Грешники: Без права на ошибку

Постороннему глазу произошедший раскол был не заметен. Ким же посторонним не являлся, поэтому от всей сложившейся ситуации чувствовал себя особенно мерзко — даром что её причиной не был, как говорится, от слова совсем. Маринетт пунктуально опаздывала, чтобы не отвечать на расспросы о своей ледибажести, и одаривала окружающих непроницаемой улыбкой. Всё так же мимолётно здоровалась с Агрестом, вплывая в класс, так же бросала ничего не значащие фразы о погоде Кагами под его боком, так же подкалывала Хлою, и всё — по пути к их задней парте. Адриан хмыкал и старательно таращился в книжку, Кагами мелодично-холодно отвечала, Хлоя вообще никогда за словом в карман не лезла, это Ким ещё по коллежу помнил… Но хмыкание всё больше напоминало свирепое рычание, ответы — завуалированную тоску, придирки — самозащиту, и ничем хорошим это дело заканчиваться не собиралось. В обеденный перерыв Маринетт уводила парня не в школьный кафетерий, а в забегаловку через дорогу, тараторя при этом больше привычного. Их никто не останавливал — Агрест снова лез за книгой, Кагами не смела ему перечить, а Хлоя всеми незаметными способами старалась держаться к этим двоим — и их телохранителям — поближе. О произошедшем Ким знал не то чтобы со слов Дюпен-Чен, скорее, благодаря её срыву после того злополучного обеда у Фу. Ничего хорошего во всём этом не наблюдалось, и смска от мелкого Агреста была верным знаком его беспокойства о Маринетт и единственными свидетельством того, что ему всё-таки на неё не наплевать. В лицей же белобрысый ходил мрачнее тучи, сводил любое общение к тяжёлому взгляду и, по всей видимости, довольствовался позицией разобиженной стороны. И как бы Ким к нему не относился — на Адриана это было совсем не похоже. Положение дел не изменилось и спустя две недели. Только рычание становилось всё злее, придирки всё озлобленнее — и разбивались о безукоризненно вежливый оскал. Все четверо (или трое, потому что временами Ким ловил совершенно несчастный взгляд знавшей обо всех тонкостях вопроса Кагами, буквально умоляющей вмешаться и вернуть их общение как было) варились в безмолвной ярости, не собираясь делать первый шаг к хоть какому-то разрешению конфликта. Этот же шаг не мог сделать и Ким хотя бы потому, что не знал несомненно важных деталей, поэтому лишь простодушно разводил руками и догонял не остановившуюся вместе с ним Дюпен-Чен. Такими темпами всё могло запросто продолжаться до самого выпускного, но тут Агрест-старший перешёл кому-то дорогу, и этот очень недовольный кто-то в отместку объявил охоту на Агреста-младшего. Нет, за ним не бегали с автоматами и мешками, не караулили у входа в школу и не пытались прикинуться учениками, чтобы проникнуть внутрь. Об охоте на ухо шепнула Маринетт, безошибочно разоблачая слежку там, где даже создатели детективов не додумались бы, и ехидно комментируя (всё так же на ухо) каждый ход потенциальных конкурентов. — Это не наши, — девушка беззаботно отмахивалась от нависающих проблем ложкой из-под мороженого. — И они не знают, на чьей стороне я, поэтому в открытую действовать не решатся. А Ким опять задумался, так ли это хорошо, что теперь Ледибаг была известна в лицо каждому парижанину. Сама Ледибаг на «хорошо» и «плохо» мир не делила по определению, поэтому Ким старался лишний раз не заморачиваться. Но почему-то беспокойство всё равно продолжало поскрёбывать лопатку и заставляло недовольно ёжиться. Ловушка захлопнулась почти неожиданно. Зачем администрация школы так вцепилась в экскурсию по Монпарнасу, было непонятно. Либо директор был бессмертен, либо отдел, ответственный за экскурсии по этой башне, совсем свою жизнь не любил, как мрачно думалось Киму, но к этому безобразию принудили повально всех выпускников, не считаясь с их благосостоянием, отцами, покровителями или хитро-вывернутыми девушками-супергероинями. Запихнули в автобус, протащили через рамки-металлоискатели и разве что пинка для ускорения не дали. Маринетт ехидно захихикала и