятельных совершенствующихся Царства Людей. Казалось бы, как можно праздновать, ощущая тягостное бремя по-прежнему напряжённых отношений двух рас, но Юэ Цинъюань с достоинством принял на себя эту ответственность как истинный глава школы. Лю Цингэ, который однажды во всеуслышание заявил, что не потерпит на своей свадьбе никого из совершенствующихся, присутствующих когда-то на собрании в храме Чжаохуа, даже не пытался скрыть недовольство, но всё же уважал решение своего жениха. К этому моменту обитатели школы Цанцюн успели свыкнуться с постоянным присутствием демонов в своей жизни, как и ученики дворца Хуаньхуа. Дворец Хуаньхуа больше не окружали сомнительные слухи и пересуды, теперь он стал ядром заключённого перемирия. Некогда престижная школа теперь включала в себя не только людей, но и демонов, а кроме того почти каждая из авторитетных сект выделила своего представителя, вошедшего в состав Совета для надзора за ходом перемирия, основы которого только-только заложили. Шан Цинхуа, возглавивший сельскохозяйственные исследования, провёл всё это время в Царстве Демонов, наблюдая за ходом первых попыток получить урожай на мёртвой когда-то земле. Школа Цанцюн, ставшая во главе перемирия, в конечном счёте несла ответственность за помощь в интеграции обеим сторонам. Впереди предстоял долгий путь, прежде чем представители некогда враждующих рас отбросят предрассудки в пользу преимуществ, которые дарует им мир между Царствами Людей и Демонов. К слову, присутствие Тяньлан-цзюня положительно повлияло на статус Ло Бинхэ как следующего Святого Правителя, его репутация стремительно возросла среди демонов. Хотя по-прежнему встречались осуждающие бывшего владыку за решение подарить человеческой женщине сына, нашлись и те, кто открыто восхищался смелостью и широтой взглядов Тяньлан-цзюня. Столь беззаботный образ жизни стал возможен благодаря несокрушимому могуществу, перед которым его собственный народ благоговейно склонял головы. Иными словами, Тяньлан-цзюнь был настолько силён, что в любой момент мог отрезать языки тем, кто решился бы осуждать правителя за его спиной. Его сын, Ло Бинхэ, унаследовал эту черту своего отца и ни во что не ставил сплетников, в любой момент готовый заставить замолчать любого, кто решит пойти наперекор его воле. Теперь образ полудемона внушал страх даже влиятельным дворянам; это был лидер, которому они могли подчиниться. Горный лорд пика Цуйсянь принимал многочисленных гостей, словно радушный хозяин. «Бессмертным ничто человеческое не чуждо», вот главный принцип, которого придерживались на этой вершине. Несмотря на то, что большинство известных совершенствующихся практиковали инедию и, следовательно, не испытывали сильной потребности в пище, кулинария пика Цуйсянь изобиловала изысканными продуктами, не только приятными на вкус, но и направленными на укрепление духовных способностей. Что касается питательности и духовной силы, ремесло вершины Цуйсянь уступало кулинарии Ло Бинхэ разве что с точки зрения вкуса, но преимущества перевесили этот небольшой недостаток. Твёрдо придерживаясь мнения, что общий обед становится началом крепкой дружбы, горный лорд пика Цуйсянь преисполнился решимости свести на нет раскол в отношениях людей и демонов во время всеобщего празднования, пустив в ход совершенно новые рецепты блюд, включающих в себя также продукты Царства Демонов наравне с уже привычными людям, дабы повысить всеобщий интерес к мастерству своего пика и немного смягчить нрав собственных собратьев. Однако, само собой, в первую очередь предстояло провести самую важную церемонию праздника. — Женихи уже тут! Время начинать! Юэ Цинъюань не мог похвастаться таким изяществом, как Шэнь Цинцю или Лю Цингэ, равно как и не мог сравниться красотой с Ло Бинхэ, но глава школы обладал особой аурой теплоты и доброжелательности, отчего его черты казались мягкими и чрезвычайно приятными глазу. Сменив привычную тёмную форму своего пика на сверкающий золотой вышивкой красный свадебный наряд, он стал словно в разы выше и величественнее. На губах его играла незнакомая доселе улыбка самого счастливого человека в мире. Ци Цинци заметила тень неловкости, спрятанную в уголках чужих губ, и её богатое воображение на месте главы школы тотчас успело нарисовать образ юной скромной девы, которая наконец встретила своего спутника жизни. Ей потребовалось время, чтобы отогнать непрошенное видение, ведь Юэ Цинъюань ни величавой статью, ни фигурой совершенно не походил на молодую деву, но образ как нельзя точно передал, насколько он взволнован собственной свадьбой. Не секрет, что Лю Цингэ был необычайно красив, хотя обычно многие не могли оценить его привлекательность за привычной дерзостью и прямотой, о которые, словно копья о защитную крепость, сломалось немало благосклонных взглядов. Подобная участь обошла разве что людей, поклонявшихся силе и репутации пика Бога Войны с хребта Цанцюн. Сегодня, однако, безупречные черты подчёркивало сияние ярких одежд и мягкая улыбка, осветившая обычно хмурое лицо. Многие девушки, присутствовавшие на свадебной церемонии, не могли отвести восхищённых взглядов от жениха, втайне надеясь, что в будущем им повезёт встретить столь же благородного мужчину, который пойдёт с ними под руку по дороге жизни. Несмотря на то, что бóльшая часть толпы всё ещё боролась с привычными предрассудками при виде двух братьев по школе, готовящихся связать себя брачными узами, общее приподнятое настроение оказалось слишком заразительным, завлекая даже недовольных в праздничную жизнерадостную кутерьму. Обоих женихов некому было вести к алтарю, родители давно оставили этот бренный мир. Именно поэтому влюблённые отдали свои поклоны Миру и Небесам, поклонились предкам в главном церемониальном зале, дабы предыдущие поколения школы милостиво закрепили их союз, словно любящие родители, и, наконец, друг другу. Несмотря на то, что церемония скрепляла узы двух мужчин, верховный горный лорд, под чьим руководством проводились почти все обряды и церемонии, строго настоял на том, что все традиции должны быть соблюдены, а значит будущие супруги не могли видеться до самой свадьбы. И вот сейчас Юэ Цинъюань сияющим взглядом взирал на своего жениха, и ослепительный свет, исходящий от него, казался почти невыносимым; никто раньше не видел Юэ Цинъюаня таким свободным и лёгким, словно не было за его плечами неподъёмного бремени. Ответная улыбка Лю Цингэ ко всеобщему удивлению оказалась пропитана невероятной теплотой и нежностью, от чего толпа почти изумлённо ахнула, никому доселе не приходилось видеть во взгляде этого сурового воина столь неприкрытую ласку. До самого последнего поклона они не обменялись и словом. Как только самый заключительный поклон остался позади, они встретились взглядом, и Юэ Цинъюань накрыл своей ладонью руку Лю Цингэ, переплетая пальцы. Глава школы чуть склонил голову, позволив их лбам соприкоснуться, глаза лучились от безграничной нежности. — Цингэ, отныне ты самый важный человек в моей жизни, — прошептал он. Долг всегда стоял для Юэ Цинъюаня превыше всего, и эти слова означали, что Лю Цингэ для него был гораздо важнее и Шэнь Цинцю, и даже школы Цанцюн. Это было по-настоящему пылкое и весомое признание. — В этом я всё-таки превзошёл тебя, Цинъюань. Ты всегда был самым важным человеком для меня, с того самого дня, когда я впервые тебя увидел. И Лю Цингэ, тот самый совершенствующийся, который всегда с крайней степенью нетерпимости относился к ненадлежащему поведению, способному опорочить репутацию своего пика, с необычайной осторожностью склонился чуть ниже, чтобы встретить губы своего возлюбленного в трепетном и нежном поцелуе на глазах огромной толпы. Самые смелые тотчас же разразились громкими аплодисментами, криком и свистом подбадривая жениха. Застенчивые отводили взгляды в сторону, в то время как другие не знали, куда деться от неловкости, но всё же не посмев испортить праздник неосторожно брошенной бестактностью. Шэнь Цинцю изо всех сил старался не сверлить Лю Цингэ свирепым взглядом — это день их свадебной церемонии, нет ничего предосудительного в том, чтобы продемонстрировать свои чувства на публике, хотя горный лорд пика Цинцзин всё же не смог в