Season Of Fall

Единственный плюс летней поездки в МАЛ — продвинутый курс Чар, где я выучил заклинание расщепления, которое мы проходим сегодня. У Честертон-Уайт задергалось веко, когда я разделил предоставленное зелье на исходные компоненты еще до того, как все приступили к практике, но придраться ко мне она не может: у меня есть законное основание ничего не делать до самого звонка. Не то чтобы я получаю какое-то особенное удовольствие, мозоля ей глаза, но она слишком злорадствовала, назначая мне наказание неделю назад. Просто сидеть мне надоедает, и, за неимением других вариантов, я решаю сделать домашку, чтобы больше к этому не возвращаться. Я протягиваю руку за учебником, лежащим на середине парты, но мою ладонь внезапно пронзает луч заклинания Скорпиуса. Кто-то из девочек оглушительно визжит. Боль приходит запоздало, но сразу такая сильная, будто мою руку разъедает кислота. А когда появившиеся перед глазами пятна от вспышки проходят, я вижу, что так и есть. Кожа разрывается, буквально отделяясь от кости, и я готов заорать, потому что боль становится такой адской, что заполняет абсолютно все мое тело. Вокруг поднимается суматоха. Скорпиус говорит что-то, кажется, пытается отменить действие заклинания… — Вулнера санентур! — доносится откуда-то голос профессора. Боль отступает, возвращая ясность моему сознанию, и на меня как будто снисходит озарение: в эти несколько мгновений во мне не было больше ничего. Рана начинает затягиваться, и я отдергиваю руку, но это не помогает, кожа продолжает срастаться, а я не хочу, я хочу задержаться в этом еще чуть дольше, потому что как же хорошо это было!.. — Ал, — Скорпиус трясет меня за плечо другой руки. — Ал, ты в порядке? Я киваю. — Позвать медсестру, мистер Поттер? — спрашивает Честертон-Уайт. Я мотаю головой. Я хочу, чтобы все они заткнулись. Мне нужно подумать. Я ненавижу думать, но сейчас я должен понять, что произошло. Все исчезло. Мысли, голоса, воспоминания, не покидавшие мою голову ни на секунду, злость, отчаяние, тоска, весь чертов ком эмоций, пульсирующих во мне с того самого момента, как Саммер бросила меня, — все это просто ушло. Осталась только боль. Физическая боль. Мне казалось, что эти чувства будут со мной навсегда. Что мне будет плохо каждую минуту каждого дня. Но я был не прав. Это можно остановить. Хотя бы ненадолго, но можно. Нужно всего лишь найти способ. Безопасный способ — я не до такой степени потерял рассудок, чтобы покончить с собой по неосторожности. Я знаю, что грань очень тонкая, но… В мире волшебства, где есть заживляющие заклинания и зелья, что плохого может случиться? — Ал, ты точно в порядке? — повторяет Скорпиус. Я наконец отрываю взгляд от своей окровавленной руки и поворачиваюсь к нему. Скорпиус выглядит бледным и испуганным. Конечно, он ведь думает, что причинил мне боль. — Да, — говорю я и шевелю рукой, демонстрируя всем присутствующим, что она пришла в норму. — Все нормально, можно продолжить урок. Честертон-Уайт все еще хмурится, но не возражает, а только избавляет мою ладонь от следов крови и уходит к своему столу. — Пожалуйста, будьте осторожны, — напоминает она классу. — Направляйте палочку четко на зелье и не подставляйтесь под заклинание сами. Через двадцать минут я пройду проверять, как вы усвоили чары. Скорпиус по-прежнему смотрит на меня. — Ты уверен, что?.. — Скорпиус, все хорошо, — настойчиво заверяю я. — Я просто слегка охренел, но с моей рукой все в порядке. — Прости. — Прощаю. А теперь вернись к уроку, чтобы она тебе неуд из-за меня не влепила. Он поднимает брови. — Ты сдал первым одно заклинание и решил превратиться в надоедливого отличника? Я фыркаю, но не удостаиваю его ответ вниманием и все-таки добываю учебник, чтобы приступить к домашке. Точнее, сделать вид — работать я сейчас не смогу точно. Мне надо решить, что делать дальше. Существует множество способов вызвать боль, но большинство из них не кажутся мне хоть сколько-нибудь привлекательными. Я не мазохист. Я не хочу причинять себе боль ради боли, но… Но этот момент, эти несколько секунд, когда я сидел с разорванной рукой, были как глоток воздуха для утопающего. Я пошел ко дну, как только рана залечилась, но мне снова хочется вынырнуть. Хотя бы раз. Всего один раз — в этом же нет ничего плохого. — Ты давно говорил с Лили? — внезапно спрашивает Скорпиус, возвращая меня на урок, о котором за это короткое мгновение я уже успел забыть. — В последнее время я предпочитаю держаться от нее подальше, — признаюсь я. — Так что ты говоришь с ней явно чаще, чем я. Он не отвечает. Я оглядываюсь по сторонам, но вокруг все шумно отрабатывают заклинания и не смотрят на нас, так что, чем бы ни было вызвано это напряженное молчание, это не их дурацкая шифровка. — Что? — Мы… расстались, — тихо говорит Скорпиус. — Не навсегда, а только пока я не найду способ расторгнуть помолвку. Но мы с Мелани работаем над этим. Я надеюсь, скоро это все останется позади и мы снова сойдемся. Я просто