Роза и вереск

Когда он вошел, Хезер всерьез подумала, что умерла и попала на небеса. Он походил на ангела: бледный, высокий, невероятно изящный, и свет лампы искрился в рыжих волосах, обрамляя голову золотистым ореолом — ангел Господень, снизошедший к ней будто с фресок художников Ренессанса. Хезер корчилась на больничной койке, не в силах перевернуться на спину, и, кажется, плачущим тоном просила его позвать не то доктора, не то бабушку, но в голове все крутилось: "Нет, я точно умерла, их уже поздно звать. Может, за этой дверью туннель, а он пришел меня сквозь него провести?". Ангел бережно погладил ее по голове и сказал: — Я знаю, что может тебе помочь. Он закатал рукав красного пиджака (как так, а где же белый хитон?..), зачем-то провел пальцем по запястью, а затем мягко коснулся щеки Хезер. Запястье при этом коснулось ее губ. Когда получаешь почти смертельный удар в живот, дико хочется пить. И, когда ей в рот просочилось несколько капель солоноватой минералки, Хезер принялась отчаянно глотать. Пока она пила, ангел счастливо улыбался. Затем он осторожно убрал руку, поправил пиджак и отшагнул к двери. — Погоди! — тонким голоском окликнула его Хезер. — Что ты сделал? — Просто помог тебе, — солнечно улыбнулся ангел, а затем скрылся за дверью и исчез. Доктор Малкольм пришел осведомиться о ее самочувствии только ближе к полудню, хотя ее привезли в больницу еще прошлым вечером. Стоило Хезер заикнуться, что "наконец-то вы пришли, доктор", он принялся орать, что остался один в этой чертовой клинике и пытается успевать как может, что у него вчера было еще два почти трупа, и так далее, и так далее... — Как вижу, я не ошибся, и вы отлично меня дождались, — буркнул он, задирая ее покрытую уже засохшей кровью рубашку для осмотра — и нечленораздельно забулькал, вытаращив глаза. Живот Хезер был в красных потеках, но целый и невредимый. — Я же... — прошептал Малкольм, продолжая таращиться, но затем выпрямился и сухо бросил: — Видите, вашей "травмой" оказались всего лишь глубокие царапины. Хезер выписали в тот же день. Бабушка всхлипывала и причитала вокруг нее, все время повторяя: — Не иначе, Господь сотворил чудо! Хезер кивала и улыбалась, про себя думая, что нет такого чуда, которое превращает несущееся на тебя сто двадцать километров в час авто в "глубокие царапины". С другой стороны, ангел ей не привиделся... так ведь? Где-то на месяц жизнь вернулась в относительно привычное русло. Хезер ходила в колледж, помогала бабушке по дому, честно пыталась учиться — но в альбомах для дизайна вместо выполненных домашних заданий регулярно появлялся карандашный набросок таинственного юноши. Она рисовала его уже почти без участия разума. Боже, да ей даже на лист смотреть было не обязательно! Папка с портретами полнилась, а ее наполняло чувство непонятной и жуткой тоски. Ничья улыбка не приносила Хезер ни спокойствия, ни удовлетворения, кроме нарисованной ее же рукой графитной улыбки парня, который даже и не существовал, скорее всего. Ко всему прочему, еще пришли... сны. Хезер, проснувшись, немедля бежала в ванную, чтобы плеснуть в пунцовое лицо холодной водой — если бабушка заметит и начнет задавать вопросы, то быстро догадается. И вряд ли оценит, к сожалению. После смерти родителей Хезер она и того сильнее ударилась в протестанство, с этой стороны ждать понимания просто нельзя. Хезер никогда не умела общаться с парнями и по большей части их избегала, что тут говорить про какую-то романтику, отношения или, Господи прости, тем более секс. А тут... а тут... Нет, лучше об этом никому не знать. Вообще. Главное просто себя ничем не выдавать — тем более, в колледже она все равно чаще в аутсайдерах. Ничего сложного. Ничего. Но бабушка ведь никогда не лезла в ее альбомы, верно? Ей дизайн не интересен. Значит, рисунки она не найдет. Хезер почти