***
Очередной день обычно жаркого июля оказался на удивление благосклонным, позволяя каждому из солдат заняться своим делом. Хотя для множества эта ситуация не являлась радужной. Аккерман знатно разбушевался с самого утра - и теперь тех, кто остался без дела, можно пересчитать по пальцам одной руки. Микаса, закончив со своим списком заданий, который оказался длиннее остальных, решила скоротать оставшееся время до долгожданного ужина во дворе, наблюдая за несчастными, которые до сих пор проходят свою испытательную казнь. Со стороны в сотый раз послышались кряхтения Саши, которая просто физически не могла нести ящики с картошкой, при этом ничего не взяв из него. Аккерман же поспешила покинуть её компанию, чтобы в случае, если Браус не сможет перебороть инстинкты, не попасться под горячую руку капитана, который не закроет глаза на её роль свидетеля. У входа в здание остановился Жан, стараясь вывернуть колёса коляски, чтобы спуститься с крутой лестницы. Неповоротливое крепление не позволяло выкрутить колесо в нужную сторону, при этом, не соскочив с каменной поверхности. Но Кирштайн продолжал мучить изобретение Зое, практически ломая поручни. Конструкция жалобно скрипнула, будучи не готовой к таким мучениям. Деревянный круг предупреждающе треснул, но парень упорно не обращал на этот факт внимания. Направление никак не сходилось со специальной дорожкой для спуска, и Жан, отпустив поручни, резко ударил по ним, выплёскивая всю горечь и накопившуюся обиду на самого себя. Но не учёл, что от этого коляска утратила управление, а треснувшее колесо сходило с места, потянув за собой и парня, которому через секунду грозила, встречала с землёй. Успев схватиться за ручки, что находились за спиной кресла, Микаса выровняла конструкцию. Кирштайн благодарно кивнул ей и покорно ожидал, когда девушка, повернувшись спиной к ступеням и подняв коляску на задние колёса, одно из которых предварительно вправила, не спустит его. Удары отдавали в теле тупой болью, но он не смел и слова произнести, понимая, что Аккерман действительно старается. Измученная коляска, наконец, встретилась с землёй, но девушка, вопреки мыслям Жана, толкнула её дальше. Вечернее солнце окрасило небо кровавыми полосами, словно опустившись вуалью на синеву. Но парень не смел и взгляда поднять, подбирая темы для разговора с подругой. Они, несомненно, стали ближе, но после всех слухов, что доносились, время от времени до него, Жан не хотел затронуть неприятную для неё тему, не смотря на любопытство. Моментами Кирштайн оборачивался на девушку, всматриваясь в бледное лицо, но отворачивался, как только замечал ответный взгляд. — Ты хочешь что-то спросить, — мягкий тембр голоса не подразумевал и толики вопроса. — Просто у нас разные слухи ходят... — Конкретнее. Парень вдохнул полной грудью, словно собираясь с мыслями и подбирая правильные слова, чтобы девушка не восприняла что-либо двусмысленно. — О твоём романе с капитаном. Микаса удивленно вскинула брови, смотря на затылок Кирштайн, который сжался от напряжения. — С чего же такие выводы? — Да хотя бы из этого. Светловолосая макушка дёрнулась немного вверх, чтобы обратить внимание собеседницы на что-то выше. Девушка повторила движение за ним - и в секунду её взгляд столкнулся с холодом серых радужек, владелец которых прожигал двоих. Странный трепет промелькнул в сердце, но в мгновение ока она подняла подборок выше, наигранно пренебрегая слежкой Аккермана, и поспешила покинуть поле его зрения, спиной чувствуя недовольство смотрящего.***
В нескольких метрах от входа образовалась толпа людей, которые прижимались друг к другу и медленным шагом, словно боясь страшного зверя, отступали назад. — Мы не специально! — воскликнул один из кадетов, беря на себя роль того наглеца, что будет оправдываться перед старшим. — Меня это не волнует, — обычно мягкий голос теперь отдавал сталью, которая однозначно появилась благодаря не самым хорошим, по мнению Микасы, генам. Рядовые вновь сделали шаг назад, когда из-за угла появилась причина ярого страха. Аккерман, окутанный в неровно обрезанный плащ, воинственно выставил руку вперёд, угрожая кадетам деревянным мечом. Подобно отцу он свёл брови к переносице, показывая уровень собственной раздражительности. Пренебрежительным взглядом Джейк окинул стоящий перед ним и, раздражённо цокнув, произнёс: — Не думайте, что это сойдёт вам с рук, глупые отродья. Тряпки в зубы и отмывать восточное крыло. Через два часа проверю. И не дай бог мне найти хоть пылинку. Будете вылизывать всё языками. Свободны. По команде рядовые отдали честь, а после, влекомые желанием оказаться подальше от этой маленькой копии их ночного кошмара, поспешили покинуть место наказания. При виде сей сцены Аккерман невольно приподнял уголки губ. Всё же это его сын. Без сомнений.***