хотел, чтобы ты знал. Я не знаю, что на это сказать. Я сочувствую Скорпиусу: расставания — это ужасно, даже если это временно и по понятной причине. Но это далеко не плохая новость. Я обещал не лезть в их дела и позволить Лили принимать взрослые — паршивые — решения самой, но это не значит, что мне нравилась ее роль в этой драме. — Ты злишься на меня? — Нет, — говорю я, ведь я и правда не злюсь. — Но я рад, что к Лили вернулось самоуважение. Это явно не то, что он хотел услышать, но я не должен потакать его совести и делать вид, что считаю ситуацию нормальной. Лили имеет все основания расстаться с ним, пока он не решит проблему с Аделой. Скорпиус молчит, но я и не жду, что он что-то скажет. Нам обоим и так все понятно. От неловкой тишины нас спасает Честертон-Уайт, которая подходит, чтобы проверить заклинание Скорпиуса, и после мы к теме Лили не возвращаемся. *** Обед я решаю пропустить. Все равно это вряд ли было бы продуктивно — хоть мне и не терпится провести этот эксперимент, я слишком нервничаю из-за этого, чтобы удержать в себе какую-либо еду. Я знаю, что это ненормально — то, что я собираюсь сделать. Это звучит ненормально. Но если мне станет лучше — имеет ли это значение? Я должен как-то прийти в себя. Люди говорят, что время лечит, но во мне со временем становится только больше этих ужасных, болезненных чувств. Скоро их накопится так много, что они перестанут во мне умещаться, и что будет тогда? Мне нужно какое-то средство. Парень, который снабдил меня травкой, обещал сегодня доставить что-то новое, что якобы поможет решить любую мою проблему, но за этот «Третий глаз» мне придется отвалить нехилую сумму. Стоит ли этот чудодейственный препарат таких денег, когда я нашел бесплатную и безвредную альтернативу? Никаких правонарушений и вреда для здоровья — Роза будет мною довольна. Сразу после Заклинаний я направляюсь в гостиную Гриффиндора. Сейчас обед, а потом пара по Истории Магии, на которую я идти не собираюсь, поэтому спальня должна быть в моем распоряжении на пару часов. Никто не обращает на меня внимания — я бы даже сказал, на меня не смотрят намеренно, потому что мой далекий от надлежащего для сына Поттеров вид каждый раз набивает оскомину и студентам, и преподавателям. — Дорогой мой, тебе не помешало бы побриться, — сообщает Полная Дама, едва я оказываюсь у портрета, как будто специально ждала моего появления, чтобы это сказать. Возможно, эту миссию возложила на нее вся школа. — Мне и так нормально. — Конечно, молодым людям часто идет некоторая небрежность во внешнем виде. Но это не тот случай, — продолжает она с искренней заботой в голосе. То ли в ее время это было нормально, то ли она пропила весь свой такт на картинных тусовках с Виолеттой. — Уж поверь мне, я говорю тебе это как женщина: нам такое не нравится. Сказал бы ей, как мужчина, что нам не нравятся назойливые алкоголички, но мне не хочется спать на улице. — Альбус! — внезапно окликают меня. — Твою мать, — ругаюсь я, даже не снижая голос до шепота. — Как ни стыдно так выражаться, да еще и в присутствии преподавателя! — возмущается Полная Дама. — Ничего страшного, — успокаивает ее Тедди, опуская руку мне на плечо. — А вас, молодой человек, я попрошу прогуляться со мной… — Только не говори «до Больничного крыла». –… до Больничного крыла. Я закатываю глаза, но не делаю попыток вырваться: Тедди и Вик давно взяли на себя роль заместителей родителей для всех Поттеров-Уизли, и когда им на ум приходит, что кому-то из нас абсолютно необходима помощь, жертве от них не скрыться. — Когда вы уже заведете своего ребенка и будете воспитывать его? — недовольно спрашиваю я, позволяя себя увести. — Спасибо, Ал, нам хватает репродуктивного давления от родителей Виктуар, — усмехается он, совершенно не видя иронии в этой ситуации. — А то, что мне хватает нравоучений от всех членов семьи, тебя не волнует? — Нет. По пути в Больничное крыло Тедди пытается завязать разговор, но я не отвечаю ни на дежурные фразы, ни на провокационные комментарии. Если уж он не чувствует стыда, пусть хотя бы чувствует неловкость. Виктуар ждет нас за уже накрытым столом — три чашки чая, чайник и тарелка с пирожными явно предвещают долгий разговор. Интересно, у них есть список вопросов или они надеются удачно импровизировать? — Привет, Ал. — Здравствуй, Виктуар. Какая неожиданная и абсолютно незапланированная встреча, — говорю я без особого энтузиазма, потому что любая эмоция ее только раззадорит. — Не ругайся, Ал, — она качает головой. — Мы просто хотим поболтать. — Интересно о чем. — О чем хочешь, — она пожимает плечами. — О погоде, о твоем образе, о Шекспире, о новой девушке Хьюго… — У Хьюго новая девушка? — не сдерживаюсь я и чертыхаюсь, потому что она только улыбается моему интересу. — Да. Вы уделяете ему поразительно мало внимания. Ну да ладно, на самом деле мы действительно хотели поговорить не о Хьюго, а о тебе. Я вздыхаю и сажусь за стол, прекрасно понимая, что бежать от них