Я научу тебя любить

После того, как было покончено с Армагеддоном, а предсказание Агнессы Псих помогло им обоим выжить (спасибо ведьме за это от всей несуществующей демонской души), Кроули решил закатить закрытую вечеринку, «только для своих». И под «своим» демон подразумевал лучшего друга — невыносимого ангела. В последние дни Кроули много думал о пережитом, что было ему несвойственно — демон привык жить одним днём и беспокоиться лишь о том, как бы вытащить задницу одного пернатого из неприятностей, и о том, каких небылиц сочинить для отчёта Вниз. Змей думал о жизни, что провёл на Земле, о Смерти, что миновала (Кроули сумел ощутить леденящее дыхание Азраэль так близко, что время от времени по ночам его прошибала морозная дрожь), об Адаме, как ни странно. Что будет с его крестником? С крестником его и Азирафаэля, и последний неизменно сидел по левую руку от него и вжимался в пассажирское сидение Бентли. — Кроули, дорогой мой, ты нас развоплотишь. — пытался воззвать к здравому смыслу ангел, тут же закрывая глаза. — А Внизу и Наверху новые тела нам не выдадут! — Ничего, вспомним, как вселяться. — жизнерадостно отозвался Кроули. В отличие от Азирафаэля, он пребывал в наилучшем расположении духа. Он знал, что на какое-то время от них отстанут, а значит можно самую капельку отдохнуть. Расслабиться. Напиться, в конце концов, до беспамятства, позволив себе и земной оболочке прочувствовать все прелести страшного похмелья. Остановившись у обочины, Кроули поправил волосы, переодел очки поровнее и глянул на вывеску, что гласила «Pleasant Wines». Конечно, там редко бывали настоящие вина, однако всё лучше, чем покупать в супермаркете. Кроули проводил ангела раздраженным взглядом. Тот ненадолго отлучился в магазин, в то время как демон ворчал под нос, передразнивая диалог с Азирафаэлем как раз перед поездкой. — Мы не должны выделяться из толпы, привлекать внимание Ада, бла-бла-бла. — пробормотал Кроули, вываливаясь с водительского сидения, чтобы помочь Азирафаэлю с погрузкой. — Я не поеду к тебе. — стоило только забить багаж и заднее сидение ящиками с алкоголем под завязку и усесться на место, как ангел начал брыкаться. — В с-смысле «не поеду»? — не понял Кроули, наградив ангела тяжёлым взглядом. Тот, в свою очередь, даже не вздрогнул. — Мне не особо по душе твоя квартира, дорогой. — извиняющимся тоном сказал ангел и смущённо потупился, — Слишком жарко и много места. — слово «жутко» так и повисло в воздухе, но они дружно решили это проигнорировать. Кроули тяжко и с затаённой тоской выдохнул и, тихо выругавшись, тронулся с места по направлению к восстановленному добрым Антихристом букинистическому магазинчику Азирафаэля. Как же забавно, ангел резко отказался ехать к нему, но с лёгкой душой пускает демона в свой дом, раз за разом. Азирафаэль унёсся куда-то в подсобку, оставив Кроули оглядываться и нервно вздрагивать от неприятных воспоминаний. Всё выглядело точно таким же, каким было до пожара, даже пыль лежала в привычных местах. Но Кроули никак не мог отделаться от дрожи, непроизвольно вспоминая, как чудно полыхала вон та полка с Библиями, как струя пожарного гидранта разбила окно и снесла его с ног, как жадно трещал огонь, пожирая горячо любимые ангелом книги. Кроули нравилась обстановка тепла и уюта в жилище Азирафаэля — после вызовов в Ад самым лучшим чувством было завалиться к ангелу с бутылкой чего-то горячительного и вдыхать пыльный воздух с запахом книг и чая, как самый свежий морской бриз. Сейчас дышать было чуть легче, нежели раньше, стены перестали давить на него. Кроули плюхнулся в удобное кожаное кресло и, пока