полной мере отбросить привычное беспокойство о том, как это повлияет на их репутацию. Столы ломились от всевозможных угощений, а вино лилось рекой, пир был в самом разгаре. Юэ Цинъюань рука об руку с Лю Цингэ обходил каждый стол, чтобы поднять бокалы с ароматным напитком в благодарность за поздравления гостям, которые пришли благословить их брак. Демоны с интересом взирали на чуждые их расе традиции, отыскивая общие черты. Как только тосты во славу новой семейной пары подошли к концу, один из могущественных демонов, служивший под началом Ло Бинхэ, не поскупился на похвалу: — Для меня стало большой неожиданностью, когда я увидел двух мужчин, связывающих себя узами брака. Теперь я убедился, что мир людей наконец переступил старомодные моральные устои. Юэ Цинъюань сдержанно улыбнулся, но не стал поправлять гостя. В глубине души он не сомневался, что бóльшая часть по-прежнему оставалась столь же «старомодными», как и раньше. Даже его самого обуревали сомнения, пока он окончательно не убедился, что Лю Цингэ тот самый. Демоны расценили приглашение самого Главы хребта Цанцюн — пожалуй, самой влиятельной школы в Царстве Людей, учитывая заслуги в заключении перемирия — на собственную свадебную церемонию, как признание их несомненной важности, что немало льстило дворянам. Они открыто наслаждались вниманием и оказались, как ни странно, весьма благовоспитанными гостями. Воспользовавшись случаем, Чжучжи-лан объяснил Му Цинфану: — Если хозяева оказывают должное гостеприимство, демоны знатных дворянских кланов сочтут делом своей чести отблагодарить сторицей за оказанный им достойный приём независимо от личных предпочтений. Таким образом, любой может сохранить лицо. — Этот мир обречён, — тем временем вполголоса пробормотал один из напыщенных совершенствующихся с вершины Тяньи. Его сосед неодобрительно покачал головой. — Даже если ты так думаешь, сейчас не время и не место это обсуждать. — Почему нет? Я и без того сделал им одолжение, что вообще соизволил прийти. Пусть школе Цанцюн удалось совершить невозможное, они прибегли к поистине низменным методам! А теперь, как будто этого было мало, военные братья сочетаются узами брака и становятся партнёрами по совершенствованию. Их предки, должно быть, перевернулись в своих могилах. Хамское заявление казалось вдвойне вопиющим неуважением из-за того, что слетело с губ гостя, хотя некоторые, ставшие свидетелем этого разговора, в глубине души разделяли его чувства. Ци Цинци пришла в состояние настоящей ярости и уже встала со своего места, готовая засучить рукава и поучить уму-разуму невоспитанных свиней, когда то, что произошло следом, заставило её и поднявшегося следом Шэнь Цинцю, источающего пугающую убийственную ауру, растерянно замереть. Кто-то мягко постучал по плечу не в меру болтливого совершенствующегося, и, как только мужчина обернулся, полная тарелка еды оказалась размазана по его нарядным одеждам. — Мне очень жаль, рука дрогнула. Все, кто находился в то время поблизости, кроме разве что самого виновника переполоха, успели заметить, как Юэ Цинъюань не позволил своему шиди с вершины Цуйсянь вмешаться, за мгновение забрав блюдо у него из рук. Радушный горный лорд кулинарного пика как раз разносил угощение, когда услышал откровенный поклёп и собирался вразумить наглеца, но вмешался глава школы. Юэ Цинъюань одним лёгким движением руки перевернул на грубияна почти полное блюдо, после чего встретил чужой обескураженный взгляд с извиняющейся улыбкой на лице. Совершенствующийся с вершины Тяньи выглядел оскорблённым до глубины души, и уже открыл было рот, чтобы возмутиться, когда снова почувствовал прикосновение к плечу. Оборачиваясь, он уже готов был разразиться гневной тирадой, когда его окатили чем-то прохладным и липким. Лю Цингэ возвышался над ним с кувшином вина в руках. — Кажется, моя рука тоже меня подвела. Невозмутимость чужого голоса не оставляла сомнений — в том, что произошло не было ничего случайного. — Вы! Вы все! — совершенствующийся задохнулся от негодования, не в силах вымолвить ни слова. Гунъи Сяо поспешил вмешаться, пытаясь сгладить ситуацию. — Я прошу прощения от имени своего Учителя и шишу, должно быть вино ударило им в голову. Прошу, следуйте за мной, я помогу вам почистить одежду. Когда он почти насильно повёл заклинателя к выходу из зала, подскочил Ян Исюань, забивая последний гвоздь в остатки достоинства благородного совершенствующегося. — К сожалению, у нас вряд ли найдутся запасные одежды для столь важного гостя, поэтому придётся покинуть хребет! Спокойной ночи, господин! В торжественном зале на мгновение повисла гнетущая тишина, после чего все присутствующие демоны разразились аплодисментами. Неожиданная реакция сначала вызвала недоумение и ворчание благородных заклинателей, но уже совсем скоро оживлённая и благодушная атмосфера праздника вернулась. Демоны с одобрением обсуждали поступок Юэ Цинъюаня, скорого на расправу с нахалами, не способными проявить уважение в столь счастливый для него день, и решительность Лю Цингэ, не потратившего ни секунды на раздумья, прежде чем встать бок о бок с супругом и поставить на место грубияна. — Моя оценка — десять из десяти. — Я бы поставил восемь, было бы замечательно, если бы они для начала пустили пыль в глаза и ничем не выдали свои намерения. — Оценю в девять баллов за должное рвение их учеников в стремлении избавиться от этого мусора. — Я наконец убедился, что глава школы Юэ не так мягок, как о нём твердит молва. Если бы он покорно проглотил подобное унижение, он бы не стоил и толики нашего уважения, — демон, говоривший с Юэ Цинъюанем ранее, кивнул в знак искреннего одобрения. — Жаль, что вы остановили свой выбор на столь банальном способе. Я преподнесу вам в подарок слизняков, поедающих плоть, и кислотную пыльцу демонических цветов, в следующий раз бросайте лучше их... Демоны были не понаслышке знакомы с предательством, даже среди их собственной расы нередко находились готовые воткнуть нож в спину, но даже им не доставило удовольствия наблюдать за безграничной глупостью их якобы союзников, открыто выразивших переполняющее их недовольство в самый неподходящий момент. С другой стороны их натуре крайне импонировала ответная мстительная реакция Юэ Цинъюаня и Лю Цингэ, которые отказались стерпеть открытое оскорбление. Тем временем Шэнь Цинцю потерял дар речи, и причин у него для этого было предостаточно. Он впервые наблюдал демонов, которых привело в восторг проявление подобной недостойной мелочности. К тому же, бессмертный никогда не думал, что придёт день, когда ему придётся увидеть своих всегда сдержанных и благородных боевых товарищей, опустившихся до обыденной мстительности. Вернее, Шэнь Цинцю никогда не приходило в голову, что эти двое вообще способны на подобное, да ещё и найдут своим действиям столь глупое оправдание, когда все их намерения ясны как белый день! Бессмертный всерьёз задумался, а не стоит ли разлучить Юэ Цинъюаня и Лю Цингэ, пока не стало слишком поздно, они очевидно оказывали плохое влияние друг на друга. — Кто бы мог подумать, что придёт день, когда ты женишься?! Внезапное восклицание завладело вниманием многочисленных гостей. Лицо Лю Цингэ потемнело, стоило узнать говорившую, и он нахмурился: — Что ты здесь делаешь? Горный лорд угрюмо уставился на восхитительную женщину, притягивающую чужие любопытные взоры редкой чувственной красотой. В то же самое мгновение взгляды всех присутствующих обратились к разворачивающейся на их глазах сцене. Двусмысленная фраза, слетевшая с уст прекрасной незнакомки, породила самые разные версии и догадки в чужом воображении. Шэнь Цинцю, в отличие от многих, узнал гостью и поспешил вмешаться, пока репутация новобрачных окончательно не полетела псу под хвост. — Госпожа Мэйинь, этот мастер рад видеть, что вы пребываете в добром здравии. — Благодарю за любезное приглашение, мастер Шэнь. Учитывая, как мы расстались, мне действительно было необходимо увидеть своими глазами, что эта бессердечная скотина женится, — в бархатном голосе по-прежнему сквозило недоверие. Ло Бинхэ с подозрением следил за разговором. Когда-то он не раз наведывался к госпоже Мэйинь, стоило животной страсти взять верх над