некуда. — У меня все нормально, помощь мне не нужна, из школы меня не выгонят, на уроки я хожу, в квиддич не играю, потому что надоел, из-за потери значка не переживаю, ЖАБА сдам, бездомным и безработным не останусь. Все покрыл? — Все, что мы не собирались спрашивать, — усмехается Тедди. — У тебя сейчас тяжелый период, Ал, — говорит Виктуар. — Мы просто хотим убедиться, что тебе есть с кем поговорить о том, как ты себя чувствуешь. — Я же сказал, у меня все нормально. — Нормально — это не хорошо, Ал, — она качает головой. — Я знаю, что нормально. Ты встаешь по утрам, ты ничем не болен, перестал прогуливать, не забываешь есть и общаешься со своим другом. Но можно это делать и не чувствовать себя счастливым. Что-то в этих словах вызывает желание выть, и я делаю глоток остывшего чая, чтобы они не увидели ничего на моем лице. Нормально — это моя жизнь. Это все, что у меня есть. А им и этого мало? Им подавай ежедневное счастье, как будто все остальные люди так и живут. Невозможно быть счастливым постоянно. Последний раз я чувствовал себя счастливым… в МАЛе с Саммер. Конечно, с Саммер. Но я помню это ощущение так размыто и обрывочно, как будто мои недоотношения с ней были одним огромным трипом. А до этого? Я не знаю. Там же, только с Бет. Может, я могу быть счастлив только в те несколько недель, когда влюбляюсь и верю, что из этого выйдет что-то хорошее. Что-то как у моих родителей, у Рона с Гермионой, у тех же Вик и Тедди. Только я уже не думаю, что в моей жизни такое возможно. — Меня недавно бросила девушка, — напоминаю я Виктуар, которая смотрит на меня с этим гребаным сочувствием, будто она легиллимент. — Уж простите, что я не испытываю счастья по этому поводу. И вообще, «тяжелый период» не у меня одного. Почему вы с Лили не проводите принудительных бесед? — Потому что она сама поговорила со мной, когда ей было плохо. Я не прошу приходить со своими переживаниями именно ко мне или к Тедди. Но к кому-то стоит. Может, даже к профессионалу. — Что? — Я давно хотела поговорить с директором Макгонагалл о том, что в Хогвартс необходимо нанять штатного психолога и… — Нет. — Ал, в консультациях с психологом нет ничего такого. Это вообще любому человеку полезно — выговориться кому-то, кто не будет осуждать, понять что-то, поплакать в конце концов! — Виктуар, я не буду твоим подопытным кроликом для проведения школьных реформ! Проси у Макгонагалл какую хочешь должность — но не смей меня в это впутывать! — я встаю, подавив желание опрокинуть стол или хотя бы чашку, но она не дает мне сразу уйти. — Макгонагалл здесь вообще ни при чем, Ал! Мне больно смотреть на то, как ты страдаешь и все копишь в себе! Ты срываешь на всех свою злость, но стоит тебя спросить — ты врешь, что все нормально. Ты говорил с кем-то о Саммер? Ты сам себе позволяешь о ней думать? Ты хоть раз плакал за это время? Виктуар явно теряет самообладание и выходит из себя, что делает ее гораздо приятнее. Но я все равно разворачиваюсь и выхожу из Больничного крыла. *** Слова Виктуар бьются у меня в голове, как пойманная в ловушку птица, и единственное, что мне хочется сделать — это прибить ее. Мысли возвращаются к тому, что произошло на Заклинаниях, и мне снова не терпится проверить новый способ. Комната оказывается занята соседями, потому что Историю Магии, очевидно, все выбрали только для того, чтобы на нее не ходить, и я направляюсь в ближайшее укромное место. Я знаю, что Лили встречалась со Скорпиусом в этом коридоре, но раз они расстались — никто меня там не потревожит. В середине всегда горит факел, и мне уже даже не нужно отсчитывать от него двенадцать камней вниз — я сразу вытаскиваю нужный и выуживаю из тайника бутылку рома. Усевшись на пол, я вытаскиваю пробку и делаю глоток. Ни удовольствия, ни удовлетворения это не приносит, и я даже не могу вспомнить, зачем вообще достал этот ром. Наверное, по привычке. Присутствие в спальне соседей сбило меня, а заранее я никаких деталей не продумал. Я даже не знаю с чего начать. Палочкой можно расхерачить себе руку полностью, примерно как утром, а бить бутылку ради одного осколка жалко, тем более ром наш общий со Скорпиусом. Я осматриваюсь и задерживаю взгляд на камне, сильнее остальных выдающемся из стены. Заклинание проходит сквозь него как нож сквозь масло, и в моей руке остается маленькая каменная пластинка толщиной с бумажный лист. Коснувшись пальцем края, я убеждаюсь, что он достаточно острый, чтобы сделать порез. Все готово. Нужно просто провести этим самодельным лезвием по коже. Но я почему-то не решаюсь. Это действительно нанесет мне меньше вреда, чем тот же ром, но здесь все равно есть что-то… странное. Я не собираюсь перерезать себе вены, но все выглядит именно так. Я вдавливаю камень в ладонь — слегка, только чтобы проверить. И слышу шаги. Камень вылетает из моей руки быстрее, чем я успеваю сообразить, что происходит. Кто-то идет — очевидно, кто-то, кто видел Карту Мародеров. По камню стучат каблуки — значит, Роза