Азирафаэль искал по своим закромам бокалы, снял очки. Только рядом с ангелом он мог быть самим собой. Кроули устало откинулся на спинку кресла и открыл первую бутылку вина силой мысли — Азирафаэль будет копаться ещё лет сто, а на трезвую голову все эти мысли выдержать невозможно. Он думал о многом, постепенно погружаясь в необъятную бездну последних шести тысяч лет: от Падения и до этого самого дня. И почему-то в каждом воспоминании, по его правую руку всегда находился кто-то в раздражающе белом одеянии, слепящий своей святостью, о которую можно было греться, как о солнце. Странное дело, одинокие годы он помнил как-то серо и смазанно, словно вырванные кадры из чьей-то чужой жизни. Никаких плотных сюжетов, лишь какие-то расплывчатые куски и обрывки. Но стоило мыслям хотя бы косвенно коснуться Азирафаэля, и перед внутренним взором возникало всё больше деталей. Демон до сих пор помнит, как он удивился, когда в сером непроглядном тумане Уэссекса на него наткнулся рыцарь в до блеска вычищенных доспехах, которые даже в плотном тумане сияли так, что Кроули пришлось давить в себе желание защитить глаза вторым змеиным веком. Под забралом оказался старый знакомый, и как-то так вышло — Кроули и сам не понимал, отчего и почему, — он на автомате вступился за ангела, на тот момент очень даже его врага. Или та встреча в парке, когда Кроули, переломив через колено гордость, попросил ангела об услуге, протягивая маленький клочок бумаги. В том небесно-голубом взгляде, которым Азирафаэль наградил его, было поровну отвращения и страха. Демон так обиделся на него тогда, что впал в спячку, лишь бы не разгромить пару населенных пунктов, как в свои лучшие времена — стоило перешагивать через себя ради такой вот реакции? Только когда ангел принёс ему термос, от которого за милю несло святостью, много лет спустя, до Кроули дошло, что это был за страх в глазах Азирафаэля. Страх за него, демона. Страх, что что-то может пойти не так. Что Кроули погибнет. По телу прокатилась волна странного искристого тепла, от вина или от мыслей, неважно — демону с его змеиными повадками было приятно. Он заметно расслабился, тревога разжала свои тиски, и Кроули прислушался. Азирафаэль изо всех сил избегал ругательств и чертыханий, выговаривая сам себе что-то безобидное а-ля «болван» и «простофиля» — судя по всему, миссия по выуживанию бокалов затягивалась на неопределённый срок. Кроули взвесил идею пойти и помочь, но потом подумал, что нарвётся на слова в формате «ох, спасибо, дорогой, что пришел на помощь, это так мило с твоей стороны» и решил дать Азирафаэлю шанс проявить самостоятельность. Секунда — и вот он в бомбоубежище во время Лондонского Блица, и ему ужасно не по себе. Не от разрывающихся над головой бомб и слышимого даже под землёй надрывного воя сирен — хотя начальство в Аду не стало бы его винить за потерю тела, учитывая, что Вельзевул повелась на его россказни о том, что он начал Вторую Мировую — а (стыдно признаться) оттого, что он без понятия, где сейчас Азирафаэль. Нет, в плане, Кроули знал, что тот был в Лондоне по заданию Сверху, играл в шпионов, но где ангел находится в данный конкретный момент, когда всё трясётся от спускаемой с поводка мощи оружия смертных? Конечно, Кроули сразу почуял, что у его приятеля неприятности. И даже освящённая земля не остановила демона в тот момент. Что значили обожженные ступни? Порыв защитить победил в неравной схватке чувство самосохранения. Смертные даже не догадывались, как они были правы, называя Рай Небесной Канцелярией — Сверху, кроме как сверлить мозги подчинённым, заваливать их бумагами и разводить