разумом, но это было очень давно, в его прошлой жизни. Он мог поклясться, что Шэнь Цинцю никогда прежде не видел демоницу, и теперь юноша горел желанием узнать, когда и при каких обстоятельствах они успели познакомиться. Пока Ло Бинхэ сгорал от мучительной ревности, Лю Цингэ продолжал хмуриться. — Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что я недостоин Цинъюаня? — Достоин? Умоляю тебя, об этом тебе стоит волноваться в последнюю очередь. Ты даже не мог с достоинством отнестись к молодой деве, которая всего лишь ожидала каплю нежности в ответ! — Какое это отношение имеет к тебе? Кто ты такая, чтобы чего-то ждать от меня? — Лю Цингэ язвительно усмехнулся, и в этот момент каждый из присутствующих убедился, что вся глубина его чувств поистине навеки отдана лишь Юэ Цинъюаню, его отношение к супругу и этой красивой женщине отличались, словно небо и земля. Госпожа Мэйинь и не ждала от Лю Цингэ благородной обходительности, ей вполне хватило вежливости Шэнь Цинцю. Но столь открытое оскорбление такая гордая женщина, не привыкшая к подобному обращению, всё же не могла снести. Нахмурившись, незаметным движением руки она выхватила из широкого рукава пузатый кувшинчик, и Шэнь Цинцю проворно отскочил в сторону, уклоняясь от фейерверка брызг. Лю Цингэ на секунду отвлёкся, после чего зашёлся мучительным кашлем в то время, как госпожа Мэйинь, воспользовавшись заминкой, в раздражении покинула торжество. Хотя природа их опыта в данном вопросе кардинально отличалась, и Ло Бинхэ, и Шэнь Цинцю было прекрасно известно, что за вещество демонесса распылила в воздухе. Пока ученик скорбно вздыхал, безмолвно сетуя, что Учитель не успел вдохнуть немного афродизиака, чтобы всласть потом воспользоваться ситуацией в спальне, бессмертный почувствовал надвигающуюся головную боль. «Только не снова» — под нос пробормотал проклятия горный лорд пика Цинцзин. Обеспокоенный Юэ Цинъюань с тревогой повернулся к супругу: — Цингэ, ты в порядке? Тот сжал в ответ запястье возлюбленного, и что-то пробормотал в ответ; пришлось напрячь слух, прежде чем Юэ Цинъюань смог распознать слова. — Пусти, я схожу за Чэнлуанем. — Зачем тебе Чэнлуань? Ты же не собираешься преследовать эту молодую деву? — Подари мне поединок, Юэ Цинъюань. В противном случае, этот ядовитый жар не утихнет, — процедил Лю Цингэ сквозь сжатые зубы, бессильно злясь на самого себя, что вновь так опрометчиво попался на ту же уловку. Когда-то Шэнь Цинцю довольно жестоко избавил его от этого проклятия, не уставая при этом отпускать ядовитые замечания и потешаясь над его глупостью. Юэ Цинъюань озадаченно поглядывал на своего мужа, совершенно сбитый с толку неровным дыханием и покрасневшими щеками всегда хладнокровного воина. Неужели это какая-то отрава, порождающая в душе неконтролируемую ярость берсерка, если Лю Цингэ возжелал скрестить мечи в день своей свадьбы? Но если это поможет облегчить его страдания, Юэ Цинъюань более чем готов пойти на это. Он уже почти сделал шаг вперёд, когда Шэнь Цинцю осторожно приблизился и что-то прошептал ему на ухо. Лю Цингэ ревнивым взглядом проследил за своим шисюном, стоящим в опасной близости от его возлюбленного, и с трудом поборол желание отодвинуть того рукой. Юэ Цинъюань сделал глубокий вдох, медленно поворачиваясь к Шэнь Цинцю. — Шиди, у госпожи Мэйинь есть противоядие? — Это не яд, в его составе только дикие травы. Когда-то она рассказала, что лечения не существует, эффект спадёт со временем. Если у тебя есть ванна, вырезанная из цельного куска нефрита, сейчас самое время её использовать. Шэнь Цинцю как никто знал, что в окрестностях школы Цанцюн не найдётся естественного холодного источника, подобного тому, что они нашли в прежней обители госпожи Мэйинь. Он с плохо скрытым удовлетворением вспоминал тот случай, когда он пинком столкнул Лю Цингэ в воду, а после оставил его отплёвываться и обсыхать, словно мокрого пса. Единственный шанс для Юэ Цинъюаня привести своего супруга в чувство — дать Лю Цингэ погрузиться в студёную воду, охлаждённую нефритом. Привлечь Мобэй-цзюня для заморозки пылкой страсти воинственного лорда также казалось вполне хорошей затеей. Шэнь Цинцю с воодушевлением оглянулся, но обнаружил, что ледяной демон и его горный лорд куда-то запропастились. Не желая задумываться, чем эти двое могут быть заняты, бессмертный вместо этого бросил взгляд на главу школы. Юэ Цинъюань понял его без слов. — Цинцю, вынужден попросить тебя присмотреть за гостями. Идём, Цингэ, нам пора. Глава школы утянул за собой мужа, но местом, куда они направлялись, оказался вовсе не горный пик Байчжань, где остался верный Чэнлуань, а личная обитель Юэ Цинъюаня, стараниями юных учениц превращённая в покои для новобрачных. Лю Цингэ вопросительно взглянул на своего супруга, который отчего-то старательно избегал его взгляда. Вместо этого он поднёс мужу глиняную чашку, предлагая супругу испить пряного вина. Смирившись, горный лорд пика Байчжань переплёл свою руку с Юэ Цинъюанем, пригубив терпкий напиток. Он бы с удовольствием продлил этот момент, если бы не горячий зуд, грозящий вот-вот перерасти в нестерпимое желание. Его состояние становилось всё более очевидным, но Юэ Цинъюань не торопился. В тот момент, когда ласковые руки принялись медленно развязывать пояс Лю Цингэ, тот пришёл в такое замешательство, что даже на мгновение позабыл о раздражающем жаре. — Цинъюань?! — Шш-шшш, тебе лучше пока не двигаться, чтобы не усугублять своё состояние. Цингэ, ты... помнишь тот раз, когда я пытался прояснить недоразумение вокруг книг сомнительного содержания?

***

В тот день Юэ Цинъюань внял совету Шэнь Цинцю и решился до конца быть честным. Вскоре им суждено было стать партнёрами по совершенствованию, даже маленькой лжи не место между ними. Глава школы не мог скрыть своего волнения, его беспокоило не только то, что его супруг разозлится, выяснив правду, но и то, что тот разочаруется в нём, узнав, что Юэ Цинъюань намеренно его обманул. Но чем больше он размышлял об этом, тем больше склонялся к мысли, что должен дать понять Лю Цингэ — он выдумал эту бессмыслицу только для того, чтобы не дать ввести горного лорда пика Байчжань в заблуждение. Юэ Цинъюань внутренне не уставал повторять, что это для его же блага, пока готовился исповедоваться во всех страшных грехах. Горный лорд пика Байчжань покорно оставался в спальне, теряясь в догадках, что же такого важного глава школы собирался ему сообщить. Он даже допустил мысль, что речь пойдёт о перемирии между расами, но тут же отбросил её как несостоятельную — такие вопросы обычно обсуждают на советах, а вовсе не в личных покоях. Когда Юэ Цинъюань наконец вернулся, у него чуть подрагивали руки от нарастающего волнения. Глава школы жестом предложил горному лорду присесть первым, пока медленно расставлял чашки за низеньким резным столиком и подавал ароматный цветочный чай, словно пытался собраться с мыслями. Не желая, чтобы Юэ Цинъюань вновь взваливал всё на свои плечи, Лю Цингэ заговорил первым: — Цинъюань, что-то случилось? Глава школы стиснул зубы и глубоко вздохнул, словно перед прыжком в неизвестность. Он преклонил колени, усаживаясь перед возлюбленным. — Цингэ, ты помнишь те запрещённые книги, которые... использовали наши имена в качестве примера? Горный лорд кивнул. Содержание оказалось довольно вульгарным, вот что случается, когда дилетанты пытаются составить учебное пособие, не имея должного опыта: вместо того, чтобы чётко обозначить цель и пользу подобного метода обучения, автор сосредоточился на достижении мирского удовольствия. Юэ Цинъюань в смятении закусил губу, прежде чем выпалить: — Прости меня, я тебе солгал! — Солгал? О чём? — Лю Цингэ по-прежнему ничего не понимал, его брови напряжённо нахмурились. На самом деле, ему было сложно даже допустить мысль, что глава школы мог умышленно сказать хоть слово неправды. С лица Юэ Цинъюаня сошли все краски. — Та книга вовсе не была руководством по совершенствованию. Это... эротика. Воинственный лорд их школы всегда вёл настолько добропорядочную жизнь, и Юэ Цинъюань смутился от одной мысли, что ему придётся признаться в том, что это был порнографический роман. Поначалу ему показалось, что Лю Цингэ так ничего и не