Русалочка и Принц

Говорят, что раны нельзя залечить. Говорят, что рваные раны долго кровоточат, а когда перестает идти кровь — обязательно возникнет шрам, который будет напоминать о человеке, принесшем тебе боль. Болезненные слова, жестокие действия и эгоистичное желание причинить тебе боль — причины возникновения душевных ран. Поэтому бессмысленно просить прощения и ожидать, что ты его получишь. Ведь после каждого грубого слова, каждого твоего эгоистичного жеста появляется острый кинжал с лезвием тонким словно жало. На конце тонкого жала находится крохотный крючок — незаметная частичка, цепляющаяся за рану каждый раз, когда ты наносишь новый удар. Каждое твое действие — быстрый удар острым кинжалом, оставляющим на сердце человека все новые и новые царапины. Удар — и на ваших отношениях крестом лежит длинная царапина, второй — и на ней возникает капля крови. Ударь еще, и ты больше никогда не сможешь все исправить. — Я никогда не смогу все исправить, верно? На руках осталось липкое ощущение незримой пленки. Пленка обволокла кожу и при каждом движении неприятно натягивает ее, не позволяя в полной мере выпрямить пальцы. — Не молчи, я знаю, что ты смотришь. Скажи хоть что-нибудь. Тяжелые шаги эхом отдаются в коридорах, каждый шаг ощущается слишком остро, и каждый звук служит жестоким напоминанием, что больше никого нет рядом. Прикосновение пальцев к стенам дарует лишь холод. В этом доме никогда не бывает тепло и редко горит свет. Тень пожрала все хорошее, что в нем было. У этой тени есть большие длинные щупальца. — Ты считаешь, я должна была поддаться? Как ты это себе представляешь? Какая чушь! Только зажги свет, и образуется яркое пятно. Пятно осветит твою руку, твои пальцы, твои шаги и то, что находится от тебя на расстоянии вытянутой руки. А то, что находится дальше, — удлинит тени. И ты пожалеешь, что вместо того, чтобы спрятаться во тьме, решил выйти на свет. В темноте сложно ориентироваться, если не знаешь что где лежит. Поначалу сложно привыкнуть. Но затем учишься с этим жить. В этом доме нет зеркал. А на кухне находится всегда наполненный доверху чистой водой тазик. Над ним не висит зеркало — потому в темноте ты видишь только серый провал вместо стены. — Я должна хорошенько помыть руки. Помыть. Да, я могу. Глубокая вода тоже полна тьмы, в которой может скрываться все, что угодно. А наполненная емкость совсем неглубока. Ты можешь коснуться ладонью холодного дна — вода не доберется даже до локтя. До сих пор я посещала места, в которых не было глубоких вод. Ни морей, ни океанов, только быстрые ручейки, протекающие в недостаточно большие озера. Когда-нибудь я перестану хвататься за долины с тысячами ручейков и за пустынные барханы с одинокими зелеными оазисами. В тот день, когда я решусь, я увижу под ногами миллионы крохотных осколков разбитых камней и возьму в руки гниющий скелет погибшего моллюска. Тот день еще не настал. Но он уже близко. Я чувствую его дыхание. Сколько ни потирай руки, сколько ни мыль, пленка останется. Она засохла до такой степени, что от нее не избавиться. Я опустила горящие ладони в ледяную воду и глубоко задышала. Успокойся, девочка, что за эмоции? Закрой глаза, не смотри в ту сторону, не издавай звуков… тогда есть шанс, что он от тебя отстанет. Постепенно ощущение сгорающих от невыносимого жара конечностей исчезло, и пальцы свело от холода. Я облегченно выдохнула и вынула руки, стирая со лба выступивший липкий пот. «Посмотри на меня, Урсула», — как гром среди ясного неба прозвучало в тиши. Через оставленную брешь в окне просочился лунный свет, лишив меня блаженной полной темноты. С мокрых рук капнула вниз капля ледяной воды и с громким «бульк» нарушила водную гладь. Я поняла, что провалилась. «Смотри, Урсула. Смотри, что ты наделала», — вместо мужского голоса нагрянул женский. Я посмотрела. Над головой