бюрократию, не умели ничего. Да и та улыбка ангела, которую Кроули скорее почувствовал, чем увидел, зажегшаяся после вручения спасённых книг несомненно стоила отчаянного блефа перед начальством за заковыристо использованное чудо. И тут Змей перенёсся в самое начало. Первая встреча у Врат Эдема. Точнее, даже раньше. Когда он только наблюдал змеиными глазами, зарывшись почти полностью в раскалённый песок, за шагами восточного охранника, за его манерами, за деревянно-правильной осанкой и за руками, сжимающими Пламенный Меч. Кроули все же решился к нему подползти, а ангел не только не порубил его на рулет, но и пустил в Сад. Наивный. Но это не вызвало у Кроули раздражения, как твердолобость других пернатых. А после ангел не разозлился на него за толчок в спину Еве к Первородному Греху. Он волновался о благополучии первых людей, а не о своём собственном. Надвигалось что-то новое, и ангел без раздумий спрятал его под своим крылом от дождя. — Ты бы ещё до Судного Дня копался. — Кроули принял из рук ангела наполненный бокал и дёрнул уголком рта, как бы признавая: да, дурацкий юмор, но уж какой есть. — Прости, дорогой. — произнёс Азирафаэль без капли раскаяния, — Меня преследовало ощущение, что Адам всё переставил, но книги стояли на местах. Сейчас я понимаю, что именно поменялось. — Расположение твоей посуды? — с сомнением протянул Кроули. — Это даже мило в какой-то степени. — улыбнулся ангел и пригубил красное полусладкое. Алкоголь уже вовсю курсировал по венам Кроули, когда взгляд демона зацепился за алые, влажно блестевшие губы, которые Азирафаэль к тому же постоянно облизывал. Так что мыслей о неправильности происходящего у Кроули не возникло. — Ты серьёзно? — он оторвался от изучения лица Азирафаэля и фыркнул, — Антихрист помешал нам получать удовольствие от выпивки, а ты считаешь это милым? Азирафаэль запротестовал, экспрессивно взмахнув руками и чуть не расплескав напиток, и Кроули позволил втянуть себя в азартный спор. Ангел остервенело доказывал ему, что везде можно найти светлые стороны, а Кроули, посмеиваясь, отбивал его аргументы и приводил свои. Вино было сладким, тягучим и дурманящим. Глаза блестели то ли от выпитого алкоголя, то ли от удовольствия. Казалось бы, за столько лет такое времяпрепровождение должно было приесться — ничего подобного. — Вторая Мировая. — выложил козырь на стол Кроули, надеясь заставить ангела стушеваться. Тот не замешкался ни на секунду: — Отсрочка перенаселения планеты. — Азирафаэль слегка смутился такому цинизму из своих уст, и быстро исправился, — К тому же, сколько героизма было проявлено! А победа укоренила в мыслях смертных понятие справедливости. Азирафаэль замолк, задумался над чем-то, приподнял бокал красного Шато, постучал пальцем по стенке бокала. На них опустилась тишина, но не неловкая. Уютная. Молчать с ангелом было так же приятно, как и говорить. Взгляд Кроули против его воли то и дело останавливался на ангеле: на том, как он, прищурив небесно-голубые глаза, гоняет по кругу какие-то свои мысли, как причудливо играет свет в его вине, как он потирает ножку бокала, как он улыбается, заставляя расходиться лучики-морщинки у глаз. Азирафаэль вдруг встретился с ним глазами поверх прозрачного хрусталя бокала. Кроули моргнул от неожиданности, забыв, что на нём нет очков, чтобы скрыть недоумение. — Чувствуешь? — тихо спросил ангел, внезапно трезвея. Однако, заметив озадаченно приподнятую бровь Змея, тихо вздохнул, отставив вино в сторону. — Что такое? Объяснись. — иногда, на пьяную голову, Кроули начинал говорить слишком пафосно, хотя когда это было не так? Да это он и