или Лили. Что ж, по крайней мере, у меня нет косяка. Свет факела выхватывает из темноты лицо сестры. Лили останавливается, задерживает взгляд на моих руках, будто подозревает, что в них сейчас что-то было, а потом переводит взгляд на стоящую на полу бутылку. — Почему ты не на уроке? — спрашиваю я, опережая ее упрек. Она вздергивает брови. — А ты? — Ты прогуляла занятие, чтобы прийти и прочитать мне мораль? — Нет, — Лили почему-то расслабляется. — Я пришла, потому что твоя компания — единственная, которую я могу сейчас терпеть. Сначала мне кажется, что это какая-то странная уловка, но потом я вспоминаю, что сказал мне утром Скорпиус. Они расстались. И пусть их расставание ни в какое сравнение не идет с моим, я вижу, что ей действительно хреново. Лили садится спиной к противоположной стене, берет мою бутылку, делает глоток и морщится. — Жизнь отстой, не правда ли? — Полный, — соглашаюсь я. Она облегченно выдыхает. — Наконец-то можно нормально поговорить. — О том, что жизнь отстой? — уточняю я, не очень понимая, что она имеет в виду. — Да. Но можно вообще не говорить, а просто… В общем, я не могу показать, что что-то не так, своим друзьям, потому что они ничего не знают, а Свити только что вырвалась из ада не для того, чтобы слушать мое нытье. И вот я здесь. — Чтобы я послушал твое нытье? — Нет, — она закатывает глаза, снова отпивает из бутылки и со стуком ставит ее обратно на пол. — Нет, ну и дрянь, это явно не мой способ. А здесь я, потому что с тобой можно не притворяться, что у меня все хорошо. — И тем не менее, ты хотела, чтобы я притворялся, что у меня все хорошо, — замечаю я. — Я не этого хотела, Ал, — она мотает головой. — Я знаю, что тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Я лишь хотела, чтобы ты не был один, потому что справляться в одиночку гораздо сложнее. Почему сегодня все решили мне это сказать? Я не считаю, что можно вообще хоть как-то справиться, когда тебя окружают назойливые зрители, но не хочу с ней спорить. — Мне жаль, что так вышло, — говорю я. — Хоть вы и расстались по конкретной причине и ты знаешь, что Скорпиус тебя любит и вы снова сойдетесь… Это все равно отстой. Лили медленно подтягивает к себе колени и долго молчит, но как будто готовится сказать что-то, что не хочет произносить вслух. — Я не думаю, что он меня любит. — Почему? Она пожимает плечами. — Я сказала, что мы будем вместе, когда он расскажет правду Аделе. Но, как ты мог заметить, сегодня утром он по-прежнему сидел на завтраке рядом с ней. — Он не хочет быть с Аделой, — говорю я автоматически из какого-то старого дружеского чувства, побуждающего защищать его в любом разговоре. — Я знаю, — говорит Лили. — И я даже верю, что он хочет быть со мной, просто не настолько, чтобы пожертвовать… Я даже не знаю чем. Душевным покоем? Стабильностью? В общем, либо я ничего не понимаю в любви, либо это не любовь вовсе. Я не знаю, что ей ответить. Вся ситуация звучит очень погано, и они описали ее по-разному: со слов Скорпиуса они расстались до разрыва помолвки, но Лили говорит, что требует лишь признания Аделе. Я не хочу вдумываться в это выбирать сторону, потому что не хочу ссориться со Скорпиусом. Надеюсь, они найдут способ избавиться от Селвинов, и тогда не будет важно, кто кому что сказал. — Так значит, все дело в причине? — внезапно спрашивает Лили. — Что? — Ты так сказал про нас со Скорпиусом… Это потому что Саммер рассталась с тобой по тупой причине? — Я бы сказал, вообще без причины. — Видимо, для нее это достаточно веская причина — не хотеть нормальных отношений. — Она бы их захотела, если бы я был… не мной. Не знаю, зачем я вообще обсуждаю это с Лили. Не то чтобы мне хотелось, чтобы она копалась в моих чувствах и всем этом дерьме. Это все чертова Вик и ее советы с кем-то поговорить. — Если бы она увидела во мне что-то особенное или почувствовала ко мне больше, чем, блять, ко всем, с кем она познакомилась летом в лагере, она бы послала к черту все свои принципы, — я не могу остановиться, как будто слова — это горькая отрава, которую надо выблевать из организма. — Ей, для того чтобы быть со мной, нужно было просто этого захотеть. Это все. У Скорпиуса и Мелани есть невеста и жених, предписанные им Кровным договором, но они ищут способы, борются, чтобы быть с тобой и Джеймсом. Но Саммер посмотрела на меня и решила, что это не стоит никакой борьбы. — Ал… Ал, ты же понимаешь, что дело не в тебе? — Лили качает головой. — Это все Саммер, она поступила бы так с любым, она наверняка планировала это с самого начала, как настоящая сука! — Нет, это Мелани и Скорпиус с самого начала планировали порвать с вами в конце смены, — напоминаю я. — Без обид, но это так. А потом они передумали, потому что вы оба такие особенные… — Почему ты все время говоришь это слово так?.. — Да потому что вокруг меня все особенные! Джеймс — лучший игрок в квиддич, Роза — лучшая студентка школы, ты — активистка с миллионом проектов, которая внезапно оказалась