Переломный момент

Асока не стала отстраняться, а лишь с первым, робким ещё, ощущением доверительной близости, положила свою ладонь поверх его. Энакин почувствовал её мысли и обняв ещё крепче, положил руку ей на спину и провёл по ней. Было так странно и так непривычно, что он просто не знал как себя теперь вести. Он привык считать Асоку умершей, приучил себя к мысли о том, что её нет, и теперь придётся снова приучать себя к ней, к её присутствию. К мысли о том, что она жива. Что можно будет в любой момент её увидеть. — Асока — заговорил он наконец — Скажи мне, как так случилось, что мне сообщили, что ты умерла? Что ты наглоталась снотворного. Тогрута подняла на него изумлённый взгляд, казалось, не понимая о чем Энакин пытается ей сказать. Да, был такой факт в её биографии, но вот то, что о нем знали вызывало недоумение. — Ничего подобного — поспешила она пояснить — Я действительно отравилась, когда Лакс меня в очередной раз предал, но я выжила, хотя и была опасность умереть. — Но Рекс мне сказал, что тебя больше нет, я позвонил ему, а он сказал так — продолжал Энакин рассуждать над ситуацией — Хотя, он сказал, что ты умираешь, того, что умерла произнесено не было. — Выходит, это было простое стечение обстоятельств — внесла ясность Асока — Мы просто не разобрались. — Ошибка с большими последствиями — согласился с ней Энакин и сменил тему — Я очень рад, что ты оказалась жива, ты просто не представляешь, что произошло в твоё отсутствие. — Рекс пытался мне рассказать, но я не хотела ничего слушать про Орден — с повинной головой сказала Тано — Он упоминал и тебя. — Может и хорошо, что не стала, есть вещи, которых лучше не знать — не стал Энакин винить её — Хотя мне интересно, как ты жила эти годы. Это правда то, что ты писала? О да, правда, ни слова вранья, помимо того, что Асока не знала кому именно она пишет. Кому поверяет свои тайны, даже откровенные и глубинные. Выходит это ему, своему учителю, она рассказала о том, что в четырнадцать лет полюбила его, а так он нравился ей с детства. О том, как страдала по нему, как переживала, когда поняла, что он с ней никогда не будет. Ему поведала о горькой любви к Лаксу, ставшей её трагедией. Даже про беременность сказала, это уж совсем жесть. Но теперь отпираться не было смысла, Энакин, кажется, понял всё и осталось только кивнуть, соглашаясь. — Но ведь и ты мне тоже не врал? — перешла она уже к своим вопросам — Ты и правда развёлся с Падме? А как же ваши дети? Энакин успел уже и забыть, что именно наговорил тогруте во время их переписки. Стоило лишь посмотреть на воскресшую Тано, как память на время отшибло, и зря, если он успел рассказать ей так много. Даже и про жену с детьми и про развод тоже не забыл. Теперь уж не отбрехаешься, придётся рассказать. Но как трудно будет ему сказать всё, хотя и совсем ничего тоже уже не скажешь, Асока не заслужила вранья. — Всё верно, мы с Падме разошлись — произнёс Энакин наконец — Поняли, что мы не пара. А дети? У меня их по-прежнему нет, за то у верховного канцлера прекрасные близнецы. У которого канцлера он не уточнял, как и того, где сейчас эти дети. Кеноби как-то упомянул, что через месяц после заключения в Призму, Падме родила близнецов, мальчика и девочку, их чуть позже забрала к себе Сола — старшая сестра Падме и увезла к себе на Набу, где растила как собственных детей. Подробностей обо всем этом Энакин не знал и знать не хотел, предпочитая жить своей жизнью, о чем и сказал сейчас Асоке, спросившей, где сейчас Падме. Он ответил, что она сидит в декрете, не решившись сказать про покушение и тюрьму. Что же до смерти канцлера, то здесь и вовсе ограничился сухим сообщением про несчастный случай. Асока и не стала углубляться в это, куда интереснее ей было узнать про жизнь самого Энакина и как он дошёл до писательской карьеры. Он почти честно сказал, что увидел историю во сне, когда лежал в горячечном бреду, потерпев аварию на миссии. Сама же Асока ответила с предельной честностью: — Я начала писать, чтобы излить свои чувства, не дав им сжечь себя изнутри, мои работы стали своего рода моим личным