___________
— Бедная девочка, она не заслуживает такой участи. — Мойра, каждый кто находится в этом доме — с презрением ответила Констанс, доставая из серебренного портсигара очередную никотиновую дозу, — так или иначе здесь поделом. — Это всё твой сын, — не угомонялась горничная, то и дело натирая мраморную поверхность столешницы, — это всё Тейт. Констанс, будучи до этого кроткой и невозбудимой, услышав имя сына из уст треклятой старухи, тут же переменилась в лице, продемонстрировав своё раздражение. — Не смей даже имени моего мальчика произносить, старая дрянь, — процедила сквозь зубы Лэнгдон, — или ты хочешь пулю и во второй глаз? Порядком раздражённая женщина во мгновенье пересекла столовую и рывком задёрнула штору как раз в тот момент, когда Эйлин вновь появилась на лужайке у дома. Ещё ни один призрак на её памяти не мог смириться со своей участью столь длительное время. «Она только мешает» — выдал задымлённый смолами мозг женщины. Потушив до половины выкуренную сигарету о блестящую поверхность столешницы, которую с таким усердием до блеска натирала горничная, и кинув на ту ядовитый взгляд, она поспешила покинуть комнату. — Тейт, нам надо поговорить, — прокричала Констанс, подойдя поближе к ступенькам в подвал, — Тейт!___________
— Она всё ещё не принимает себя… — печально проговорил Тейт, усевшись на бетонный серый пол, — я знаю, что должен помочь ей, но не знаю как. С тёмного угла подвала в руки светловолосого вновь прикатился небольшой красный мячик. Последние несколько лет он довольно много просидел в подвале, лишь изредка покидая его и выбираясь наверх. Тейта гложила вина, но не за то, что он привёз безнадёжную одноклассницу умирать к себе домой, заключив её на территории проклятого дома навсегда. Он хотел помочь ей, хотел всё объяснить, но она всё ещё не могла переступить черту и смириться с тем, что жизнь давным-давно покинула её. — Бо, почему же она не уймётся? — продолжил парень, покрутив в руках мячик, а затем опять бросил его во тьму. — Сколько можно тебя звать? — раздражённо сквозь зубы процедила Констанс, бережно спускаясь по ступенькам вниз, словно опасаясь свалиться и тоже стать заложницей дома. — Я не обязан тебе отчитываться, — безучастно ответил парень, даже не повернув голову. — Я твоя мать! — Поздно же ты это осознала, — флегматично процедил Лэнгдон, продолжая безмятежно смотреть в темноту, — уходи. Качнув головой, будто пытаясь отряхнуться от услышанного, Констанс гордо выпрямила спину и, ловко развернувшись на каблуках, покидая сырой подвал, напоследок кинула: — Сделай с этой неуравновешенной что-нибудь, скоро приедут новые хозяева. Зажав красный мячик, вновь прилетевший ему в руки, Лэнгдон задумался над словами матери. «Новые хозяева дома». Наконец подкинулся шанс исполнить обещанное много лет назад. И лишь услышав недовольное ворчание из дальнего угла, бросил шарик, добавив: — Поиграй сам, дружище, кажется я знаю, что можно сделать.___________
— Милая, что ты делаешь? В очередной попытке прийти в себя и выбраться из паутины своего сознания Эйлин не заметила как опять оказалась на лужайке у дома. Вновь по дороге пролетел серый кадиллак, казалось он сейчас развалится прямо напротив неё. Но её больше не затягивало внутрь. Что-то новенькое, что-то изменилось в проклятой бесконечной цепочке. — Кто вы такая? Где я? — голос Менсон был напряжен, но она не чувствовала себя ни напуганной, ни умиротворённой. Какое-то странное чувство пустоты, что сгустилась вокруг неё. — Нора Монтгомери, — гордо выговорила женщина, — я хозяйка этого дома. А ты Эли? — аристократично сложив руки на груди, выговорила Нора. Женщина выглядела будто сошла с экрана чёрно-белого немого кино, датируемого эдак началом века. Такие наряды в девяностых не встретишь даже в загаженных роскошью витринах Тиффани. Весь её вид кричал о том, что она и сама не понимает что здесь делает, и только прокручивая между длинными пальцами, усыпанными разных форм кольцами, шелковый платок, она держит себя «в себе». У каждого свои чётки. — Я — Эйлин! — поправила озадаченная девушка. — Но… — на секунду замялась, — откуда вы меня знаете? — О, деточка, я знаю всех обитателей этого дома, — язвительный, но явно не со злыми намерениями, тон не по времени разодетой женщины сбивал с толку. — Но я не живу здесь… — Знаю! — подтвердила Нора, тут же продолжив, — тут никто не живёт, все мертвы, как и ты, дорогая. Эйлин будто бы не расслышала слова блондинки, которая неспешно двинулась в сторону наружной террасы у дома что-то мурлыкая себе под нос, и хотела переспросить, как мимо в очередной раз на максимальной скорости пролетел всё тот же автомобиль. Картинки в голове Менсон закрутились с той же скоростью: библиотека, выстрелы… Тёплые объятия сменяются на дикий холод, что вновь быстро обволакивает прозрачную кожу — занавес. За машиной с высоких ворот двора устремились два рыжих мальчика, громко хохоча и бросая вслед авто камни и всё что под руку