развернулось широкое бескрайнее небо, вмиг затопившее горизонт. Запели птицы. Повернувшись, я увидела большое дерево, оно единственное росло посреди большой поляны, полной желтых цветов. Поодаль росли другие деревья, поменьше и побольше, те всерьез конкурировали с затопляющим небом за места на горизонте, но их соревнование никак меня не волновало. Ведь под большим деревом, на постеленном большом пледе лежала женщина с длинными каштановыми волосами. Грудь ее мерно вздымалась, женщина спала. Я подошла к ней. Под ногами ощущалась прохладная земля. У меня не было обуви. Босые ступни касались холодной мягкой травы, тонкие зеленые нити просачивались сквозь пальцы, цеплялись за них, хватались и держали. Каждый шаг, совершенный в сторону спящей женщины, давался мне все труднее и труднее. Ноги все сильнее проваливались в опутывающую зелень, пока не увязли намертво. Я остановилась. До лежащей в траве женщины оставалось всего четыре шага. Я дернула ногой, еще раз, третий, другой, и взревела в бессилии. Потянулась к ней рукой, пытаясь коснуться, но тут глаз уловил движение. Женщины в траве больше не было. Утопающая в траве, она будто затонула полностью, рослой фигуры больше не виднелась — на ее месте белело мертвенным светом лицо мужчины со светлыми короткими волосами. Его глаза были открыты, суженые зрачки травяных глаз смотрели прямо на меня. Я закричала, дернулась назад, но опутавшая трава не пустила — и я шлепнулась на землю. Я повернула голову и оказалась в цветущем алым саду. Лес исчез, вместо него разрослись буйным цветом высокие колючие стены, на которых расцвели красные розы. Холод под ногами пропал: я опустила голову и увидела, что вместо заляпанных грязью пальцев виднеются аккуратные чистые башмаки. Должно быть, ходить в них одно удовольствие. И я пошла по колючему лабиринту, строго придерживаясь правой стороны. Зеленый лабиринт разросся и внушал уважение своей громадностью, я не была против блуждать по нему вечность, — однако вечность не входила в его планы. Внезапно колючие стены отступили, перед глазами появился белый столик. На изящном столе с резными узорными ножками стоял белый фарфоровый сервиз, в изукрашенной кружевами вазе стоял букет свежесобранных алых роз. За столом на белом стуле сидела рослая женщины с каштановыми собранными волосами. Она держала в руке пустую чашку чая. Увидев меня, она улыбнулась и указала на пустующий стул напротив. — Садись, — сказала она. Перестав блуждать мыслями, я вспомнила зачем сюда пришла. Уловив воспоминание, я рухнула на колени. — Моя королева, я прибыла так скоро, как вы того желали. — Хватит, Урсула. Титул не стоит того, чтобы изменять выстроенные временем отношения. Садись. — Ты говорила, моя милая Хильдир, что не любишь повторять дважды, — рассмеялась я и повиновалась. Несмотря на кажущуюся хрупкость, изящный стул легко уместил меня в себя и оказался весьма удобен. Не дожидаясь приглашения, я налила себе из чайника, Хильдир протянула пустую чашку — наполнила я и ее. — Ты не поверишь, но пришлось сделать повторения привычкой. Эти идиоты и подумать не могли, что супруга правящего монарха имеет право голоса. — Я удивлена, — воскликнула я, — притом удивлена неприятно. Они посчитали, что могут игнорировать пожелания королевы, бывшей вхожа в состав совета в качестве Гласа ведьм? Совсем совесть потеряли? — На Глас фей они стали смотреть даже более подобострастно, чем раньше. Что забавно — несмотря на все подобострастие, ее голоса они тоже слышать не захотели. Ты, наверное, слышала про некоего Сказочника, ставшего любимцем народа. — Кто уж про него не слышал, — заворчала я. — И я, и Глас фей Пафи возражали, но один из советников дал разрешение на печать сборников всей чуши, придуманной Сказочником. — Надеюсь его отстранили с должности? — Это не так просто, как хотелось бы. Они выражают мнение, что