гением магии огня! А я… просто никто. — Если бы это было так, тебя бы не пригласили в МАЛ. — Брось, Лили. Все мы знаем, что меня пригласили туда потому, что я Поттер. — Я так не думаю, — говорит она. — Но даже если это так — Саммер туда пригласили, потому что ее мачеха проплатила путевку. Но тебя это не волновало. Людей любят не за их достижения. Ты думаешь, Джеймс влюблен в Мелани, потому что она зелья варить умеет? А Скорпиус со мной, потому что я в летнем лагере поставила пьесу? — Нет, но… — Но что? Почему всех можно любить просто так, а тебя нет? Да даже если считать, что любят только за что-то — тебя есть за что. Ты добрый и заботливый и всегда поддерживал меня. Ты умный, что бы ты ни говорил. Ты видишь в людях лучшее и побуждаешь их быть лучше. И у меня есть глаза: ты очень привлекательный, хотя, если честно, я бы на твоем месте побрилась… — Тогда что я делал не так? — перебиваю я, потому что мне невыносимо это слушать. — Если я весь такой замечательный, как ты говоришь, то чем я заслужил такое? — Ничем, — Лили вздыхает и откидывает голову назад. — Мир был бы справедливым, если бы все получали то, что заслуживают, но это так не работает. И вот мы вернулись к тому, что жизнь отстой. — Надеюсь, твоя скоро станет лучше. — А твоя? Я пожимаю плечами. — Когда-нибудь, наверное, станет, — говорю я, чтобы она не переживала, что я покончу с собой, но верить в свои слова мне сложно. — Но пока я не знаю, что для этого делать. *** Я решаю отправиться в Хогсмид за час до назначенного времени, чтобы не напороться еще на кого-то из родственников, которых сегодня пробило на длинные разговоры о моем душевном состоянии. Опаздывать нельзя ни на минуту: Смит отказался отправлять товар почтой, после того как его филин вернулся с пораненным крылом. А встретиться с ним мне надо — все-таки что-то напрягает меня в идее причинения себе боли, поэтому я предпочитаю вернуться к знакомым методам. Девчонка из «Сладкого королевства» пригрозила поставить на подвале охранные чары, поэтому приходится пользоваться другим путем. Я пролезаю под корни Гремучей ивы, прохожу по длинному коридору и открываю тяжелую дверь. В самой Визжащей хижине делать нечего, я направляюсь прямо к выходу и не сразу соображаю, что здесь кто-то есть. Чужое присутствие выдает только треск поленьев в камине, но он явно услышал, как я заходил. Стараясь ступать как можно тише, я заглядываю в комнату и вижу Мелани, которая испуганно смотрит на меня, выставив палочку вперед. — Кто здесь? — спрашивает она, заметно храбрясь, и я стягиваю с себя мантию-невидимку. — Черт возьми, Ал! Ты меня напугал. — Я не знал, что здесь кто-то будет. Я оглядываюсь и замечаю на спинке стула куртку «Паддлмир Юнайтед». — Джеймс прячется в шкафу? Мелани закатывает глаза. — Нет, его вызвал тренер десять минут назад. Я просто не хотела сразу возвращаться в школу. — Ясно, — киваю я. — Ну, не буду мешать. — Ал, подожди, — она напряженно закусывает губу. — Я… должна тебе кое-что сказать. — Если ты тоже скажешь, что я должен побриться, я… — Нет, — Мелани мотает головой, на секунду улыбнувшись. — Это касается Саммер. Она смотрит на меня с опаской, будто боится, что я разгромлю всю хижину после одного упоминания Саммер. Месяц назад я бы так и сделал, но сейчас это имя вызывает у меня не злость, а только беспросветную тоску. — Ну? — Я тебе не говорила, потому что не имела на это права, да и сам ты не был расположен к такому разговору, но… Исправь меня, если это не так, но ты выглядишь, как будто тебе все еще очень плохо из-за вашего расставания, а Саммер далеко и ты не поддерживаешь с ней контакт, так что для нее вряд ли будет иметь значение… — Мел, скажи уже то, что хочешь сказать, — я прерываю эту запутанную речь, уже начав теряться. Мелани нервно облизывает губы. Я не представляю, чего ждать. — Мы с Саммер случайно разговорились в конце смены, пока все были на матче. — Она даже не пошла на матч? — я не хотел перебивать, но я отчетливо помню, как Саммер хвалила мою игру. Очевидно, это было сплошным враньем. Прекрасно. — Потом пошла. Но до этого… Она сказала, что у нее депрессия. — У Саммер депрессия? — смешок вырывается против воли, потому что что? Я от нее за один месяц выслушал столько речей о счастье и любви к жизни, что мог бы написать мотивационную книгу. — Да, я примерно так же отреагировала, — говорит Мелани. — Она расстроилась. Сказала, что люди не всегда такие, какими кажутся. Описала что-то похожее на эмоциональное выгорание. — Зачем ты мне это рассказала? — Я до сих пор не уверена, что стоило. Но вдруг тебе это поможет? Что-то объяснит? Хотя бы, что дело не в тебе, а в ней. Я прищуриваюсь. — Ты говорила с Лили? — Что? — удивляется она, вроде бы натурально. — Нет, давно не говорила. — Многие люди заявляют, что у них депрессия. Может, ей просто было грустно. Может, ей уже надоел лагерь. Может, она так оправдывала свое решение бросить меня. — Хорошо, — говорит Мелани, хотя я вижу, что она со мной не