дневником. — Асока, я просто поверить не могу, один человек не мог вынести так много — чувства Энакина достигли предела, а руки плотнее сомкнулись на её спине. — Да, мне было трудно, а ещё очень одиноко, особенно когда Лакс окончательно меня оставил — согласилась с ним Тано, непроизвольно при этом потеревшись щекой о его плечо. — Скажи мне, а ты его любишь? — внезапно спросил Энакин то, что напрашивалось с самого начала. — Нет — ответила она твёрдо и спокойно — Теперь точно нет. Хотя раньше была уверена, что да. Потом только мне стало ясно, что настоящее чувство и отношения не должны быть такими. Они не могут отнимать столько нервов и заставлять так сильно переживать за свою сохранность. Настоящая любовь совершенно иная, пусть она и не выглядит столь яркой, как иллюзия, но тем не менее, крепка и надёжна, ибо основана не на ярких, сиюминутных страстях, а на чем-то более основательном, на доверии, поддержке и взаимопонимании. — Ты просто повторила сейчас выводы, что сделал я сам, когда Падме меня оставила — ответил Энакин, глядя на неё— Ведь мое чувство к ней как раз и было таким, красивый и нереальным, как сцена в мелодраме. Я постоянно нервничал из-за этих отношений, боялся потерять её, думай уйдёт, найдёт себе лучше. И конечно же это случилось. А почему? Да потому только, что почва у этих отношений была не достаточно прочна. Это была лишь детская привязанность к чему-то непривычному и новому для себя, которую я ошибочно принял за великую любовь, не подозревая о том, что на самом деле любовь совершенно иная. Они ещё долго сидели вот так, совсем близко, обнявшись и говорили одновременно ни о чем и обо всем. Про чувства, про выводы, про жизнь. Но ни слова о глубинных чувствах и подробностях расставания с прежде любимыми людьми, умышлено избегая говорить про это, не будучи готовыми к такому. Этого и не требовалось, по крайней мере в этот вечер, сначала этим двоим следовало снова привыкнуть друг к другу и принять то, что они опять друг у друга есть. Только сейчас, только в этот день им стало понятно, как сильно им недоставало именно их самих, прежнего отношения, общения, духовной близости. Наверстывая их сейчас, они не хотели даже думать о том, что будет дальше. Хотя бы даже и завтра. За то с сегодняшним вечером уже определились, время было поздним, а до храма так далеко и Асока предложила Энакину остаться у неё на ночь, он согласился, ведь от пережитых впечатлений Скайуокер просто валился с ног. Асока разложила кровать и раскладное кресло, на котором хотела устроиться сама, уступив гостю более удобную кровать, но Энакин воспротивится и сам занял кресло, где тут же заснул, едва коснувшись подушки. Слушая его тихое, ровное сопение, Асока, в свою очередь, долго не могла заснуть. Хотя бы по тому, что у неё от волнения здорово разболелась голова. Тано лежала на спине и глядя в темное окно, куда из-за занавески слабо проникал свет фонарей и упорно думала о том, что теперь будет. Теперь, когда два дорогих ей человека соединились в одного, а самая большая любовь её жизни оказалось всегда была с ней рядом. Просто до недавних пор была недоступна ей, а теперь всё грозило измениться, уже начало, но не слишком ли стремительно? Асока явно не была к этому готова и сейчас заметно растерялась она точно знала, что если Энакин вот сейчас её спросит, как бушут проходить их отношения, Тано просто не сможет ответить ему. Потому, что не знает. Она бы очень хотела, чтобы сбылось её детское желание, но понимала, что едва ли это возможно, Энакин и раньше видел в ней только друга, и вряд ли что-то изменится. Нельзя искать любовь там, где её нет, она не появится, а нервы будут измотаны. Нет, этого Асока делать не будет, она решила уже жить без иллюзий и менять одну на другую никогда не станет, поэтому и не будет ничего говорить Энакину о чувствах и пытаться стать ему большим, есть. Тано продолжит общаться с ним, так же, как и до ухода из Ордена, но при этом будет ему просто хорошим другом. Так будет лучше для всех и приняв такое решение, тогрута заснула. Крепко и без сновидений, а завтрашний день всё поставил на место.