королева более не в праве решать за весь народ ведьм, ведь став ею, я перестала быть их Гласом. Сердце кольнуло подозрением. Я сузила глаза, всматриваясь в спокойное лицо королевы. — Ты же не позвала меня сюда по этой причине? Я уже отказывалась от должности. — И я не понимаю почему. Ты подойдешь на эту роль, пока нет кандидатов достойней. — Это «пока», — отложила я в сторону полную чашку чая, которую так и не пригубила. — Твой ученик дает хорошие результаты, он станет сильным ведьмаком. Взрасти его как Гласа. — Мит не подходит. Хотя он пока слишком молод, но… нет, он не подходит. Его способности велики, но сущность отпугивает от него людей — он не станет избранником народа, за ним они не пойдут. — Значит, найди нового! Любая ведьма пойдет к тебе на учение! А если никто не подойдет, научи свое дитя! — я взмахнула рукой, и хрупкий сервис сорвало со стола. Взорвались сотнями звезд лопнувшие чашки, опрокинулся чайник, вылился и образовался лужей на траве королевский чай, треснула ваза и съехала разрубленная половинка вниз — на землю, обнажив скрывающиеся колючие стебли. Стол опустел, и живот сидящей напротив женщины стал заметен. Она инстинктивно накрыла его рукой, пытаясь скрыть от обнажающего взгляда. — Ты не можешь так говорить, Урсула, — произнесла она замогильным голосом. Она убрала руки, открывая взгляд на живот. Живот исчез. Вместо него на белом платье возникло алое пятно. Хильдир продолжала говорить, а крови на ней становилось все больше. Кровь залила белое платье, отпечаталась красными следами ногтей на лице королевы и осталась на ее руках. Она говорила, и с рук ее стекала кровь. Я захрипела. Мороз сковал мне плечи, руки, ноги и голос. Я не могла говорить, не могла кричать. А королева смотрела на меня. Она развела руки, по обе ее стороны возникли две детские фигуры. По правую руку стоял мальчик с красными как гранат глазами. Он смотрел на меня с высоко поднятым подбородком, будто гордясь своим положением. По левую руку находилась маленькая девочка с забитым взглядом. В отличие от сияющих гранатовых глаз мальчика, ее желтый взгляд зиял пустотой. Она пряталась за рукой матери и смотрела в пол. Губы ее беззвучно шевелились, повторяя наущения кровавой королевы. Она была так же нема, как и я. Эта девочка не должна была жить такой судьбой. Я открыла рот и закричала со всей возможной силы. Из горла вырвался тихий сип: — Ты понимаешь, что творишь, Хильдир? — Я? Урсула, ты так говоришь, будто эта кровь не твоих рук дело. — Что? Что за чушь… Кровь была не на ее руках. Она была на моих. Это не ее лицо в гневе изорвали разломанные ногти, это было мое лицо. Кожу начало жечь, из глаз брызнули слезы. Слезы затопили все вокруг, стол в розовом саду исчез, как и колючий лабиринт — я стояла посреди огромного зеленого поля. Под моими ногами вниз лицом лежала женщина с каштановыми волосами. В ее спину по рукоять был воткнут длинный кинжал. На белом платье расцвел огромный алый цветок. «Смотри, Урсула, смотри», — сказал мужской голос. И я смотрела. В ложе из сухой пожелтевшей травы лежал мужчина с золотыми волосами. Его глаза были сомкнуты. Опустившись подле него на колени, я взяла его за руку. На грубых крупных руках алели изломанные крепкие ногти, именно ими он до последней секунды боролся за жизнь. Я знаю, потому что помню. Я помню эти пальцы, хватающие мое лицо, я знаю эти ногти, располосавшие мне кожу. Он открыл глаза. Сквозь меня посмотрели лишенные жизни зеленые омуты, в которых я любила когда-то тонуть. Когда-то они сияли, и не было ничего в мире прекрасней этого сияния. — Ты помнишь? — спросил он. — Я помню, — ответила я. — Смотри, — приказал он, и я послушно повернула голову. Во мраке сияла единственная свеча. В самом начале, еще до того, как она сломалась, свеча так же освещала тьму вокруг себя, охватывая светом фигуры сидящих на кухне