убедила себя, что все вошло в нормальную колею — а потом однажды задержалась в Даунтауне до темноты. И увидела, спускаясь по ступеням Центральной библиотеки, как из остановившегося рядом такси легко и изящно вышел ее ангел. Тогда у нее, как это называется, отключились мозги. Хезер что-то сбивчиво тараторила, то рассыпаясь в благодарностях, то в просьбах вернуть долг, то чуть ли не в признаниях в любви. Юноша смотрел на нее слегка ошарашенно, но это только красило его: широко раскрытые светло-серые глаза необычно серебрились в свете фонарей. — Я просто хотел спасти твою жизнь, вот и все, — наконец проговорил он, когда Хезер выдохлась. Как же она, должно быть, нелепо выглядит: потная, запыхавшаяся, с громоздкой и не сочетающейся с одеждой сумкой... позорище. — Пожалуйста, — взмолилась она, — я просто хочу быть важной для тебя. Юноша моргнул. — Ты уверена? Мы видимся второй раз в жизни, и ты даже не знаешь, как меня зовут. — Прошу... — Хезер уже чуть не плакала. Он вздохнул: — Ладно. Пошли ко мне, ты сама на себя не похожа. Кстати, я Робб. Он мягко, но уверенно повел ее куда-то по улице, а Хезер про себя повторяла: Робб. Робб. Красивое имя — рыжее, как его волосы. Глупо, конечно. Это вообще-то называют синестезией... а хотя это вообще важно? И странно, почему именно Робб, а не Роберт... впрочем, тоже не важно. Главное, что ему идеально подходит. Робб жил на четвертом этаже "Skyline Apartments", комплекса явно не из дешевых, в просторной, со вкусом обставленной двухэтажной квартире, с громадным аквариумом в стене рядом со входной дверью. За стеклом плавали стайки ярких тропических рыбок. Только сев на мягкий голубой диванчик, Хезер сообразила, что бабушка будет беспокоиться. Робб, спокойно и внимательно выслушав ее бессвязную речь, кивнул: — Предоставь это мне. На кухонной тумбе стоял стационарный телефон. Скупо уточнив ее домашний номер, Робб позвонил и чарующим баритоном представился сотрудником библиотеки, который присматривает за припозднившейся студенткой, пока сам пишет кандидатскую работу в читальном зале: — Не беспокойтесь, миссис По, ваша внучка почти доделала свой доклад. Часа через полтора она будет дома. Он положил трубку и очаровательно улыбнулся Хезер: — Видишь, все не так уж сложно. Затем Робб залез в кухонный шкафчик, вытащил оттуда упаковку "Эрл Грея" и вскипятил воду. Вскоре перед Хезер уже стояла чашка дымящегося чая. Робб сел рядом — подними ладонь, и можно коснуться плеча. — А теперь еще раз объясни, чего ты хочешь, — попросил он сухо. Хезер стиснула кружку: — А ты?.. — Не пью чай, — отмахнулся он. — Слушай, ты не можешь просто взять и бросить свою жизнь ради совершенно незнакомого типа. У тебя же семья, учеба... — Пожалуйста! — перебила его Хезер. — Я буду приносить тебе деньги, разные вещи, все что угодно! Просто хочу быть полезной тебе... важной для тебя. Ты как будто всегда был в моей жизни, такое чувство, что я знаю тебя, ценю тебя больше всего на свете... просто дай мне выразить это! Робб спрятал лицо в ладонях. — Черт, кровь, — пробормотал он. Затем поднял голову и посмотрел ей в глаза: — Слушай, ты должна кое-что узнать. Сердце Хезер ухнуло куда-то вниз, чуть ли не до земного ядра. — Ты женат?.. — спросила она, а в глазах стало предательски щипать. — В этом все дело? Робб хмыкнул. — Это было бы слишком просто. Давай объясню иначе. Да, я вылечил тебя — напоив своей кровью. Я вампир. Хезер заморгала. — Т-ты шутишь, верно? Это какой-то сленг, или обозначение какого-то фетиша, да? Не тот вампир, который "у-у-у, бу-у!"