понял, лишь недоумённо моргнул в ответ. Постепенно его лицо побагровело от ярости, а рука бессознательно потянулась к поясу, где в ножнах покоился смертоносный клинок, и главе школы пришлось торопливо броситься к нему, чтобы помешать выбежать наружу и посеять неминуемый хаос. — Кто?! Кто осмелился... оклеветать нас?! Я отрежу их грязные языки и скормлю демоническим птицам! — Лю Цингэ взревел наполовину от ярости, наполовину от стыда за то, что купился на глупое оправдание, которое выдумал Юэ Цинъюань. — Цингэ, тебе не удастся отыскать автора этих книг! Мы можем лишь запретить их дальнейшее распространение... Прости, что скрыл это от тебя, и если ты злишься, можешь выместить свой гнев на мне! Юэ Цинъюань внутренне приготовился к любому возмездию, он по праву заслужил это. Но Лю Цингэ покачал головой, успокаивая клокочущую ярость и ласково обнимая главу школы. Довольно унизительно попасться на такую глупую ложь, но не в характере Юэ Цинъюаня обманывать без достойной на то причины. Меньше всего Лю Цингэ хотел причинить ему боль или в чём-то обвинять, но всё же хотел услышать искреннее объяснение. — Цинъюань, почему ты скрыл это от меня? — Прости, я просто запаниковал... Я испугался, что между нами возникнет неловкость, и я потеряю тебя. Я действительно не ожидал, что ты в это поверишь... а потом я испугался, что ты разозлишься, узнав правду, поэтому я запретил эти книги и понадеялся, что они просто исчезнут, и всё забудется, — невнятно пробормотал Юэ Цинъюань куда-то в плечо Лю Цингэ, пока супруг мягко обнимал его. Теперь Лю Цингэ знал правду. Слишком поздно что-то исправлять, и Юэ Цинъюань мог лишь попытаться смягчить ситуацию. — Шэнь–шисюн всё знал... Шицзе Ци тоже всё знала. Вот почему они так отреагировали, я прав? Впервые в жизни Бог Войны с пика Байчжань почувствовал, что действительно заслуживает насмешек Шэнь Цинцю. Может он и не видел до этого непристойных книжек, но всё же было слишком наивно с его стороны купиться на подобное. Юэ Цинъюань смущённо кивнул в ответ. Оставалось лишь согласиться, что таким нехитрым способом глава школы всего лишь хотел сохранить их дружбу, Лю Цингэ просто не мог на него злиться. — Я понимаю. Нет нужды винить себя, я был слишком невежественен. — Цингэ, кстати об этом... Не хотел бы ты восполнить пробелы в знаниях прямо сейчас? — В каких знаниях? — Постельных... Лю Цингэ чуть было не задохнулся от смелости прозвучавшего предложения, щёки Юэ Цинъюаня вспыхнули. Стало ясно, что ему стоило немалого мужества произнести нечто столь возмутительное. Прежде чем горному лорду хватило ума выпалить «зачем?», он всё же нашёл в себе силы нерешительно возразить: — Н–но мы ещё не обменялись супружескими клятвами, не стали партнёрами на стезе самосовершенствования! Юэ Цинъюань кивнул, но всё же продолжал стоять на своём: — Я подумал, что нам не помешает узнать друг друга. Я никогда не был ни с кем близок, я волнуюсь, что могу испортить нашу брачную ночь... Его опасения были понятны, и Лю Цингэ не нашёл в себе сил отказаться. Он не смог даже опознать непристойные книжки, о каком уж тут опыте в спальне могла идти речь! Всё, что он знал, так это то, что сам процесс напоминал практики двойного совершенствования, но он никогда должным образом не изучал подобные руководства. Чем-то сродни тому, когда он уважительно признавал силу незнакомого стиля меча, но не мог понять, как добиться того же эффекта. Он оставил в стороне всё своё смущение, собрав остатки мужества, чтобы кивнуть. В ближайшее время им предстояло стать партнёрами на стезе совершенствования, такая близость будет для них привычным делом. Если они чего-то не знали, этому следовало научиться. Лю Цингэ был готов к обучению, и ради Юэ Цинъюаня тоже. — С чего нам следует... начать? Юэ Цинъюань готов был рассмеяться над его неопытностью, если бы не тот факт, что все его собственные знания также ограничивались лишь книгами да чужими рассказами. Но главное, что богатых мирских знаний, которыми он обзавёлся в прошлом, должно было хватить на то, чтобы направлять Лю Цингэ. Несчастный шиди казался таким неуклюжим, Юэ Цинъюань невольно ощутил укол совести. — Думаю, для начала нужно раздеться, — любезно предложил он, медленно стягивая одежды с плеч. Лю Цингэ бессознательно кивнул, неловко возясь с поясом и узлами, словно несмышлёный трёхлетний ребёнок. К тому времени, когда он справился с верхним халатом, Юэ Цинъюань остался почти обнажён. На губах шисюна играла лукавая улыбка, когда он потянулся руками к Лю Цингэ, ловко избавляя его от враз ставших ненужными слоёв ткани. Лю Цингэ с видимым трудом пытался побороть смущение, оставшись в одних нижних одеждах. Горный лорд довольно неуклюже взгромоздился на широкую кровать, смутно догадываясь о том, что всё должно произойти именно там. Когда-нибудь Юэ Цинъюань непременно расширит его кругозор, поведав, в каких удивительных местах они предавались страсти по сюжету запрещённых книг, но это случится гораздо позже. Когда Юэ Цинъюань опустился на постель следом, Лю Цингэ повело, словно в глиняных чашках был разлит не цветочный чай, а пряное вино, и алкоголь вдруг разом ударил в голову. — Цингэ, расслабься. Мы научимся всему вместе, я тебя не съем. Если станет неловко, мы можем остановиться в любой момент, — заверил Юэ Цинъюань, втайне забавляясь неуверенностью своего всегда решительного шиди. В свою бытность рабом ему приходилось часто посещать бордели вместе с хозяевами, и в то время он успел насмотреться на столь же неопытных юношей, готовых окунуться с головой в омут страсти взрослой жизни. Единственное отличие заключалось в том, что те молодые люди стремились попробовать что-то новое, в то время как Лю Цингэ, как правило, не сдерживал свои желания и теперь напоминал ребёнка, брошенного в клетку с тигром. Лю Цингэ кивнул, но его плечи оставались напряжёнными. По своему опыту Юэ Цинъюань знал, что действия на его шиди оказывали гораздо более сильное влияние, нежели слова. Его рука мягко скользнула в ворот нижних одежд Лю Цингэ, провела по груди вверх, притягивая того для поцелуя. Горный лорд неосознанно подобрался от неожиданного прикосновения, но мягкий поцелуй подарил долгожданное спокойствие и уверенность. Юэ Цинъюань игриво прикусил чужую нижнюю губу, призывно приоткрывая рот. Иного приглашения и не требовалось, Лю Цингэ не заставил себя ждать, углубляя поцелуй. Некоторое время они просто лениво целовались, пока руки Юэ Цинъюаня исследовали подтянутый живот и грудь Лю Цингэ. Горный лорд притянул Юэ Цинъюаня к себе на колени, трогая и жадно прикасаясь везде, куда мог дотянуться. Почувствовав, что волнение осталось позади, Юэ Цинъюань сдался напору своего шиди, полностью стягивая нижние одежды. Лю Цингэ в замешательстве уставился на обнажённое тело в своих руках. Юэ Цинъюань мягко провёл пальцами по чужим волосам, массируя кожу головы круговыми движениями, успокаивая. — Прикоснись ко мне... Можешь руками или ртом, делай всё, что посчитаешь нужным. Ты мог бы... воплотить в жизнь то, о чём прочитал в тех книгах. Лю Цингэ попытался воспроизвести в памяти картины, которые когда-то был полон решимости похоронить навеки, и вновь вернулся к исследованию чужого тела. Взгляд невольно упал на розовые бусинки сосков, и Лю Цингэ вдруг отчётливо понял, что до сих пор ни разу даже не видел своего возлюбленного принимающим ванну, а сейчас он в его руках, полностью обнажён. Неуверенно он прикоснулся к горошинкам сосков, те затвердели под его пальцами, а Юэ Цинъюань ощутимо задрожал. Лю Цингэ резко вскинул взгляд, пытаясь убедиться, что не причинил боли своему возлюбленному, но малиновый румянец на чужих щеках говорил об обратном. Воодушевлённый реакцией, Лю Цингэ принялся уже смелее сжимать и поглаживать соски. Юэ Цинъюань дал своему возлюбленному полную свободу действий, в бессознательном поиске ласки он вскинул руку, обхватив чужую шею, слегка прижимая мужчину к груди. Лю Цингэ склонился ниже, кончиком языка пробуя набухшую горошину соска, прежде чем обхватить его губами и шумно втянуть в рот. Юэ Цинъюаня словно пронзили тысячи маленьких иголок, настолько острыми оказались ощущения. Его впервые касались так, в голове не укладывалось, что подобное