создал пафос. — Ты не чувствуешь? — Азирафаэль был слишком увлечён этим нечто, что не замечал ничего вокруг. Например, как его собутыльник смотрит на него — с искренним непониманием. Демон осмотрелся вокруг, пытаясь понять, о чем говорит Азирафаэль. Кроули не чувствовал вокруг ничего выходящего за рамки и потому выжидающе уставился на ангела, а тот лихорадочно подбирал слова. Подобно запаху после дождя, это нечто с каждой секундой распространялось все больше, заполоняя комнату. Азирафаэль нахмурился, неспособный определить источник странной — но, безусловно, приятной, — энергии, а потом демон снова притянул его взгляд, словно сильный магнит. — Это исходит от тебя! — вдруг понял Азирафаэль, заставив Кроули фыркнуть немного натянуто. — Все в порядке, мой дорогой? — Само собой. — нарочито небрежно ответил Кроули, по неясной причине начиная нервничать, — Что такое, ангел? Азирафаэль поднялся с места и начал нарезать круги вокруг кресла Кроули. Демон подавил порыв сжаться, рявкнуть на него и, с трудом расслабив напряжённые мышцы, принялся следить за телодвижениями Азирафаэля. — Ты ведёшь себя глупо. Азирафаэль проигнорировал его, улыбнувшись: — Я, кажется, понял, что это. — эта улыбка могла обезоружить кого угодно. Если бы только ангел знал это, то светлая сторона прибрала бы к себе куда больше неудавшихся грешников. Кроули глубоко вздохнул, усмиряя приступ несвойственного ему волнения, и склонил голову к плечу, покоряясь судьбе и только ожидая приговора Азирафаэля. — Кроули, мне кажется, что это любовь. — скороговоркой, будто испугавшись своего порыва, проговорил ангел, снова присел на своё место, и тут же добавил спокойнее: — Я всегда знал, что в тебе есть что-то светлое. Его словно пыльным мешком по голове из-за угла ударили. Даже если бы Азирафаэль внезапно объявил о желании стать демоном, вряд ли реакция Кроули превзошла эту по интенсивности. — Ты с ума с-сошел?! — Кроули подхватился с кресла, сорвавшись на разъярённое змеиное шипение. Он опёрся о подлокотники кресла Азирафаэля, почти нависнув над ним, словно их разница в росте вдруг стала втрое больше. Азирафаэль непонимающе хлопнул ресницами, не осознавая, что случайно наступил на мину в голове Кроули, спровоцировав его этой фразой. Демон, понаблюдав за искренним недоумением пару секунд, зло фыркнул, отстранился и развернулся на пятках, собираясь уходить. Ангел прекрасно понимал, какое оскорбление наносит Кроули этими словами. Демоны по определению не могли любить кого бы то ни было. Азирафаэль поставил под сомнение саму суть Кроули, возомнив о себе невесть что. Нет, в самом деле, Кроули слишком долго закрывал на это всё глаза, ангел пересёк черту, нужно просто собрать себя в кулак и уйти. В горле клокотал яростный рык, и Кроули ускорил шаг, из последних сил удерживая злость под контролем. — Стой! — воскликнул Азирафаэль, нагло ворвавшись в его личное пространство и схватив за запястье, вынуждая остановиться. — Пожалуйста... — его голос дрожал, и только поэтому Кроули не стал грубо вырывать свою руку из чужих холодных пальцев. Демон, проклиная себя, отвернулся от спасительной двери и осмотрел Азирафаэля с головы до пят, напрягся. Ангела что-то не на шутку беспокоило. Тот мялся на месте, кусая свои безупречные тонкие губы, а Кроули, прокляв себя ещё пару раз, не смог оторвать взгляда от этого. — Я ведь... — Азирафаэль гулко сглотнул, его голос сорвался — Я ведь тоже... Тоже влюблён. Слова Азирафаэля повергли демона в неизведанные до сих пор пучины смеси неизвестно откуда взявшейся надежды и шока. Кроули на ослабевших ногах вернулся обратно и кульком свалился в