согласна. — Я просто решила, что тебе стоит знать. Извини, если расстроила. — Все нормально, — я даже не вру, потому что вряд ли она может сказать что-то, что способно расстроить меня еще больше. — Но мне уже пора. Передал бы привет Джеймсу, да ему пофиг. — Все равно передам. — Как хочешь. *** Людей в «Трех метлах» слишком мало даже для вечера вторника. Рискованно в такое время ходить сюда и привлекать внимание, но хозяйка паба наверняка осознает, что потеряет прибыль, если перестанет обслуживать учеников вне официальных походов в Хогсмид. Я занимаю дальний столик, садясь спиной к барной стойке. — Здравствуйте, что будете заказывать? — официантка останавливается напротив, и ее лицо меняется. — А, опять ты. Наши мысли совпадают — я тоже не ожидал увидеть здесь ту самую Саванну, которая пристала к нам со Скорпиусом во время последней вылазки в Хогсмид. — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Она приподнимает брови. — Работаю. И это я должна была задать тебе этот вопрос. — Разве ты не работаешь в «Сладком королевстве»? — Я работаю и там, и здесь. Так что впредь советую ходить в кафе мадам Паддифут. Я вздыхаю, но сдерживаю комментарий, потому что хотел посидеть в тишине. — Я буду огневиски. — Мы не наливаем школьникам. Черт возьми, минута разговора — а она уже меня бесит. — Я совершеннолетний. — Могу предложить тебе зелье для улучшения слуха, — говорит Саванна. — Потому что я сказала, что мы не наливаем школьникам, а не несовершеннолетним. — Ты сама прекрасно видела, как нам наливали в прошлый раз, — напоминаю я. — Видела, — она кивает. — Но я не хочу нарушать правила только потому, что их нарушил кто-то еще. Если хочешь, я могу позвать хозяйку и спросить разрешения налить тебе огневиски. Господи, какая же она раздражающая! Неужели я попросил что-то очень сложное? Был бы тут Скорпиус, она бы сразу ему все принесла. — Хорошо, — говорю я, потому что ей, очевидно, нравится меня доводить. — Тогда черный кофе. Саванна задумчиво смотрит на меня, прикусив щеку. — По идее я вообще не должна поощрять посещение «Трех метел» без разрешения, — медленно произносит она. — Но так и быть, кофе я принесу. Там, где я жила, в основном пьют чай, но я слышала, что люди без кофе иногда становятся совершенно несносными. — Надеюсь, ты его не отравишь, — говорю я, пропустив укол мимо ушей. — Не вижу смысла, — она пожимает плечами. — Кажется, в тебе и так яда достаточно. Да что я ей сделал? Я уже собираюсь ответить, но она выдает мне самую лучезарную улыбку и говорит: — Ваш заказ скоро будет готов. Саванна уходит и через минуту возвращается с чашкой кофе, которую молча ставит передо мной. Выглядит и пахнет он нормально — если не брать в расчет то, что его всегда подают здесь с меренгами на блюдце. Саванна же не принесла даже сахар, но на это мне плевать. На вкус кофе тоже не вызывает подозрений, и я допиваю его в долгожданном спокойствии. До встречи со Смитом остается чуть меньше получаса, но идти до нужного места около минуты, так что я остаюсь в «Трех метлах». Резкий звук заставляет меня обернуться: в одно из окон начала биться сова, стуча клювом и панически хлопая крыльями. Саванна подбегает, открывает форточку и впускает птицу внутрь. Та обессилено, почти падая, слетает на стол. Саванна возвращается с низким стаканом воды и кормом, высыпая его прямо на стол. Пока сова мечется между едой и питьем, она отвязывает от ее лапы конверт и смотрит на меня. — Тут письмо для тебя. — Что? — Написано «Альбусу Северусу Поттеру». Тебя реально так зовут? Я еще раз смотрю на птицу: она слишком взъерошенная и потрепанная, но я уверен, что не видел ее никогда в жизни. Смит бы точно не прислал товар в общественное место, даже если бы снова решился отправить сову, но больше у меня нет вариантов. Я подхожу, забираю из протянутой руки конверт и тут же бросаю его на стол. Имя на нем вызывает вспышку боли, будто выведено не чернилами, а быстродействующим ядом. Сердце бьется так быстро, что его стук сливается в гул в ушах. Мне не хватает воздуха, но я не могу вдохнуть. — Ты в порядке? — голос недоуменный и обеспокоенный. Я через силу перевожу взгляд на Саванну, но перед глазами по-прежнему стоит имя — Саммер Холл. — Мне избавиться от письма? — Нет! — я выбрасываю руку вперед, чтобы перехватить ее, хотя Саванна не сделала ни одного движения. — Нет. Не надо, я… я прочитаю. Я поднимаю конверт и возвращаюсь к себе за столик, чтобы не привлекать еще больше внимания, но открыть его сразу не могу. Что она написала? Зачем? Почему именно сейчас? Она хочет спросить, наслаждаюсь ли я жизнью? Объяснить, почему бросила меня? Предложить снова сойтись? Я не готов ни к одному из этих вариантов. Я так долго пытался ее забыть, глушил воспоминания и чувства злостью, алкоголем, травой, а теперь она пишет мне как ни в чем не бывало! Как будто ей ничего не стоит просто ворваться в мою жизнь и снова перевернуть в ней все с ног на голову. Но что, если что-то случилось? Лили