с ним вытворял именно Лю Цингэ. Он прильнул ближе к Лю Цингэ, в бессознательном порыве потираясь бёдрами. От бесстыдных движений тело мужчины напряглось, до этого момента он не испытывал ничего подобного. Юэ Цинъюань лукаво ухмыльнулся и повторил движение, чувствуя под бёдрами затвердевший член, чужое тело не способно лгать. Щёки горного лорда окрасил слабый румянец, но неловкое смущение лишь побудило Юэ Цинъюаня поддразнить его ещё немного. — Цингэ, я позволю тебе выбрать... Ты хочешь прикоснуться ко мне спереди или сзади..? Поистине, только ужасный человек станет дразнить своего неопытного партнёра, но Юэ Цинъюань убедил себя, что делает это для общего блага. Уж лучше пусть он всему обучит Лю Цингэ, несмотря на собственные довольно скудные познания, чем это сделает кто-то другой. Лю Цингэ тяжело сглотнул. Он пытался взвесить оба варианта, мысленно возвращаясь к непристойной книге, чтобы выяснить какой из них лучше. В конечном итоге, красный как маков цвет, он выпалил: — Сзади... Если всё сказанное в книге не было ложью, Юэ Цинъюаня предстояло подготовить, Лю Цингэ меньше всего хотел причинить ему боль. Тот слегка кивнул, отстраняясь, чтобы дотянуться до прикроватной тумбы. Юэ Цинъюань достал из небольшого ящичка глиняный кувшинчик с маслом и полностью разделся. В горле Лю Цингэ пересохло, стоило увидеть своего любимого полностью обнажённым, бессмысленным взглядом он наблюдал за тем, как Юэ Цинъюань вновь возвращается на кровать. На мгновение горный лорд оторвался от столь восхитительного зрелища, снова становясь серьёзным, потому что хотел убедиться. — Цинъюань, ты уверен, что хочешь быть... принимающей стороной... Я пойму, если ты решишь поменяться ролями. Лю Цингэ неосознанно действовал согласно сюжету низкопробной писанины, где он неизменно оказывался сверху, но он также был готов уступить, если это нанесёт непоправимый урон гордости Юэ Цинъюаня. Нельзя сказать, что его полностью устраивала обратная роль, но он был готов пойти на подобную жертву ради любимого человека. Однако Юэ Цинъюань решительно покачал головой. — Уверен, если это будешь ты. Для Юэ Цинъюаня на первом месте стояла вовсе не гордыня, а безопасность. Нельзя отрицать, что Лю Цингэ был высокомерным и заносчивым, и если вдруг по незнанию Цинъюань причинит ему боль, тот будет слишком упрям, чтобы показать свою слабость, и лишь продолжит безмолвно терпеть. Он откупорил бутылочку и щедро вылил масло на ладонь Лю Цингэ, обильно смазывая чужие пальцы. От столь непривычного интимного жеста сердце в груди горного лорда заходилось бешеным гулом, того и гляди выскочит из груди. Но уже через мгновение чужая ладонь пропала, оставляя после себя ощущение пустоты. — Позволь мне сначала попробовать... Потом можешь делать со мной всё, что пожелаешь, — похоже, Юэ Цинъюань не отдавал себе отчёта, насколько опасно прозвучало подобное разрешение, ведь его любовником был никто иной, как Лю Цингэ. Он и сам порядком нервничал, но понимал, что ему придётся справиться с этим, если он хотел заполучить Лю Цингэ целиком и без остатка. Юэ Цинъюань шумно выдохнул — он и не заметил, когда успел задержать дыхание — и медленно протолкнул один палец внутрь. Ощущения казались непривычными, но не слишком болезненными, он попытался сосредоточиться на том, как его мышцы сокращаются от внезапного вторжения. Юэ Цинъюань сделал глубокий вдох и немного вытащил палец, чтобы вновь скользнуть обратно, пытаясь ощутить, как его тело сдаётся и открывается навстречу. Другой рукой он вцепился в плечо своего любовника, пытаясь удержаться. Стоило увидеть такого Юэ Цинъюаня — горячего, решительного, податливого — и Лю Цингэ чуть было не растерял всё самообладание. Шисюн со всей присущей ему щедростью предлагал ему себя, так почему он должен сдерживать свои желания, стремясь отказаться от того, на что они имели полное право? Отбросив всякие сомнения, Лю Цингэ потянулся вперёд, проводя языком по чужой шее и чувствуя слабый солоноватый привкус, а после несильно сжал зубы на ключице. Измазанная в масле ладонь скользнула между их телами, оглаживая чужой полувставший член, сразу плотно обхватывая и с силой проводя по всей длине. Юэ Цинъюань инстинктивно толкнулся в руку, сбитый с толку внезапной решительностью любовника. Лю Цингэ никогда не занимался подобным даже наедине с собой, что уж говорить про другого человека. Он мог лишь пристально следить за чужой реакцией, и вспыхнувшие щёки Юэ Цинъюаня подсказали ему, что он всё делает правильно. Действия стали смелее, рука жёстко заскользила от самого основания к набухшей головке. — Цингэ, ах... нежнее... Всё, чего ему хотелось, это доставить Юэ Цинъюаню удовольствие, поэтому он послушно ослабил хватку, вместо этого сосредоточившись на коротких, мощных движениях. Он разжал зубы, неторопливо зализывая место укуса, и принялся медленно подниматься поцелуями к подбородку Юэ Цинъюаня, опьянённый безграничной верой возлюбленного, столь доверчиво подставившего открытую шею. В объятиях любимого человека Юэ Цинъюаня трясло, словно в лихорадке. Он медленно отнял чужую руку от своего истекающего смазкой члена и потянул себе за спину. — Сейчас... Ты можешь попробовать добавить внутрь ещё один палец, — шёпот стал игривым, былое послушание испарилось, словно горьковатый дым от курительницы для благовоний. Если бы только мир узнал, каким истинным демоном во плоти мог быть Юэ Цинъюань, от его репутации не осталось бы и следа. К счастью, таким главу школы дозволено было видеть только Лю Цингэ. Он медленно протолкнул палец, чувствуя изнутри бархатное тело своего возлюбленного, на мгновение замирая, чтобы насладиться сбившимся дыханием Юэ Цинъюаня и тем, как выгнулись его брови от смущения и лёгкой боли. Лю Цингэ не двигался, мягкими поцелуями отвлекая бессмертного, пока Юэ Цинъюань сам не двинулся навстречу пальцам внутри себя. Лю Цингэ оказался способным учеником, принимаясь плавно двигать ладонью, с каждым разом всё больше растягивая узкое отверстие. Незнакомое ощущение чего-то постороннего внутри лишало воздуха, отчего дыхание Юэ Цинъюаня стало рваным и хриплым. Тем временем Юэ Цинъюань скользнул руками под пояс свободных штанов своего любовника, обхватывая пальцами напряжённый член. Лю Цингэ сдавленно зашипел от внезапно нахлынувших ощущений, незнакомая волна чувственного удовольствия почти накрыла его с головой вместе с прикосновением ласковых прохладных пальцев. Ладонь Юэ Цинъюаня продолжала свою мучительную пытку, пока тот, держась из последних сил, стиснул зубы, пытаясь подавить рвущееся наружу животное желание повалить Юэ Цинъюаня на смятые простыни и взять всё, что тот может ему дать. Всё же самоконтроль Лю Цингэ оказался сильнее, первым сдался Юэ Цинъюань. Он крупно задрожал, прижимаясь влажным членом к подтянутому животу Лю Цингэ. Всегда собранный глава школы нетерпеливо потёрся своим членом о чужой пах, исступлённо прошептав: — Цингэ... сейчас. Кто бы смог противостоять туманному взгляду, пухлым искусанным губам и хриплому шёпоту на грани слышимости? Лю Цингэ такой выдержкой похвастаться не мог. Он лишь кивнул в ответ, уверенный, что голос подведёт его. Нежная улыбка Юэ Цинъюаня заставила сердце пуститься вскачь, когда мужчина вывернулся из его объятий и соскользнул с колен. Он лёг на живот, устроившись щекой на небольшой подушке и призывно приподнял бёдра в открытой и уязвимой позе. Лицо и шею Юэ Цинъюаня заливал стыдливый румянец. — Я слышал... В первый раз будет легче, если сделать это сзади, — коротко объяснил он, в смущении прикрывая глаза. Юэ Цинъюань постарался расслабиться, но совсем не ожидал, что Лю Цингэ вдруг обхватит его бёдра руками и войдёт одним сильным слитным толчком, чуть ли не разрывая изнутри. Мучительный крик сорвался с губ, бёдра задрожали от невероятной боли, когда его грубо заставили раскрыться навстречу горячему члену. Лю Цингэ упёрся ладонью в кровать возле головы Юэ Цинъюаня и трепетно обнял подрагивающее тело, обхватив поперёк талии. — Прости... Я думал, что лучше один раз вытерпеть боль, — Лю Цингэ и сам почти не узнал собственный голос, Юэ Цинъюань от боли так сильно сжал его изнутри, что ему пришлось собрать всё своё самообладание, чтобы не кончить в