***
От неё пахнет ландышами и хризантемой. Не то, чтобы он принюхивался, просто мелкая гриффиндорка будто нарочно оказывалась где-то поблизости, рядом, будто следует за ним по пятам. Люциан небрежно облокачивается о каменную стенку и выпускает серый дым в вечернее небо. В школьном дворе в такое время довольно пусто, ведь отбой через полчаса. Сегодня вроде дежурит Снейп, значит проблем не возникнет, по крайне мере у Слизерина, и он спокойно может насладиться тишиной и покурить. В небе появляются первые звезды, а по левой стороне от стены раздаются совсем тихие шаги. — Чего надо? — как-то расслабленно роняет Боул, делая очередную затяжку. Он не смотрит в сторону оппонента, не замечает, как в ожидании ответа задерживает дыхание и замирает. Даже запах курева не может перебить её запах. А он так надеялся, что перебьет. Она топчется рядом. Совсем не уверенная маленькая гриффиндорка, но от этого не менее смелая, раз подошла сюда. Он готов поставить все, что у него есть на то, что эта девчонка снова заправляет прядь волос за ухо и глупо улыбается, облокачиваясь на холодную стену в двух шагах от него. Она низенькая, совсем тоненькая и хрупкая на фоне него, бугая, что нарастил себе гору мышц и вымахал почти под два метра. Как ее только в команду взяли? Хотя, шизанутый Вуд и не на такое способен. Она молчит. Стоит рядом и не слова не произносит. Смотрит на небо своими невозможными глазами и раздражает его своим существованием. — Слышь, краснопузая, — голос слизеринца грубый и хриплый от курева, — вали в свой курятник. Тихий час наступил. Он тушит сигарету и размазывает окурок ботинком по каменной дорожки, не замечая, как она вздрагивает всем телом, но не шевелится. Люциан разворачивается и уходит, а за спиной раздается тихий, нежный и звонкий голос: — Приятных снов. И от этого голоса мурашки по кожи и сердце сжимается.***
— Ты ударил мою подругу! — кричит она на все поле и Люциану хочется заткнуть её чем-то действительно эффективным, но вместо этого он лениво пожимает плечами и, под довольное улюлюканье своей команды, произносит: — Я спутал её с бладжером. Потому что в голову лезут одни глупости. Потому что взгляд останавливается на пухлых губах. Потому что он не о ком и не о чем другом просто думать уже не может. Потому что в его голове только и только эта мелкая гриффиндорка. Она смотрит на него с такой злостью, недоверием, отчаянием, что ему хочется самому ударить себя битой со всей силы. — Я думала, что ты лучше, чем хочешь казаться. Я ошибалась. — выдаёт она, прежде чем разворачивается и уходит с квиддичного поля вслед за своими тупыми друзьями. — Охуеть! И это почему-то сильно бьёт под дых. Какого гиппогрифа?! Он стоит не в силах понять, зачем она вообще подошла? Зачем произнесла это? Зачем вообще она… существует в его жизни, потому что её в ней стало слишком много и так мало одновременно. Да, и вообще, что их связывает? Квиддич, соперничество факультетов и парачка молчаливых вечеров перед отбоем. Но и этого почему хватает и не хватает в одночасье.***
Он стоит на платформе девять и три четверти, честно не понимая, что он здесь забыл. Хогвартс уже как год где-то за его спиной, но это его не остановило от посещения этого места. Люциан стоит у колонны и пытается выловить её маленькую тонкую фигуру в толпе школьников. Но её нет. Как будто и не было никогда. Люциан не сразу замечает, когда она к нему подкрадывается. Всё такая же маленькая и хрупкая, с лёгкой, смущенной улыбкой. И почему-то, эта улыбка больше не кажется ему глупой. Топчется на месте, поправляет светлую прядь волос и тихо-тихо, на грани слышимости выдыхает: — Привет… — Привет. — также тихо отвечает он, будто боится, что она исчезнет. От неё всё также пахнет ландышами и хризантемами и вроде ничего не изменилось, кроме одного: Люциан больше ей не соперник и не парень с враждующего факультета. Он может стать кем-то другим для неё одной, хоть и так все время был особенным. не понимая этого. — Кого-то провожаешь? — забавно наблюдать за её жалкими попытками завязать разговор. Гриффиндорцы косо поглядывают на неё, ведь как так можно, разговаривать с бывшим слизнем? Люциану становится очень смешно от всего этого и он не скрывает смеха, заставив девушку дрогнуть, удивленно распахнуть глаза и ещё больше засмеяться самой, а затем заехать ему локтем под ребра. — Эй, мне и так неуютно! А ты ещё… — Какая ты, дуреха, Кэти! Кэти… Ну, конечно… Её зовут Кэти, как котёнка, и кажется, он впервые назвал её по имени. Один этот факт заставляет прекратить его смеяться и самому смутиться не чуть не меньше, но скрыть это за привычной броней. Ей остается только хлопать глазами и беззвучно открывать рот, а затем обнять так крепко, как только можно, и больше не отпускать.***
Измятая постель вся пропахла ей. Люциан усмехается, наблюдая, как она нагая запахивает шелковый коротенький халат, закалывает непослушные волосы простой заколкой и спешит на кухню, готовить завтрак. Простыни измяты от её цепких пальчиков, что сжимали бедную ткань в очередном оргазме, а в его голове до сих пор картины школьного этапа. Он докуривает третью за это утро сигарету, вспоминает бессконечный стадион, Хогвартс и их игры в влюбленность, понимая какой идиот. Надо было ещё тогда заткнуть её поцелуем.... Его Кэти...