— Ох, какой молодец, — произнесенные восторженным голосом слова действовали в качестве поддержки от Зое. Но если быть предельно откровенным, то сказаны слова были в попытке скрыть собственное волнение. Она поддерживала руками тело парня, чувствуя отчаянье удары сердца. Плечи, казалось, дрожали от напряжения, но это был простейший страх, о котором не смел, обмолвиться в присутствии наблюдателя в лице Катрайн. Девушка, прижав ладони к груди, внимательно наблюдала за процессом, в попытке запомнить каждую деталь, но даже такая сосредоточенность не отняла нежной улыбки, которой она одарила Кирштайна. И он ответил тем же. Теперь нужно стараться ещё больше. Дрожь прошла, Жан намертво вцепился в стоящие по бокам от него перекладины, пытаясь поднять собственное тело. Зое приговаривала над ухом, пытаясь похвалить за каждое правильное движения, надеясь, что это придаст ему уверенности. За долгое время сила из рук не ушла. Он твердо завис над полом, но ноги ещё были на подставке коляски. — Давай. Выставь вперёд левую. Кирштайн в ответ лишь вдохнул полной грудью, пытаясь задействовать необходимые мышцы. Он ощущал их, но совершить движение оказалось сложнее. Кажется, слишком. Секунда за другой слились в минуту боли от отчаянных попыток. Жан стоял, упорно отказываясь принимать поражение. Он чёртов воин, а не сломанная игрушка. Спустя минуты две Зое отчаялась. Сей опыт оказался в её жизни первым. В распространенных случаях, что стали привычными, с такими травмами никто не выдерживал до территории стен. Но даже врачебный интерес не позволял ей поддавать его таким пыткам. — Всё. На сегодня достаточно. В подтверждение слов она приняла попытку мягко опустить его, но Кирштайн остался на месте, шумно выдохнув. Самолюбие не позволит ему сдаться. Левая нога дёрнулась в сторону, а после подалась вперёд. Не терять голову от мимолётной радости, он не ослабил напряжение. Тело медленно тянулось к полу, чтобы найти новую опору. Стопа соприкоснулась с холодным деревом, от чего у Кирштайна появилось желание смеяться от счастья. Он чувствовал температуру. Нога встала ровно, готовясь принять на себя вес. И выдержала это. Жан ослабил хватку, позволяя себе полностью испытать состояние конечности. И он выстоял. Детская радость охватила взволнованное сердце, вынуждая его, подобно ребёнку, улыбаться. Со стороны послышался всхлип девушки, которая, всё ещё чувствуя вину, переживала каждое достижение бок о бок с ним. Но Кирштайн смотрел только в низ, не веря собственному везению. Он справился.***
— Она очень длинная, — малыш медленно проводил по гладкой поверхности дерева, подмечая размер. — И острая, — палец потянулся к железному наконечнику стрелы, но был остановлен строгим голосом: — Не трогай. Мужчина, усадив Джейка на колени, следил за каждым движением мальца. Тот с интересом рассматривал предмет, находящийся в ладошках, пытаясь представить, как же больно она может вонзиться в тело. Мальчишка из-под лба кинул взгляд на него, подмечая, что Аккерман абсолютно спокоен. Сегодня они учились точить стрелы для охоты. Вокруг нескончаемый лес с дичью и Леви решил обучить его основам охоты. Опыт показал, что умение владеть луком и стрелой может пригодится в самый неожиданный момент. Мужчина охватил его ладони своими, вложив в одну из них нож, а в другую деревянный стержень. Лезвие встретилось с поверхностью палки и, с помощью давления, отсекло от него кусок. Под правильным углом наконечник заострялся после каждого движения. Малец осматривал вторую готовую стрелу с гордостью.***
— Сейчас может щипать. Пропитанной водой тканью, девушка медленно смывала с кожи мальца свернувшуюся кровь. Тот мужественно терпел даже дезинфекцию, лишь сжав зубы, как это делает отец. — И как ты до этого докатился? Малец в ответ молчал. Тяжёлый выдох вырвался из груди девушки. Усталость наваливалась на плечи в конце дня, но это было только начало. Чёрт знает как, но мальчик умудрился подраться с сыном полицейского, что патрулировал местность. Тот парень был почти в три раза старше. Но Аккерман разбил тому нос на глазах у половины легиона и того самого полицейского. Глаза мужчины горели яростью, не имеющей границ, позволяющей даже ударить ребёнка. Мозолистая рука схватила Джейка за горло. Но Леви поспел вовремя. Джейк так и не удосужился объяснить девушке причину своего поведения, но, закрывшись от посторонних глаз, поведал всё мужчине. — Он сказал, что ты коротышка. Тихий шепот едва можно отличить от дуновения ветра. Ему стыдно. Ведь он не должен был обращать внимание на глупости отбросов, как его всегда и учил Аккерман. Но злость настолько овладела им, что никакие моральные принципы не могли остановить. Ведь он говорил про отца. В какой-то момент подобные высказывания стали не частью его мнения, а чем-то недопустимым. А мужчина перестает быть таким ужасным. Опустив голову вниз, он приготовился к наказанию. Его поведение оказалось недопустимыми для такого возраста и воспитания. Никто не сказал, что он перестанет себя так вести, но сейчас малец привлёк слишком много внимания. И почему-то на этот раз ему было стыдно перед Леви. Джейк сам не мог понять почему. Но он точно не жалеет. Ведь отец заступился за него. Заступался до последнего, как в драке, так и в разборке позже, несомненно, зная, что малец не полез бы первым. Мужчина до конца отстаивал его невинность. Тяжёлая и тёплая ладонь опустилась на черноволосую макушку. И в детских глазах застыло удивление. Аккерман его не ругал.