тот же самый миг. Как человек, закалённый в боях, он рассудил, что лучше один раз получить удар ножом, нежели терпеть боль, пока в твоё тело медленно входит клинок. Лю Цингэ медленно поглаживал рукой низ живота Юэ Цинъюаня, представляя, что где-то внутри этой плоти находится его собственный член. Его возлюбленный под ним затих, но по-прежнему глубоко дышал, зажмурившись. — Если ты злишься, можешь выместить свой гнев на мне, — прошептал Лю Цингэ, наклонившись к самому уху, предварительно убедившись, что этим не причинит лишней боли. Обычно эту фразу ему говорил Юэ Цинъюань, но этим вечером они поменялись ролями. Подтверждая свои слова, Лю Цингэ аккуратно поцеловал кончик чужого уха, в то же мгновение вспыхнувшего от жара и стыда. Юэ Цинъюань не ответил, вместо этого он схватил руку горного лорда и ощутимо вцепился зубами в запястье. Лю Цингэ напрягся всем телом, голодным взглядом наблюдая за своим пылким возлюбленным. Укус его не беспокоил, он бы с радостью позволил Юэ Цинъюаню откусить от него кусок мяса, если бы тот пожелал. Когда бессмертный выпустил чужое запястье изо рта, на нём не было крови, но остались отчётливые следы зубов. Юэ Цинъюань с обвинением взглянул на горного лорда через плечо. — Я не сержусь... Но в следующий раз буду признателен, если ты меня предупредишь, — упрёк был более чем справедлив, а укус стал своего рода предупреждением. Лю Цингэ торопливо кивнул, ласково целуя округлое плечо. Юэ Цинъюань мрачно подумал, что больнее, чем в пещере Линси, уже не будет. Оба терпеливо ждали, пока агония немного утихнет, и для человека, который впервые занимался чем-то подобным, Лю Цингэ неплохо справлялся, нежно целуя и лаская Юэ Цинъюаня, пока тот не почувствовал, что готов. Он слегка кивнул, позволяя Лю Цингэ медленно двигаться. Горный лорд осторожно выскользнул из разгорячённого тела, пока внутри не осталась только головка члена, а после плавно толкнулся внутрь. Юэ Цинъюань дрожал под ним, пытаясь вытерпеть боль, которую испытывал впервые в жизни. Горный лорд хотел было спросить, в порядке ли он, но не понаслышке знакомый с упрямством главы школы, сомневался, что услышит правду. Всё, что он мог, это как можно мягче и медленнее входить в узкое колечко мышц. Неторопливый темп наконец позволил Юэ Цинъюаню привыкнуть к немаленькому размеру Лю Цингэ. Притерпевшись к незнакомым ощущениям, бессмертный решил, что довольно ему оставаться пассивным участником. На пробу он приподнял бёдра, двигаясь навстречу горячему члену Лю Цингэ, и в тот же миг чуть было не рухнул обратно на кровать от нахлынувших острых ощущений, когда пенис задел что-то внутри него. Реакция Юэ Цинъюаня напугала Лю Цингэ, который немедленно перестал двигаться, чтобы убедиться что его любимый не пострадал. Сейчас Юэ Цинъюань мало напоминал того благородного бессмертного, которого они привыкли видеть в школе Цанцюн — обнажённый, потный, покрытый красными отметинами засосов и укусов. И при этом до невозможности соблазнительный. Он едва мог сфокусировать мутный взгляд, когда сбивчиво прошептал: — Так... Сделай так ещё раз. Цингэ... Лю Цингэ не пришлось просить дважды. Он мягко приподнял чужую талию и вновь резко толкнулся, попадая по простате, отчего спина Юэ Цинъюаня изогнулась, словно натянутый тугой лук. С приоткрытых губ сорвался протяжный стон, и Юэ Цинъюань изо всех сил вцепился в подушку, пока первая волна удовольствия грозила затопить его с головой. Лю Цингэ проявлял чудеса выдержки, теперь он полностью сосредоточился на удовольствии Юэ Цинъюаня, разгорячённого и раскрытого перед ним. Собственное голодное желание застилало глаза, и ему потребовалось всё немалое самообладание, чтобы не подчиниться своим инстинктам, безжалостно втрахивая Юэ Цинъюаня в кровать. Теснота и жар тугой плоти возлюбленного вытеснили все мысли, и в голове воцарилась блаженная пустота. С каждым толчком член горного лорда проникал всё глубже, рваные стоны Юэ Цинъюаня превратились в безостановочное жалкое поскуливание. Всякий стыд и смущение остались позади. Юэ Цинъюань полностью отдался во власть Лю Цингэ, ошеломлённый незнакомым ощущением потери контроля над собственным телом. Устремив влажный взгляд на мужчину позади себя, бессмертный взмолился слабым голосом, охрипшим от бесконечных криков: — Цингэ, прикоснись ко мне..! Лю Цингэ поспешил исполнить желание возлюбленного. Ладонь с огрубевшими от владения мечом пальцами скользнула вдоль подрагивающего живота и обхватила твёрдую плоть. Рваным движениям Лю Цингэ не доставало опыта, но и этого хватило, чтобы перед глазами Юэ Цинъюаня заплясали белые пятна от нахлынувшего острого удовольствия, а неистовые движения бёдер горного лорда в тесной глубине тела подвели к черте безумия. — Мнн... Цинъюань! Юэ Цинъюань прижимался в слепой неодолимой тяге стать ещё ближе к любовнику. Ушей достигло глухое рычание, а хватка Лю Цингэ на бёдрах стала крепче, почти причиняя боль. Но боль на грани удовольствия делала ощущения острее, и глава школы запрокинул голову, желая принять возлюбленного в себя ещё глубже. Через несколько хаотичных движений Юэ Цинъюань с глухим стоном излился в руку своего любовника, испачкав ладонь жемчужно-белой жидкостью. От долгожданной разрядки натруженные мышцы непроизвольно сжались, заставив Лю Цингэ кончить в тесную глубину. Юэ Цинъюань тяжело дышал, пытаясь справиться с незнакомыми ощущениями, но на его губах играла довольная улыбка. — Думаю... Для первого раза не так уж плохо?

***

Теперь, немного собравшись с мыслями, Лю Цингэ не мог не задуматься, что в тот раз Юэ Цинъюань оказался довольно осведомлённым. Или все мужчины должны были знать что к чему? Но всё это показалось ненужным и незначительным, когда сладкие воспоминания заставили одну определённую часть тела отреагировать самым однозначным образом. Ярко-малиновый румянец залил щёки Лю Цингэ, преданного собственным телом. Мысленно он снова разразился проклятиями в адрес демонессы, напичкавшей его странным снадобьем. Всё же стоило провести поединок, чтобы вывести отраву из организма. — Цингэ, от яда, который использовала на тебе госпожа Мэйинь не поможет бой на мечах, — словно прочитав его мысли, сказал Юэ Цинъюань. — Ты чувствуешь всепоглощающий жар и неосознанное желание, я прав? Лю Цингэ ограничился коротким кивком. Это чувство было сродни тому, когда он не мог провести хороший бой или освоить новую технику, и неудовлетворённость сжигала его изнутри. Он не знал, как справляться с подобным. Всё, что он умел — это сражаться. На губах Юэ Цинъюаня появилась беспомощная улыбка. Он наклонился ближе, и Лю Цингэ ощутил слабый аромат ладана, исходящий от его тела, когда услышал: — Не злись, но... она облила тебя весенним зельем. Совершенствующийся в потрясении отшатнулся, широко распахивая глаза. Он никогда не был рабом страстей, откуда Лю Цингэ мог знать, с чем ему пришлось столкнуться. Разум помутился, стоило запоздало припомнить первый раз, когда он испытал на себе действия этого яда. Он собирался использовать Шэнь Цинцю в качестве боксёрской груши, на что его шисюн лишь презрительно фыркнул и пинком столкнул его в ледяной источник. Этого оказалось достаточно, чтобы привести его в чувство, хотя Лю Цингэ до сих пор отказывался признавать, что шисюн заслужил благодарность за этот поступок. Но теперь, по крайней мере, реакция Шэнь Цинцю становилась понятна. Неудивительно, что тот испытал отвращение. И Лю Цингэ не стал бы с уверенностью утверждать, чем больше было вызвано презрение шисюна — его состоянием или дремучим невежеством. Стало понятно, почему Юэ Цинъюань опасался его гнева, но Лю Цингэ оказался слишком напуган и одновременно рассержен, чтобы вообще хоть как-то отреагировать. Он не знал, чего ему хотелось больше — схватить Чэнлуань и нашинковать кубиками госпожу Мэйинь или же похоронить себя на пике Байчжань и никогда больше не показываться на людях. А ещё одна, самая низменная его часть, желала всё-таки как следует отделать Шэнь Цинцю в тайной надежде, что его шисюн потеряет воспоминания о постыдной неудаче Лю Цингэ. Однако больше всего сейчас его заботил супруг, взволнованным взглядом следящий за сменой эмоций на чужом лице. Лю Цингэ осторожно прочистил горло, подыскивая