А вдруг любой подкроватный монстр, не страшен, суров, ершист. Не взор свиреп, и не коготь остр, а бархатен и пушист? Игрив, забавен и большеглаз, ухожен, лощен, душист, а вдруг он и вправду в десятки раз добрее и лучше нас? Не зол и опасен, как мир вокруг, где наши немы умы, а добрый друг, ну, а правда, вдруг? Чудовища… Это… Мы?
Эпилог
11 октября 2019 г. в 11:37
Он ещё долго смотрел в пустоту.
Ни времени. Ни пространства. Бог оказался там, где властвует тишина. Для него это конечная остановка и путешествие в одну сторону. Но Он тоже хотел остаться в вечности. Поэтому наконец распахнул небольшой блокнот. По сути даже записную книжку. Несоизмеримо тяжелую, наполненную строками боли и… откровения. Кто бы мог подумать, что самое жуткое порождение Его рук вдруг сможет вылить на бумагу нечто столь прекрасное. Трогательная история любви, смирения и жертвы. С каждой страницей можно видеть как менялся Дьявол. Как менялся с ним и мир вокруг. Но последние страницы остались пустыми. Так или иначе бумага на них вымокла. Возможно поэтому самый ужасный и прекрасный одновременно архангел оставил их как напоминание: где именно кончится история — решать только самому тебе. Даже сам Бог не вправе продлить или оборвать сладостные мгновения. Но Ему тоже есть, что сказать.
Чак уложил книжицу себе на колени. Прямо под корешком хранилась ручка. Маленькая. Полностью умещающаяся на ладони. Света нигде не было, но всё равно ему на глаза попалась гравировка: «зло породило зло». Он улыбнулся выбору сына. В его нелепом стиле гордыни и чувстве своей полнейшей невиновности. Вот сейчас и посмотрим.
Мне так интересно, что же вы всё-таки думаете об этой истории. Нет, даже обо мне самом. Вот вы, прочли всё с самого начала и до конца. Не кажусь ли вам я отродьем? Может даже тем самым злом, породившим всё плохое? Вероятно. Я не стану оправдываться. Лишь расскажу вам историю слишком любящего отца. Отца, который всё был готов отдать ради того, чтобы последние мгновения этого мира прожить достойно. Обретя смысл и друг друга. С испытаниями. Болью. Потерями и грехами. Так, как пришлось… Я пытался отгородить их от этого. В теории. Лишь в теории! — я косвенно смог бы питать целый отель их страхами. Но вскоре понял. Со столь глобальными разрушениями целого мира… Я правда хотел, чтобы выжил хоть кто-то. Чтобы рядом со мной мои творения существовали в гармонии. Чтобы Она их не забрала. Смерть порой слишком требовательна даже к самому Богу. Оставалось лишь смириться с неизбежным. Миру пришёл конец. Как бы сильно я не держал двери отеля. Как бы не пытался восстановить хоть жалкий уголок.
Я бы заново построил им Эдем. Как жаль, что даже я уже не в силах собрать крупицы пепла. С прорывом воды… я наконец это осознал. Нельзя навеки приблизить к себе своих детей. Страхи, страхи, страхи, страхи! Как долго они продержали всё на плаву. Ведь, знаете, ничего нет сильнее во вселенной, чем страх. Горе? — оно утекает подобно воде. Любовь? — о, как же она быстротечна! Даже боль не имеет столько энергии, чтобы пропитать маленький, пускай несовершенный, но Рай. Так или иначе, они погибли. Как и было суждено. Пускай мои дети ненавидели меня. Это пустяки. Они не познали ненависти друг к другу. Той, что была им предначертана. Подруга погибла ради подруги, а не позорно вонзила ей в спину нож.
Я остался совсем один.
Но даже это не заставит меня пожалеть о том, что я для них сделал. Ведь может хоть так я перестал быть непутёвым отцом. Может хоть так я оправдал себя и то, каким был раньше. Я всё отдал, ради их мимолётного спасения.
Я отдал им себя.
В самом низу ещё осталось место. Чак пожевал кончик ручки, с улыбкой понимая, что Его сын до этого поступал точно так же. Бог дописал ещё небольшой кусочек про себя, улыбаясь. Встав, он наконец положил блокнот на тёмную материю пустоты. Страница за страницей его поглощало небытие. А Он наконец заметил мелькнувшее бельмо. Грациозно и трепетно на Его подставленный палец приземлился мотылёк. Белый такой, с размеренно покачивающимся крылышками. Бабочка щекотала Ему усиками палец. Крошечная и бесполезная. Как и всё существование.
А в это время Пустота поглощала последний клочок бумаги. Стоит взглянуть, пока он навеки не исчез.