Бесконечная дорога

Бесконечная дорога Убегает лентой в даль...

Мотор старый, это давно было понятно по звукам, которые издает машина. Вот это тарахтение, словно бы булькание; исправность мотора не играет принципиально важной роли, хотя и не хотелось бы, чтобы мотор вдруг заглох и отказал полностью. Дерек клянётся себе, что обязательно купит нормальный автомобиль. От сна в машине мышцы затекают, и это уже не новость, но он всё равно отказывается даже перебираться на заднее сидение. Там ведь объективно удобнее. Чуть больше места, всё равно не так много, как могло бы быть. По правде говоря, он вообще не помнит, давно ли Лора умеет водить. Сестра будит его на заправке; за окном темно, а звук мотора почему-то не слышен. И первая мысль: заглохла. Дерек головой чуть ведёт в сторону сонно, ёжится как будто от холода и взглядом прикипает к стеклу. — Четыре часа. Утра. – Лора разминает шею, невольно красными глазами сверкая. – Не хочешь попить воды? Знаю, место паршивое, но лучше в ближайшее время точно ничего не подвернётся. Он только шумно вдыхает, голову в её сторону поворачивает и отзывается коротким «нет». Лора улыбается тонкой, какой-то осторожной улыбкой, пальцами находит его ладонь. — По карте ещё примерно три дня. Кэрролл обещала нас перехватить на въезде в город. – она шумно выдыхает, будто слова в горло иглами впиваются. – Говорит, что соболезнует. Она в сумке начинает рыться. Достаёт телефон и ему что-то похожее на сэндвич, не глядя, бросает (Дерек поймает. Она не сомневается), если судить по упаковке, бутылку с соком; он в спор с ней не вступает. Разговор, может, так и не был закончен в прошлый раз, но развивать тему никто не собирается. Дерек голову назад запрокидывает, дышит шумно, медленно. Осознание с каждым днём всё больше и больше давит. Лора достаёт маленькую картонную коробочку и взгляд на него переводит. У Дерека на лбу испарина выступает. Окно, что рядом с ним, конденсатом покрывается. Она пальцами его ладонь сжимает, когти выпуская, чтобы мозги на физическую боль отвлечь. Лора знает, что он во всём себя винит. Знает и не пытается убедить в обратном. Бесполезно это. Она слишком хорошо, по себе, знает. — Пальцы совсем ледяные, — говорит Лора, когда он всё же глаза открывает. По взгляду её видит, что она снова сейчас скажет, что ему бы перебраться на заднее сидение, ему бы поспать хоть раз; ошибается. Ошибается, потому что Лора большим пальцем гладит тыльную сторону его ладони, а потом кровь чужую с руки стряхивает, заводит машину и, выждав некоторое время, включает обогреватель. Даже не задумываясь о том, что самой жарко будет. Дерек молчит; молчит и не хочет впадать даже мысленно в рассуждения, почему сейчас здравым смыслом выступает именно она, а он её так упорно не слушает. Не хочет слушать. Эти аргументы настолько рациональные, настолько правильные и верные, что они его будто отравляют. Как будто кто-то кислотой из пипетки капает. Лора глаза прикрывает всего на секунду, затылком прижавшись к креслу. Потом слышит шуршание бумаги. И когда открывает глаза, находит, что Дерек успел уже развернуть её сэндвич — не свой (почему ты такой идиот; почему ты вечно больше о других, чем о себе?) — и протягивает. — От голода убежать не получится, — и выражение лица делает такое, будто говорит что-то само собой разумеющееся; будто не здесь и не сейчас. Она невольно улыбается. Лора от голода не бегает; от себя тоже нет. Ей просто этой мнимой фикции уже не хватает, её от ворованного времени тошнит. Она говорит: — Ешь. С улыбкой добавляет, открывая дверь: — Я здесь альфа. Я могу и заставить тебя. Дерек даже не шевелится, когда дверь хлопает. Всё так же, несколько тупо и отстраненно, продолжает держать в руках завёрнутый в коричневую, будто кем-то уже мятую бумагу сэндвич. Смотрит, как она отходит от машины, идёт в сторону от заправки, а там дальше освещения уже нет. Только небольшой огонёк — от зажигалки, иначе и быть не может, — и снова кромешная темнота. Дурацкая вредная привычка. Никогда ему не нравилась. Лора возвращается вся пропахшая сигаретным дымом; причём, запах выходит настолько сильным, что он морщится и чувствует, что сейчас задохнётся. Как будто не привык к её сигаретам. Как будто не выучил этот запах давно, не научился раскладывать на составляющие и за километр