слова, его мысли по-прежнему находились в полном беспорядке, пока он не мог решить, стоит ли ему броситься в погоню за госпожой Мэйинь, извиниться за свою неосторожность или попытаться отыскать решение проблемы. Но, похоже, Юэ Цинъюань уже давно нашёл решение. Шисюн протянул руку, неспеша снимая их свадебные головные уборы и откладывая в сторону, а после аккуратно вынимая нефритовую шпильку, поддерживающую высокий хвост Лю Цингэ. — Весеннее зелье не причинит вреда, — мягко заговорил он. — Я слышал, что эффект сойдёт на нет через какое-то время, но мне больно видеть твои страдания. Сегодня наша первая брачная ночь, почему бы нам просто не решить эту проблему? Последние слова Юэ Цинъюаня почти растворились в неслышном шёпоте от смущения. Его супруг немедленно покачал головой. — М-мы не знаем, как долго это продлится! — Что ж... Разве это плохо? Цингэ, позволь мне помочь тебе. Разреши мне, своему партнёру на стезе самосовершенствования, помочь тебе вывести яд. Ты прислушался ко мне в наш самый первый раз... Сегодня я буду слушаться тебя. Супруг мой, скажи мне, как ты меня хочешь. Шёпот Юэ Цинъюаня был самым настоящим дьявольским искушением; демоны, присутствующие на церемонии с радостью бы это подтвердили. Глава школы, похоже, был полон решимости побаловать своего возлюбленного, прекрасно понимая, что гордость Лю Цингэ никогда не позволит ему поддаться воздействию весеннего зелья. Именно по этой единственной причине он привёл его в свадебные покои. Им в любом случае предстояло провести брачную ночь вместе, небольшая примесь афродизиака лишь обострит ощущения. Всяко лучше, чем позволить этой небольшой неприятности испортить свадьбу, подумал Юэ Цинъюань. Да и, по правде говоря, чрезмерно возбуждённый Лю Цингэ, горячий и немного неуклюжий, всё же был гораздо привлекательнее перспективы того, чтобы просто смиренно дожидаться окончания действия зелья до конца брачной ночи. Верный своим убеждениям, Лю Цингэ был категорически против идеи позволить зелью одолеть его, но всё же возбуждённое тело с готовностью отзывалось на вкрадчивые уговоры супруга. Воспоминание об их первой ночи лишь сильнее обострило чувства, и Лю Цингэ понял, что этот поединок он проиграл. Весеннее зелье не способно причинить существенного вреда, и лишь его любимому человеку под силу помочь ему справиться с последствиями. Медленно выдохнув, Лю Цингэ хрипло прошептал: — Я хочу, чтобы ты... лёг на спину... Супруг поспешил исполнить его просьбу, он мягко подвёл Лю Цингэ к широкой кровати, прежде чем самому улечься на расшитое покрывало. Горный лорд привык держать всё под контролем, но от столь открытого повиновения кончики пальцев на руках ощутимо покалывали. Сердце сжалось от безотчётного страха, он так хотел подарить Юэ Цинъюаню незабываемую ночь, но боялся, что не сможет обуздать животную страсть и снова причинит боль. Запретив себе спешить, Лю Цингэ решил начать с поцелуев. Невинное прикосновение губ потонуло в дымке демонического зелья, когда язык Юэ Цинъюаня погрузился в его рот, втягивая в жаркий и мокрый поцелуй. Горный лорд подался вперёд, страстно покусывая и посасывая припухшие губы своего возлюбленного, языком вылизывая щёки и втягивая чужой язык, отчего Юэ Цинъюань протяжно застонал ему в рот и обхватил шею руками. Мысли Лю Цингэ сосредоточились на ощущении, как нежный язык Юэ Цинъюаня дразняще проводит по его губам, пока руки слепо нащупывали чужой пояс. Грубые ладони рисовали на теле хаотичные линии, заставляя Юэ Цинъюаня изгибаться, чтобы продлить желанное прикосновение. Возможно, всё дело было в весеннем зелье, но отчего-то этой ночью руки Лю Цингэ казались ему особенно горячими, и от каждого касания кожей к коже, похоже, оставались самые настоящие ожоги. Лю Цингэ никогда не был болтуном, но сейчас, кажется, и вовсе разучился говорить, его рот с жадностью пил дыхание возлюбленного, а руки исступлённо скользили по великолепному телу под ним. Ему нравилось это гораздо больше, чем он мог себе представить. Нравилось чувствовать, каким податливым становился глава школы под его руками. Мысленно вернувшись в тот самый день, он обратил всё своё внимание на розовые соски супруга. Юэ Цинъюань задрожал, когда проворные пальцы сомкнулись на твёрдых горошинах, несильно сжимая и растирая. Бессознательно он впился пальцами в спину Лю Цингэ, но ощущение слабой боли лишь сильнее того распалило. Их губы наконец разомкнулись, оставляя между ними тонкую ниточку слюны, и Лю Цингэ припал поцелуями к обнажённой груди. Он покусывал горячие и твёрдые соски, оставлял несильные укусы на пылающей и влажной коже, сразу же зализывая следы зубов. Лю Цингэ старался не торопиться, и на груди, ключицах, шее и плечах Юэ Цинъюаня расцветали красные лепестки укусов. Он оставлял собственнические метки на белоснежном холсте, словно неуправляемое дикое животное. Руки прижимали Юэ Цинъюаня ещё ближе, оглаживая и ощупывая везде, куда могли дотянуться. По-хозяйски устроив ладонь на чужой заднице, Лю Цингэ крепко прижал возлюбленного к кровати, разводя гладкие бёдра в стороны и грубо толкаясь вперёд. Прикосновение шёлковой ткани к эрекции отозвалось болезненным удовольствием, Юэ Цинъюань дёрнулся, но не смог сдвинуться с места — Лю Цингэ держал крепко. Мужчина с энтузиазмом отвечал на каждое прикосновение, но тот факт, что Лю Цингэ всё ещё оставался одет, безмерно выводил его из себя. Юэ Цинъюань потянул за пояс, разводя полы нижнего халата в стороны и скользя взглядом по молочно-белой коже Лю Цингэ. Движения Лю Цингэ замедлились, он нырнул рукой в складки широкого рукава и достал небольшую баночку. Юэ Цинъюань с изумлением обнаружил, что его супруг оказался гораздо более подготовленным, чем он ожидал. Лю Цингэ наконец смог вернуть себе некоторую ясность ума и медленно объяснил: — Я спросил Минъянь, как сделать процесс менее болезненным. Она дала мне эту мазь и объяснила, что на пике Сяньшу её готовят из лекарственных трав, которые помогают облегчить боль практикующим двойное совершенствование. Юэ Цинъюань рвано выдохнул. Этот разговор мог подождать, но он и в самом деле собирался провести со своим супругом разъяснительную беседу, о чём можно, а о чём не следует беседовать со своей молодой незамужней сестрой. И разве пик Сяньшу занимался производством подобных мазей? Будучи долгое время главой школы он впервые слышал об этом. Стоит расспросить об этом Ци Цинци при случае, мысленно сделал пометку Юэ Цинъюань. — Цинъюань... могу я? Дыхание Лю Цингэ стало тяжёлым, он постепенно терял концентрацию из-за постоянной борьбы с ядом в своём организме. Будь он один, он бы выдержал это, но здесь рядом с ним — под ним — Юэ Цинъюань, покрытый алеющими отметинами засосов, наблюдал за ним открытым доверчивым взглядом. Юэ Цинъюань видел, что супруг долго не выдержит, его член уже истекал естественной смазкой. Лю Цингэ, казалось, уже не слышал ничего, грохот собственного сердца отдавался в голове набатом, застилая разум, но он не мог позволить себе причинить вред Юэ Цинъюаню. К счастью, супруг понимал его без слов. — Я знаю, что ты держишься из последних сил, Цингэ. Тебе не нужно больше сдерживаться... Иди сюда. Ради этого он и привёл Лю Цингэ в свадебные покои этой ночью, он не собирался изводить и мучить своего супруга долгим ожиданием. Юэ Цинъюань покорно раздвинул ноги, безмолвно разрешая всё. В любых других обстоятельствах Лю Цингэ подивился бы смелости своего возлюбленного, но сейчас на раздумья просто не осталось сил, член в предвкушении дёрнулся от раскинувшегося перед ним соблазнительного вида. Он больше не мог сказать, где заканчивалось действие зелья госпожи Мэйинь и где начиналось его собственное желание обладать Юэ Цинъюанем. Он щедро смазал пенис мазью, по комнате растёкся тягучий цветочный аромат, который, на взгляд Лю Цингэ, мало соответствовал ситуации, но не в его случае выбирать. Лю Цингэ приподнял талию Юэ Цинъюаня, приставляя головку члена к сморщенной дырочке и несдержанно толкаясь внутрь. Горный лорд гортанно захрипел, когда тугие стенки плотно обхватили толстый пенис, принимая в себя. Он не стал тратить время на подготовку, поэтому опасался причинить боль, упрямо игнорируя животное желание, побуждающее