кресло, со вздохом пряча лицо в ладонях. Азирафаэль — влюблён. Похоже, в него. Непонятное, одновременно щекочущее и жгучее чувство охватило Кроули, но постарался не подать виду. Гордость считала: проявишь слабость — потеряешь последние крохи преимущества. — Это случилось в прошлом веке. — голос Азирафаэля был полон светлой грусти и смирения, и Кроули задушил в зародыше желание утешить его, — В сорок первом году меня выручил один господин из передряги. Он и раньше это делал, но... Я не знаю почему, но я не придавал этому значения. Захлебнувшийся в искренности ангела, Кроули только и мог, что, вцепившись до побелевших костяшек в подлокотники, сжимать зубы, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. Азирафаэль не боялся показаться слабым и обнажить душу — в отличие от него самого. — ...Я волновался не из-за этого чувства. Я боялся потерять своего лучшего друга. — последние слова, подобно грому среди ясного неба, прозвучали в тишине комнаты слишком громко, хоть и были произнесены шёпотом. За громом последовала молния, и Кроули застыл, поражённый. Он вспомнил окружавшую Эдем Стену, трепавший волосы свежий ветер и то, как было сухо и тепло под ангельским крылом, не пропускавшим и капли. Сам Азирафаэль промок до последнего перышка, но не спешил использовать чудо, с улыбкой подставляя лицо первому на свете дождю. Его волосы вились у висков, придавая ему какого-то странного очарования, и у Кроули впервые сладко защемило в груди — чувство, которое сопровождало его веками после. Мир затих на мгновение, словно у Кроули резко пропал слух. Ничего вокруг — только глаза Азирафаэля, мягко горевшие восторгом. Такие… светлые. Вот оно — небо перед дождём. Точный цвет его глаз. …потрясённый осознанием, Кроули не понял, когда Азирафаэль успел оказаться так близко. Кроули пожалел, что очки были не на нём — ему было жизненно необходимо смотреть куда-то в другую сторону, а не на ангела с его понимающей улыбкой, причём, желательно, так, чтобы его неловкость не была столь очевидна для Азирафаэля. — Ты говоришь так, словно все знаешь. — разрезал уютную тишину, повисшую в комнате, Кроули, разжимая и сжимая кулаки. Сомнения закрались в душу и прихватили за горло. А что, если для Азирафаэля это всего лишь очередная победа Добра над Злом? — Ты кое-что упускаешь из виду. Я демон. У нас отключена функция «любви». Дьявол, как бы проще было, если бы Азирафаэль продолжал игнорировать исходящие от него волны чувства, как сотни лет до этого. — Но и ты упускаешь кое-что из виду. — всё никак не унимался Азирафаэль, оспаривая слова Кроули. — Ты тоже был ангелом. Мы все рождены по одному и тому же шаблону. Глаза ангела горели так ярко, что Кроули перестал замечать что-либо вокруг. Он говорил убежденно и горячо, слова стекали с его рта, отравляя Кроули сомнениями, как сладкий яд (кто тут вообще Змей, скажите на милость?). Кроули задумался и прикрыл глаза, не в силах смотреть на своего лучшего друга. Да, когда-то он был ангелом, но затем связался не с той компанией, и вот глазом не успел моргнуть, как осторожно сошел вниз в Ад, где, благодаря изворотливости, хорошо подвешенному языку и добровольному желанию прозябать на Земле, которую в Аду все хором презирали, быстро спустился по карьерной лестнице. Там, Внизу, он стал тем, кто он сейчас. Всю свою сознательную жизнь Кроули пытался избегать мыслей на тему «а что, если бы я не Пал?». Не то чтобы он особенно об этом сожалел. Об этом жалел Азирафаэль, а Кроули иногда за компанию поддавался меланхолии. За всей этой погоней за самим собой, что длилась секунды, Кроули пропустил момент, когда