чуять; как будто не таскает порой у неё сигареты, прекрасно зная, что она ведь заметит, но всё равно промолчит. Ему не хочется оставаться наедине со своими мыслями. Запах вредных привычек сестры создаёт иллюзию, что он не один. Дерек откусывает немного хлеба с салатом и сыром (гадость редкая, но поблизости даже поохотиться негде), следит внимательным взглядом за Лорой. — Согрелся? У неё голос стабильно-спокойный, с какими-то не теми нотками. С плохо скрытым нервным напряжением. Пачку сигарет в сумку спортивную, в которую одолженные у знакомых вещи кидала, прячет и взглядом упирается куда-то вперёд. Она выруливает с заправки, возвращая машину обратно на автостраду, а он всё так же пристально на неё смотрит, медленно пережёвывая. — Ты же знаешь, что мне ничем не обязана. И я не возненавижу тебя, если оставить меня здесь. От развилки мы ушли всего лишь на несколько километров, и ты могла бы... — Мне надоело, — она произносит на пару тонов громче, перебивая его, тут же понижая голос до привычной нормы, на пару секунд скашивая взгляд в его сторону, — что всё происходит вот так. Я больше не могу каждый раз нервно оглядываться, каждый раз ждать подвоха. Не могу вернуться в Нью-Йорк. Пытаться жить нормальной человеческой жизнью, когда в любой момент могу нарваться на кого-нибудь... из наших. Или на стаю альф. Или на дальнего родственника. Что кто-то просто поймёт, почему я исчезаю в полнолуние и пахну как мокрая собака. Замолкает внезапно, как будто просто кончился воздух, как будто где-то в середине текста здоровая дыра-пауза. Дерек по плечу её хлопает ободряюще. Жалеет, что не может протянуть к ней руку и просто забрать всю боль себе. Лора не позволит, он знает. Сам ведь такой же. Сам ведь отговорить её пытается лишь потому, что никогда так быстро в жизни ничего не менялось. Он когти медленно выпускает, в зеркале сбоку видит отражение двух голубых огней, что, будто газовой горелкой, душу насквозь прожигают, а потом снова к обычным пальцам возвращается; тупо в стекло, в окно пялится. В темноту, что периодически сменяется полосками света от фонарей, от здоровых фонарных столбов. Теперь на его совести ещё несколько смертей. По-идее, по правилам, его глаза должны были и вовсе побелеть. Стать ледяными, как айсберги заснеженной Арктики. Они ведь есть друг у друга, страшно не должно быть вообще. От слова «совсем». И непроизвольно вырывается: — Знаешь, я недавно начал задумываться, что было бы, если бы не случилось... всего этого. Перед сном или когда слишком сильно в мысли погружался... Абсурд просто, — смешок давит куда-то почти прямо в стекло. — Но мы бы так не стали по-настоящему близки. Мы бы ни в одной другой реальности с тобой не были бы настоящей семьёй; вот ведь в чём жестокая ирония. На последних словах голос всё тише, он костяшками пальцев хрустит, а потом поворачивается к ней лицом, уголками губ как-то нервно дёргает. Улыбается всё же искренне. Получается немного неловко и странно. Давно он так не делал. Даже слишком. Никогда бы они не смогли так поладить, как с Питером. Как с отцом. — Это вроде как второй шанс. Только я не имел права у тебя о нём просить. — Успокойся, Дерек, — отзывается Лора привычно-коротко, ладонью шуточно отвешивает ему подзатыльник, на несколько секунд взгляд на него переводит, потом снова на дорогу. Они никогда не соглашаются друг с другом; и сейчас бы он мог начать с ней спорить. И они бы снова не пришли к консенсусу. Потому что всё уже решено, всё было решено в тот момент, когда они оба смотрели на догорающую половину дома, во втором часу дня, когда ни у кого не проскользнуло и мысли о том, чтобы вытащить хоть какие-то вещи, что возможно уцелели, когда они просто ушли, никому не сказав ни слова. И теперь Дерек может сколько угодно винить себя за то, что произошло, за то, что именно он привёл Кейт в их дом; Лора знает, прекрасно это знает. Но ей просто плевать. Они остались одни. Одни из большой, известной семьи, и просто по счастливой случайности. Все погибли, а они, чёрт возьми, выжили! И нельзя просто так провести эту подаренную жизнь в муках совести. Где-то на горизонте занимался рассвет, очерчивая контуры очередного небольшого городка, отдалённо напоминающего Бейкон-Хиллз. Долг каждого альфы – защищать свою стаю. А Лора не просто так взяла на себя эту роль.