... правда же? Он широко улыбнулся, и на этот раз идеальную белозубую улыбку нарушили два невероятно удлиннившихся — на ее глазах! — клыка. — Увы, нет. — Робб снова стал серьезен. — Вампирская кровь обладает потрясающим целебным эффектом для людей, поэтому я тебя напоил ею, чтобы спасти... только не учел, что этим привяжу тебя к себе. Слишком мало знал. В итоге ты стала моим гулем. Прости. Клыки... "привяжу тебя к себе"... "напоил кровью"... — Это уже не смешно, — прошептала Хезер, наконец начиная осознавать ситуацию. Волшебный дурман начал растворяться, оставляя после себя страх. — Понимаю, — пожал плечами Робб, поднимаясь с диванчика. — Сам был в таком же шоке, когда проснулся вампиром. — Он неловко потер шею. — Просто не говори никому, хорошо? У тебя своя жизнь, у меня своя... не-жизнь. Хезер думала точно так же целых четыре дня. На пятый она не выдержала и заявилась к нему — ночью, соврав бабушке, что переночует у подруги, с которой они вместе готовятся к тесту. Робб ждал ее. — Я подозревал, что ты вернешься, — сказал он, закрывая за ней дверь. — Для гулей кровь вампира хуже любого наркотика. Хотя и куда полезней. Теперь Хезер знала, зачем он дал ей свое запястье тогда, в больнице, и знала, что то была вовсе не минералка — намного, намного лучше. — Я чувствую себя самой важной персоной в мире, — блаженно пробормотала она, оторвавшись от его руки, — после тебя, конечно же. Это восхитительно. Потом начались два месяца прогулов, недомолвок, вранья... но все это компенсировалось с лихвой улыбкой Робба, его ладонью, ласково треплющей Хезер по голове, возможностью касаться его, спящего, днем, гладить, даже обнимать... и, конечно, невероятными ощущениями счастья и безграничной любви, которые дарила его кровь — или когда он целовал ее в шею. Где-то в глубине души Хезер сознавала, что это не очень нормально (точнее, совсем ненормально, дура, что ты творишь?!), но так хорошо ей не было очень и очень давно. Все эти сложности того стоили. Даже невозможность долго обходиться без Робба рядом. Он оторопел, когда Хезер налетела на него с объятиями с порога, стоило ему вернуться очередной глубокой ночью. — М-мне снилось, что ты сидишь рядом, касаешься моих волос, говоришь, что любишь меня... а потом ты пропал, я звала тебя, искала тебя, но вокруг было так темно, так жутко! Как хорошо, что ты пришел! — Чш-ш, Хезер, — прошептал Робб ей в волосы, его руки обняли ее, словно мягкие крылья большой прекрасной птицы. — Я здесь. Я не брошу тебя. Все хорошо. Она поверила ему всем сердцем — как не смогла бы? Он ведь был ее ангелом, так или иначе, он спас ей жизнь, он дал ей возможность чувствовать настоящее счастье. Он любил ее, прекрасный рыжий принц, и он мог совершить любой подвиг, словно сказочный герой. Он прощал ее глупейшие ошибки, учил ее стрелять — Боже, как метко и красиво он стрелял! — и сражался с подлецами и бандитами на улицах города. Хезер смотрела все выпуски новостей и только поражалась, когда смеющийся Робб рассказывал ей, что сделал то, это и вот это, а диктор на экране лишь разводил руками, говоря, что "фото- или видеосвидетельств нет". Он был невероятно проницателен и стремителен, как ветер. Она не могла ему не верить. Хезер верила ему, даже когда дикие, страшные люди — нет, вампиры, их клыкастые ухмылки нельзя принять за человеческие, — бросили ее связанной на грязный пол в подвале сгоревшего отеля "Hallowbrook" и столпились вокруг, хрипло хохоча: "Птенчик придет за ней и не поймет, что его убило!". Робб появился на пороге комнаты — разгневанный и невероятно прекрасный, словно архангел Михаил, спустившийся на землю покарать грешников. В руке его вместо огненного меча был громадный золотистый револьвер "Анаконда", с которым он управлялся легче и проще, чем некоторые управляются с вилкой. Между ними — расстояние в сорок футов. Но Робб пришел за ней, пришел за своей Хезер, чтобы спасти ее и защитить. Он великолепный стрелок, "Анаконда" разносит черепа, как арбузы, и никто не в силах уследить за ним при использовании вампирской магии Стремительности. Для него это расстояние — не помеха. Верно?