попадается. Свет на верхних этажах загорелся и послышалась доисторическая музыка, что каждые пару секунд прерывалась то ли из-за потертости пластинки, то ли из-за неисправности проигрывателя, чёрные занавески упали и можно было увидеть лёгкий незамысловатый танец маленьких девочек, держащихся за руки. Казалось дом живой, заполненный жизнью до пределов, и только сейчас решил показать себя во всей красе. Последними на лужайке появились две женщины, наряженные в белую форму медсестёр, такую сейчас точно не носят, одна мокрая, словно принимала душ прямо в одежде, как сама Менсон иногда, у второй по всему туловищу виднелись красные полосы, словно от ударов ножом. Машинально пальцы Эйлин потянулись к животу и в одночасье испачкались в вязкой тёмно-бордовой жидкости, что новым потоком хлынула из простреленной дыры. — Господи… — бессознательно вылетело. — Его тут нет, — смиренный и слишком ровный ответ Монтгомери на вопрос, который так и не прозвучал из уст Эйлин, — дьявол только.___________
Эйлин Менсон бессознательно ковыляла к главному входу в особняк, её несли туда не её ноги, словно какая-то невидимая сила затягивала внутрь. Дверь отворилась сама по себе, как в том жанре фильмов, в которых обычно все разделяются в самый важный и опасный момент. Замерев в паре футов от входа, Менсон вспомнила, что уже переступала порог этого дома, хоть и не собственными ногами. Чётко выгравировалась в её голове вон та крошечная трещина между рамой и тяжёлой ореховой дверью, которую можно заметить только до боли в шее задрав голову. Тейт нёс её сюда на руках под сопровождение из полицейских сирен, и сквозь застилавшую взор дымчатую пелену, как оказалось не слёз, а смерти, она помнила — «ты не уйдёшь». — Дай мне руку! Из прострации её вновь вывел чей-то голос, но на этот раз она узнала его владельца и уже ни чуть не испугалась. Бархатный тон, с присущей ядовитостью, слегка детский, но слишком уверенный. Наведя резкость, Эйлин наконец-то увидела знакомое лицо. Лэнгдон стоял всего в шаге от неё. Грязно-серые рваные джинсы и полосатая выцветшая кофта не по размеру, слишком творческий беспорядок на светлой черепушке — именно таким она его знала. Он был всё тем же соседом по тесному проёму у орнитологической полки библиотеки, с всё тем же поникшим безжизненным взглядом, что таковым кажется только сначала, если не присматриваться. — Тейт? — глупый вопрос, но вполне уместен в столь нездоровой ситуации, самопроизвольно вылетел из пересохших побелевших губ Менсон. Она словно хотела убедиться в том, что действительно его знает, хоть ещё тогда, пересекая порог этого дома впервые, осознала, что не ведает о нём ничегошеньки. — Всё хорошо, — он не терял самообладания, и по-доброму расплылся в улыбке, которая образовала ямочки на щеках, такие обманчивые— просто дай мне руку. Лэнгдон протянул руку, непоколебимо выжидая когда за неё наконец ухватиться Эйлин. Он ждал слишком долго и теперь этой минутой готов был пожертвовать. Он не желал окунать её в этот замкнутый круг, пока она сама не будет готова. И вот, кажется, она действительно готова, он постарался подготовить её. В любом случае, он будет рядом, как тогда, как в девяносто четвёртом. — Ты убил меня? — на долю секунды её голос дрогнул, и Тейту даже показалось что она вот-вот расплачется, но слёз не последовало, от чего он ухмыльнулся, но тут же свёл брови и посерьёзнел. — Нет, не я! — тон уверенный, хоть и взволнованный. Он не оправдывается, нет. В нездоровых мыслях не раз прокручивалась пластинка того учебного дня, который навсегда отпечатался в истории школы Вестфилд. Он правда не хотел, чтобы она умерла, возможно она сама хотела этого больше, пусть даже на уровне подсознания, потому и не сражалась, не просила и даже не боялась, он это чувствовал и не нажал тогда на курок. — Я тебя спас, Эли! — Не смей меня так называть! — она зла, нет — она в ярости. — Ты тоже мёртв? Нет! Почему я здесь, если я умерла? — Никто этого не знает, — в ответ на разгневанный тон — тихий и умиротворённый голос Лэнгдона, успокаивающий, — но я точно знаю, что мы не заложники, Эли, мы — хозяева. Дай мне руку! Окровавленные пальцы медленно двинулись навстречу широкой горячей ладони, жар которой чувствовался даже на расстоянии нескольких дюймов. Лэнгдона ни грана не смутило, что его рука в одночасье запачкалась в чужой крови, и он тут же ловко переплёл пальцы с Эйлин. Ему наконец-то стало хорошо и спокойно, словно и не было тех лет, которые он провёл в ожидании её, в своей никому не понятной скорби. Едва Менсон переступила порог, как дом ожил, помолодев на её глазах. Жизнь, нет, не жизнь — смерть заиграла в нём яркими красками. — Ты боишься? — решился Тейт, наклонив голову и приблизившись на недопустимо близкое расстояние. — Нет. Очередная ухмылка, он знал, что она ответит так. Он прокручивал это в голове миллиард раз. Задорно подскочив и по-детски толкнув плечом Менсон, уже громче пролепетал: — Идём, я тебе всё покажу.