ведь говорила, что Саммер не вернулась в школу, но я не хотел об этом думать. Вдруг ей нужна помощь, вдруг она все-таки больна или… беременна. От последней мысли меня начинает тошнить, но я разрываю конверт, потому что не могу и дальше гадать. Лист исписан с двух сторон. Я пробегаюсь по нему глазами, но слова, которые выхватывает взгляд, не складываются в какой-то общий текст. И я начинаю читать сначала. «Дорогой Ал! Я не знаю, прочитаешь ты это письмо или сразу бросишь в камин, но я очень надеюсь на первое. Надеюсь не для себя — никакие письма и извинения не помогут мне простить себя за то, как я поступила с тобой. Но я хочу, чтобы ты знал правду. Может, тебе повезло и ты уже меня забыл, но если нет… Я знаю, насколько это больно — когда тебя бросают без объяснения причины. А я никогда, никогда не хотела причинить тебе боль. Когда-то я рассказывала тебе, что сделала одну из татуировок на фестивале «Магия музыки». Там все и началось. Там я встретила Джой. Она была именно такой, какой я пыталась казаться в лагере — раскрепощенной, веселой и свободной. Мы были знакомы всего несколько дней, но ни в кого до этого я не была так влюблена, как в нее. Но фестиваль закончился, и Джой уехала, пока я спала. Я потеряла голову. Думаю, меня больше ранило не то, что мы расстались, а то, что она даже не попрощалась со мной. Я не понимала, что сделала не так, и это непонимание парализовало меня. Я не могла двигаться дальше, забыла обо всей остальной жизни и ждала письма, которое так и не пришло. Я не хочу, чтобы такое было и с тобой. Особенно из-за того, что произошло дальше. Еще на фестивале Джой предложила мне попробовать кое-что, что помогло бы мне разобраться в моей жизни. Это вещество называлось «Третий глаз». Одна таблетка ненадолго отключала эмоции и оставляла только холодную логику — так проще принимать правильные решения. Я взяла две, и одну увезла с собой домой. Я лишь хотела получить ответы на свои вопросы, вспомнить о Джой что-то, что позволило бы мне понять ее мотивы или даже где ее можно найти. Это был экспериментальный наркотик с неизвестными побочными эффектами и составом, но я так отчаялась, что меня это не остановило. Я приняла вторую таблетку, и что-то пошло не так. Что бы это ни было, мне отшибло все эмоции. Осталась только пустота. Я думала, что можно умереть от разбитого сердца, но оно не идет ни в какое сравнение с этим серым, пресным, беспросветным ничем. Я не чувствовала ничего целый год. Существовала на травке и Эйфорийном эликсире, которые давали мне те поверхностные отголоски эмоций, необходимые для того, чтобы сойти за нормального человека. В середине смены у меня ничего не осталось, и я решила прибегнуть к другим способам. Все рискованные поступки, которые я выдавала за бесстрашие и любовь к приключениям, были всего лишь попытками получить адреналин. Так что я совсем не такая, какой ты меня считал. Я просто обманщица. Я не хотела впутывать тебя, внушать какие-либо ложные надежды, но… Ты был таким прекрасным, Ал. Таким добрым, чутким, понимающим, и я поверила, что ты сможешь меня исправить. Что если чья-то любовь и может меня спасти, то только твоя. Я так хотела влюбиться в тебя в ответ. Если бы я могла, если бы я еще была способна на это — я бы так тебя любила, Ал. Я не врала, когда говорила, что ты один из лучших людей в моей жизни. Ты потрясающий. И мне так страшно думать, что я сломала что-то в тебе. Чувства вернулись ко мне перед отправлением домой, в ту секунду, когда я увидела тебя в последний раз. Когда я поняла, что сделала с тобой то же, что со мной сделала Джой. Они вернулись не полностью, приходили и уходили рваными наплывами, но этого было достаточно, чтобы понять, что мне нужна помощь. Я рассказала папе и Бриттани, они отменили свадьбу. Я пишу тебе из больницы, где нахожусь с августа. Целители вернули мне способность чувствовать, но я буду здесь, пока не дойду до стабильного состояния. Поначалу я чувствовала все эмоции сразу — мой мозг одновременно среагировал на все, что пропустил за этот год. Это было настолько ужасно, что я хотела умереть, — но все равно лучше, чем было раньше. Я рада, что прихожу в норму, даже если это заставляет меня страдать. Я готова терпеть любую боль — почти любую. С чем я никогда не смогу справиться — это с виной за то, что разбила тебе сердце. Я понимаю, что ты никогда не ответишь на это письмо. Мне остается только надеяться, что оно поможет тебе меня отпустить или хотя бы убережет от повторения моих ошибок. Если ты презираешь меня — презирай, ненавидишь — ненавидь. Если тебе больно — и я не верю, что пишу это — позволь этой боли тобой овладеть. Но, я прошу тебя, не глуши все эти ужасные чувства, которые я заставила тебя почувствовать. Только когда ты примешь их, они начнут проходить и отпускать тебя. И ты снова будешь счастлив. Больше всего я хочу, чтобы ты был счастлив. Саммер» Я… не знаю, что думать. Смотрю на письмо и не могу поверить в то, что только что