Азирафаэль, до этого просто пододвинувшийся к нему, положил свою ладонь ему на кисть и слегка сжал. Кроули натужно сглотнул ком в горле, отвёл взгляд куда-то в сторону и вдруг осмотрел кресло, на котором сидел, свежим, незамутненным взглядом. Чёртово чёрное кожаное кресло, которое никак не вписывалось в интерьер, и которого точно не было в магазине Азирафаэля до этого — такие вещи были не в его стиле. Крестник. Дерзкий мальчишка. Сам Антихрист. Ну, если рядовой ангел смог вот так просто прочесть его демоническую ауру, то что и говорить о сыне Дьявола? Вот он и… понаставил. И, чёрт возьми, оказался прав. — Что, ангел? Любишь меня? — выгибая бровь, спросил Кроули с толикой сарказма. Ирония работала как защитный механизм, и ангел давно перестал на это обижаться. — Да. Люблю. — признание Азирафаэля не должно было так сработать на демона. Он же, ради всего грешного, демон! У него не должно так заходиться сердце и пульс стучать в ушах. Ещё бы радугу над ними повесить, осыпать розами и включить пение птиц, для полноты антуража. Кроули покопался в мешанине чувств внутри и, как ни старался, не нашёл раздражения. Только остаточный страх и шок, который нельзя было показать. Рука Азирафаэля легла на щеку едва-едва успокоившегося и поймавшего ритм дыхания Кроули, который уставился на ангела, широко раскрыв глаза. В этом глупом сентиментальном жесте ангела было столько тепла и света, что Кроули показалось, будто он на несколько мгновений ослеп, порывисто подавшись к ласковой руке. Осознание опрокинуло Кроули, словно волна цунами: сначала все противоречивые эмоции сошли на нет, а затем нахлынули с новой силой и заполонили все вокруг, сшибая на своём пути все преграды, что Падший строил внутри себя. Кроули вдруг понял, что это чувство в груди, которому он никак не мог подобрать названия — и есть настоящее. То, о чём говорит ему ангел. И это чувство было в нем ещё с того момента, когда Земле не было и двух недель. И с каждой новой встречей, с каждой секундой, проведённой, пусть и по разные стороны баррикад, но вместе, чувство росло. Чувство стало неотъемлемой его частью, и Кроули так свыкся с ним, сросся и смешался, что шесть тысяч лет просто не обращал на него внимания, как на нечто само собой разумеющееся. Как полёт для небожителей или дыхание для смертных. — Погоди, погоди… — Кроули осторожно отстранился и возмущённо высказал, — Ты влюбился в меня только в 1941? — О боже. — Азирафаэль закатил глаза, — Давай не сейчас. Острота получилась пресной, реакция на неё — наигранной. Кроули сомневался. Всю его жизнь, всё представление о ней только что перевернули с ног на голову, и почва продолжала скользить из-под ног куда-то в сторону, норовя опрокинуть и вовсе чёрт знает куда. С каждым жестом и прикосновением Азирафаэля становилось всё хуже и лучше одновременно. Ангел окончательно осмелел в своём стремлении утешить и успокоить, что было как нельзя кстати для тихо паникующего Кроули, и раздражения не вызывало. — Ангел, я не могу. — прошептал Кроули, глядя поверх макушки ангела. — Я не умею. Страшно. Страшно доверять, страшно открыться, страшно впустить ангела ещё глубже, быть отвергнутым и разочарованным. Одно дело — влюблённость, и совсем другое — то, как ты будешь с ней справляться. Особенно, если чувство взаимно. Демоны причиняют боль каждым своим действием. Что, если Кроули случайно, не зная как справиться с пожаром в груди, сделает больно доверчивому и наивному ангелу с его светлым чувством? — Умеешь. — утвердительно сказал Азирафаэль тоном, не терпящим возражений, и встретился с Кроули глазами, — Я напомню тебе. Я научу тебя любить.