друзей. Тогда он попросил приглядеть за семьей, тогда он бежал. А теперь стоял перед ней заросший, худой и с бородой. Свеча тускло мерцала, грозясь погаснуть, освещала она серые стены заброшенного дома фермера в пустыре недалеко от города. Напротив мужчины стояла женщина, она кусала до крови губы, сжимала руки в кулаки и кричала. — Смотри на меня, Видденсов! — кричала она. — Я так больше не могу! Не могу! Ты обещал, что скоро все закончится, но сколько лет уже прошло? Сколько? Почему я не могу вспомнить, но не могу забыть их крики?! Сколько еще мне нужно терпеть? Женщина рыдала, мужчина на нее смотрел тускло мерцающими зеленью искорками. Он протянул ей руку — она ухватилась за нее как утопающая. Сжав дрожащими пальцами его крепкую руку, она захныкала. — Беги со мной. Молю. Беги. Забери меня с собой. — Я не могу, Урсула. Ты же знаешь. Королева не теряет бдительности, нам нужно лишь ждать. И ты не можешь, это ты тоже знаешь. Благодаря тебе мы смогли вовремя увезти людей из провинции, ей не удалось нас схватить. Если бы не ты, мы бы не смогли продержаться так долго. — Плевать! Мне на это давно уже плевать! Посмотри на мои руки, Видденсов! Ты видишь это? Ты ощущаешь это? Мужчина непонимающе нахмурился. — Кровь! На них засохла кровь! Ты этого не видишь? Он покачал головой. Я смотрела на них, на эту пару, которая никогда не могла быть вместе. Но сейчас они стояли в тусклом свете, женщина заблуждалась и не теряла надежды, мужчина же смотрел на нее, как на капризного ребенка. Мягко поглаживал по дрожащим пальцам и увещевал ее бархатистым уверенным голосом. Женщина перестала дрожать. Она посмотрела в сторону. На столе рядом со свечой стояли две чашки, в которым мерцала прозрачная вода. Одна из них была полна до краев. Другая — пуста наполовину. Полная чашка находилась рядом с женщиной, а отпитая — рядом с мужчиной. Женщина рассмеялась. — Ты помнишь, как Хильдир заполучила трон, Видденсов? Ты отпил свою дозу. Она вновь засмеялась, рука ее протянулась к полной чашке, в которой находилась вторая капля. В зеленых глазах блеснуло понимание. Мужчина раскрыл рот, закричал и оттолкнул, вырывая из женских пальцев воду с зельем. Женщина отлетела к стене, сползла на землю. Распахнутыми сияющими безумием глазами она смотрела, как ее мужчина выливает зелье на землю. Она закричала. С криком из тела вырвались невидимые щупальца и ударили в его сторону. Мужчина ударился о стол и перевернулся вместе с ним. Свеча погасла. Женщина, опираясь на память, прыгнула в ту сторону. Отпихнула ментальной силой в сторону стол и схватила его горло. Он захрипел. Она часто дышала от страха и нервов, но крепко держала, ожидая когда он успокоится и затихнет. В кармане лежало запасное зелье. Если она сможет его вытащить, выпить и заставить выпить его, то все получится. Он бился под ней в полной темноте. Она навалилась на него всем весом и пыталась удержать. Он был сильнее, крупнее и опытнее в военных делах, она — была способнее. Ее щупальца держали его крепко. Он хрипел и пытался дотянуться. Сжатыми на манер когтей пальцами он полоснул ее по лицу, схватил за волосы, оторвал клок. Их битва шла в полной темноте и в полном молчании. Она зашипела от боли, когда крепкие ногти огнем прошлись по ее лицу. Засунув в карман руку, она вытащила пузырек. Откупорила, выпила. И только тогда поняла, что он больше не двигается. Он не дышал. Я отвернула лицо. На меня смотрели зеленые глаза. Я обхватила голову руками, сползла на землю и прижала лоб к холодным коленям. Сквозь закрытые веки на меня смотрели горящие зеленью глаза. Они говорили со мной, они молчали, они всегда были со мной. С рук льющимися ручьями стекала кровь, она затопила все вокруг: сначала мое лицо, затем волосы и ноги, затекла в рот и забулькала в горле. Я закричала, и проснулась. За закрытым окном в очередной раз восходило солнце.