прочитал. На столе передо мной появляется стакан с каким-то кофейным напитком, и я перевожу взгляд на Саванну. — Что это? — Кофе по-ирландски. Добавила немного виски, — говорит она и в ответ на мой недоуменный взгляд добавляет: — Ты выглядишь так, будто тебе это нужно. — Нет, — говорю я. — Спасибо, но я не буду. Она закатывает глаза и забирает стакан. Часть меня жалеет, ведь после такого письма только и хочется, что выпить. Но одновременно после него больше никогда не хочется притрагиваться к алкоголю. Вообще к чему-либо подобному. Черт возьми, «Третий глаз» — это же то, что хотел продать мне Смит. Пиздец. Не знаю, сколько я читал письмо и пропустил ли встречу с ним, но мне все равно. Я не приду. Я оставляю на столе деньги, не считая, сколько именно должен, и покидаю «Три метлы». Иду в Визжащую хижину кое-как, не разбирая дороги, потому что думать могу только о письме Саммер. Но информация все равно не укладывается у меня в голове, как бы я ни пытался ее понять. Саммер в больнице. Саммер была влюблена в девушку по имени Джой. Саммер приняла наркотики, которые похерили ее психику. Саммер все это время ничего не чувствовала. Саммер все это время ничего не чувствовала ко мне. Саммер… Я вообще не знаю, кто такая Саммер. Каким-то чудом я добираюсь до хижины раньше, чем у меня отказывают ноги, и в комнате сползаю по стене вниз. Отстраненно замечаю, что угли уже не тлеют. Наверное, Мелани ушла сразу после меня. Письмо все еще зажато в моей руке. Мне хочется разжечь камин заново и бросить его в огонь, но вместо этого я разворачиваю лист и начинаю читать снова. Когда я вспоминал наши отношения, они казались прекрасной, красивой сказкой, которая резко оборвалась, но на самом деле… Саммер использовала меня, а я не замечал, что она была абсолютно, невероятно несчастна. Даже не знаю, за кого из нас мне больнее. «…Я не понимала, что сделала не так, и это непонимание парализовало меня. Я не могла двигаться дальше, забыла обо всей остальной жизни и ждала письма, которое так и не пришло…» Слова расплываются перед глазами. Я не могу двигаться дальше. Я получил письмо, но все еще не знаю, как двигаться дальше. Оглушительный хлопок заставляет меня дернуться и сжать письмо в кулаке. Посреди комнаты стоит Джеймс. — Ал? — удивленно спрашивает он. Я опускаю взгляд на колени. — Что ты здесь делаешь? — Куртку забыл. — На стуле висит. — Ал, ты… плачешь? Я чувствую на своих щеках мокрые, щиплющие дорожки, которых не заметил раньше. — Да, — огрызаюсь я. — Поздравляю, ты попал на бесплатное представление. Это твое любимое — можешь посмеяться над тем, какой твой младший брат сопливый слабак. — Ал. Что случилось? — он продолжает наседать, но я не продержусь долго. — Какая тебе разница, Джеймс? Может, просто сфотографируешь меня и уйдешь? По-братски. — О чем ты говоришь? — он, кажется, возмущен, но мне сейчас не до него и его нежных чувств. — Я не знаю, что произошло, но тебе явно плохо. Я либо провожу тебя до замка, либо побуду здесь, но я не оставлю тебя одного. — А я хочу, чтобы меня оставили одного. — Что у тебя в руке? — Ничего. — От кого письмо, Ал? Я сминаю лист бумаги в ком и швыряю в Джеймса. — На, подавись, если тебе так интересно. Он разворачивает письмо и смотрит сразу вниз. — Саммер… Я снова опускаю глаза, чтобы не видеть, как он читает, но он пересекает комнату и садится на пол рядом со мной. — Хочешь, я ей отвечу? — Что? — от неожиданности я даже забываю о раздражении. — Я не знаю, что она написала, но явно что-то, что тебя расстроило. Я могу ответить ей, сказать, чтобы она исчезла из твоей жизни раз и навсегда… — Нет, не надо, — перебиваю я. — Она не ждет ответа. Джеймс не настаивает, и дальше мы молчим. Я слишком удивлен его порывом и не знаю, как на него реагировать. — Я видел, как сильно ты переживал расставание, — говорит он внезапно. — В августе. Я ненавидел Саммер за это, да и сейчас — я никогда ей этого не прощу. Но я был занят Мелани и ее помолвкой и не знал, как тебя поддержать. Но мне было не все равно. И да, у нас не лучшие отношения, но я бы никогда не смеялся над тобой, когда тебе плохо. Я не вижу ничего постыдного в слезах и не считаю тебя слабаком. Я хочу, чтобы тебе стало лучше. Ты хоть раз плакал за это время? Я лишь хотела, чтобы ты не был один, потому что справляться в одиночку гораздо сложнее. Не глуши все эти ужасные чувства, которые я заставила тебя почувствовать. Я не вижу ничего постыдного в слезах и не считаю тебя слабаком. Внутри меня что-то лопается, наверное, последняя струна, на которой держались остатки моего самообладания. Наружу вырываются рыдания, которые я не могу никак остановить. Слезы обжигают мое лицо, и я вытираю их рукавом, но на их место только приходят новые. Меня трясет, и я упираю локти в колени, чтобы хоть как-то удержаться на месте. Я не помню, когда плакал в последний раз, и теперь как будто плачу за все это время. Наверное, это выглядит жалко и убого. Но Джеймс не убирает руку с моего плеча.