позабыть обо всём и безжалостно накинуться на податливое тело. Борьба с самим собой сводила Лю Цингэ с ума, но Юэ Цинъюань избавил его от этой дилеммы, обхватывая ногами за талию и толкаясь навстречу. С губ сорвался рваный вдох, но Юэ Цинъюань держался крепко. — Весеннее зелье... становится невыносимым, поэтому... Ммнн! Долгожданное разрешение почти толкнуло Лю Цингэ за край, он с трудом удержался от того, чтобы не начать вбиваться в горячее тело с несокрушимой силой. Лишь последние крохи здравомыслия удержали его на границе сознания, и он вложил всё обуревающее его безумие в грубый поцелуй, отнимая у Юэ Цинъюаня дыхание. Распухшие искусанные губы того уже саднили от укусов, но Лю Цингэ не ведал пощады. — Цинъюань... Ты и правда... Играешь с огнём! Лю Цингэ на мгновение будто вновь вернулся к своему строгому пуританскому тону, до глубины души возмущённый безрассудством супруга. Руки Юэ Цинъюаня взметнулись к его плечам, взгляд почти умолял: — Ах... Я лишь хотел немного ослабить твою жажду... Цингэ, это не так уж больно... Он оставил несколько утешающих поцелуев на щеках своего любовника. Резкие толчки действительно причиняли боль, но мазь пика Сяньшу притупила ощущения, поэтому он не чувствовал боль так остро, как в первый раз. В подтверждение своих слов Юэ Цинъюань слегка качнул бёдрами. Это оборвало последнюю нить сознания в голове Лю Цингэ. Сильные пальцы до синяков впились в белоснежные бёдра Юэ Цинъюаня, когда Лю Цингэ выскользнул из горячей тесноты его тела только для того, чтобы с удвоенной силой толкнуться вновь, вырывая мучительный гортанный стон у мужчины под ним. Пьянящий жар, высасывающий из него последние силы, не отпускал. На лице горного лорда застыло свирепое выражение, он не сводил острого взгляда с покрасневшего лица Юэ Цинъюаня, его грудь быстро поднималась и опускалась короткими вздохами от охватившего его напряжения. В прошлый раз Лю Цингэ не мог видеть лица Юэ Цинъюаня в момент удовольствия, но теперь собирался рассмотреть всё вплоть до малейших проблесков эмоций. С каждым толчком Юэ Цинъюань откидывал голову назад, прикусывая нижнюю губу, чтобы не кричать. — Цинъюань... Не сдерживайся. Дай мне услышать твой голос... Зарычав, Лю Цингэ ускорился. Готовый умереть от смущения, Юэ Цинъюань перестал кусать губы и после очередного глубокого толчка издал протяжный чувственный стон, подливая масла в огонь и без того пламенной страсти Лю Цингэ. Юэ Цинъюань в ошеломлении держался за плечи своего супруга, опасаясь, что поток нахлынувших чувств просто сметёт его. Лю Цингэ же казалось, что он окончательно сошёл с ума. Он подтянул талию Юэ Цинъюаня выше, беспощадно вколачиваясь в него; всё, что он хотел сейчас видеть и чувствовать — это Юэ Цинъюань в его руках. По телу Юэ Цинъюаня пробежала крупная дрожь, когда он почувствовал струйку тёплой жидкости, пачкающей бедро. Следовало ожидать, что Лю Цингэ не выдержит долго, учитывая помешательство, вызванное зельем госпожи Мэйинь и природную чувствительность. Его собственный член всё ещё оставался твёрдым, и он протянул руку, чтобы довести себя до разрядки, когда Лю Цингэ перехватил его запястье и прижал к кровати. — Цин...гэ? Дыхание Цинъюаня сбилось, вдоль позвоночника словно прошёлся разряд молнии. Лю Цингэ по-прежнему находился глубоко внутри него, и глава школы запоздало понял, что его всё ещё предстоит насытить. Несмотря на то, что он только что достиг оргазма, желание Лю Цингэ никуда не пропало. Твёрдый член толкнулся снова, будто горный лорд хотел убедиться, что Юэ Цинъюань готов ко второму раунду, перед глазами мужчины заплясали сверкающие искры. — Нежнее, мнн... Цингэ, пожалуйста..! Просьба пропала впустую, Лю Цингэ и не думал замедляться. Юэ Цинъюань затруднялся сказать, переступил ли он черту и всё-таки пробудил самые низменные животные инстинкты своего супруга, или же действие яда госпожи Мэйинь оказалось гораздо сильнее, чем они думали. Комнату наполнили влажные хлюпающие звуки, и Лю Цингэ подтянул бёдра супруга выше, чтобы бессмертный смог увидеть, как толстый член скользил вглубь и обратно из распухшего покрасневшего ануса. Юэ Цинъюань отрывисто всхлипывал, прикрывая рот рукой, опасаясь кричать даже в безопасном полумраке собственной спальни. Он не сомневался, что сгорит со стыда, если кто-нибудь из его учеников услышит, чем он занимается со своим мужем. Лю Цингэ нахмурился, недовольный тем, что Юэ Цинъюань снова принялся сдерживать стоны. Досадливо что-то проворчав, он приподнял измождённое ласками тело Юэ Цинъюаня, усаживая себе на колени. С губ мужчины сорвался протяжный крик, когда твёрдый член пронзил измученную плоть ещё глубже. Почти задыхаясь, Юэ Цинъюань обнял Лю Цингэ, влажные глаза умоляли о пощаде. Лицо Лю Цингэ немного смягчилось, и он наклонился, одарив супруга мягким поцелуем, полным нерастраченной нежности. Руки огладили желанное тело, утешая и отвлекая от боли. Лю Цингэ пришёл в себя достаточно, чтобы сурово пробормотать: — Увидим, посмеешь ли ты снова дурачиться... Но Юэ Цинъюань не был бы Юэ Цинъюанем, если бы испугался. Немного переведя дух, он лишь тихо рассмеялся. Руками он обхватил шею Лю Цингэ, игривым тоном, без малейшего следа раскаяния, протянув: — Но... Мне даже понравилось... Цингэ, если это то, чего ты хочешь, я готов... Слова потонули в хриплом стоне, когда он обхватил ногами талию своего мужа, скрестив лодыжки за спиной. Губы растянулись в слабой улыбке: — Если это то, чего ты на самом деле хочешь, я это выполню... в меру своих способностей, — Юэ Цинъюань сорвался на короткие хрипы, двигая бёдрами, в неудержимом желании доставить своему возлюбленному ещё больше удовольствия. Обезоруженный подобной искренностью, Лю Цингэ мог лишь сдаться. Если супруг готов был нести полную ответственность за то, что сводил его с ума, тогда, как настоящий муж, он не мог не исполнить его желания. Стоны Юэ Цинъюаня стали громче, Лю Цингэ играл на его теле, как на изящной флейте, старательно отдавая столько же удовольствия, сколько получал. Проворные пальцы скользили по напряжённому члену, лаская и оглаживая по всей длине от основания до распухшей головки, большой палец потирал щель уретры, доводя Юэ Цинъюаня до исступления. — Цингэ..! Дойдя до грани, Юэ Цинъюань беспомощно вскинул руки, запутавшись в чёрном водопаде шёлковых волос, сжимаясь изнутри так, что Лю Цингэ больше не нашёл в себе сил терпеть. С именем своего супруга на устах Юэ Цинъюань кончил, пачкая руку и живот Лю Цингэ белёсой жидкостью. Бёдра дрожали, и бессмертный хрипло застонал, чувствуя, как Лю Цингэ снова изливается в него. Пытаясь привести дыхание в норму, довольный и расслабленный Юэ Цинъюань погрузился в тёплые объятия своего супруга. Рука Лю Цингэ пробежалась по его волосам, безмолвно благодаря и успокаивая. Его лицо наконец разгладилось, стоило влиянию яда госпожи Мэйинь ослабнуть. — Цинъюань. — Мм? — Я хочу ощутить тебя в себе... Юэ Цинъюань потерял дар речи. Похоже, расслабляться было преждевременно. =================================== [Мини–театр Автора] ~ 1. Мини–театр: Мошан ~ ШЦХ: Ваше Высочество, вы уверены, что мы можем просто вернуться в комнату прямо в разгар празднования? МБЦ: Мы уже засвидетельствовали обмен поклонами. Больше нет необходимости оставаться. ШЦХ: Но ведь все остальные демоны ещё тут. Так уж необходимо набирать с собой еды и возвращаться на мою вершину, чтобы поужинать? МБЦ: (Маленький болван, ты и без того перегружен работой и по-прежнему хочешь остаться и развлекать толпу?) ... Мм. Я ненавижу скопления народа. Никто не может указывать, где мне поесть. *мягко стряхивает крошки с щёчек ШЦХ* ШЦХ: Ну, раз мой господин этого хочет... (Кажется, он в хорошем настроении???) ~ 2. Мини–театр: Бинцю ~ ЛБХ: Учитель, похоже, ты хорошо знаком с этой женщиной, даже пригласил её на свадьбу шишу. ШЦЦ: Когда-то она вызвала небольшой переполох, но этот мастер пригласил её, главным образом, чтобы позлить Лю Цингэ. *зловещая ухмылка* ЛБХ: Вот как..? Кстати говоря, как ты с ней познакомился? ШЦЦ: ... *многозначительно приподнял бровь* Она тебе понравилась? ЛБХ: Чт– Нет. Нет! Этот ученик вовсе не это имел в виду! ШЦЦ: Тогда какое имеет значение, откуда этот мастер её знает? Мм?