заявила, что кто-то слишком усложняет себе жизнь. Ким огрызнулся, что жизнь — это не формула приведения, чтобы её упрощать, и с каким-то нездоровым восторгом запихнул её в закрывающуюся кабину лифта. Так, в замкнутом пространстве, почти случайно оставшись без лишних свидетелей, собралась вся честная компания. Маринетт хмыкнула, явно поборов назойливое желание выйти на следующем же этаже, и многозначительно уставилась на камеру видеонаблюдения. Адриан отстранённо следил за каждым её движением, словно ненароком закрывая собой Хлою и Кагами. Блондинка пялилась в дисплей, где отображался номер проезжаемого этажа, Цуруги сверлила взглядом свои балетки, а тишина прерывалась только какой-то дурацкой мелодией из динамика. — Может, теперь кто-то соизволит объяснить мне, убогому и недалёкому, неспособному к телекинезу, какая моль вас всех перекусала? — с наездом начал Ким, прикидывая отведённое предстоящему разговору время. Ну, хоть в общих чертах они успеют разъяснить, да? — Телепатии, Ким, — насмешливо поправила Маринетт, чуть склоняя к плечу голову. В ответ он хотел брякнуть, что подобная терминология его ну вот ни капельки не ебёт, но не успел — замерцал свет, кабину тряхнуло, и лифт, падла этакая, остановился. Двери открываться не спешили, поэтому началось испытание на прочность. Первой нервы сдали у чертыхающейся Хлои. Она заколотила сначала по кнопке открытия дверей, потом — связи с диспетчером, но результатов никаких не получила. Динамики закряхтели и затрещали, но ничего вразумительного не сообщили, а двери вдобавок ко всему начали конвульсивно дёргаться, нагнетая обстановку. — Блестяще, — прошипела девушка, отшатываясь в угол. — Дивно. Изумительно. И под внимательными взглядами сползла на пол и обхватила голову руками. — Только приступов клаустрофобии здесь не хватает, — тревожно заметила Кагами, проворно подсаживаясь рядом. — Ты боишься замкнутых пространств? — Знаешь, наличие хладнокровной убийцы в этом замкнутом пространстве нехило так напрягает, ага? — завелась Хлоя, вздёргивая подбородок. Выпад остался без ответа. Кагами поджала губы, но ничего не сказала, Адриан вцепился в перекладину, словно надеялся выдернуть её в нужный момент и использовать как боевой шест, Маринетт вообще никак не отреагировала (хотя подспудным делом Ким опасался, что на провокацию она ответит и ответит весьма бурно). Но она лишь раздражённо повела плечами, переложила сумочку в другую руку и ещё раз попыталась дозвониться до диспетчера. У неё получилось. Сквозь хриплые помехи прорезался хриплый женский голос, интересующийся возникшей проблемой. — Мы из школьной экскурсии, мэм. Лифт вдруг остановился, но двери не открываются, — тут Маринетт притворно всхлипнула и зачастила плаксивой скороговоркой: — Так страшно, мэм, стены давят, хоть по потолку бегай, а одноклассники только смеются и отмахиваются, а у меня клаустрофобия, и сердце колотится как бешеное, а я маме обещала не паникова-а-а-а… — Кто там с тобой? Динамик треснул особенно громко, искажая голос до озлобленного рявканья совершенно другого человека. Маринетт заткнулась, зябко повела плечами и испуганно залепетала в два раза тише: — Ли Тьен, Цуруги, Буржуа и Агрест, мэм. Вы же нас вытащите? — Механик ищет проблему, — прохрипела женщина, чем-то постучав. — Сохраняйте спокойствие. И отключилась. Шкварчание и треск замолкли вслед за ней, музыку вернуть назад никто не сподобился (и слава богу!), поэтому тишину разбавляли только агонизирующие двери. Маринетт протяжно хмыкнула, обнимая себя за плечи, и совершенно спокойно, словно между делом, уточнила: — Ты в курсе вообще, что за тобой слежка? Заинтересованно приподняла бровь, когда Адриан сердито дёрнул губами и запальчиво выдал, что не её это дело. У Маринетт на этот счёт были свои мысли, которыми, впрочем, делиться она не намеревалась, поэтому лишь безэмоционально заметила, что кто-то здесь слишком откровенно психует, и словно невзначай покосилась на его руку. Ким машинально проследил за её взглядом — но кольца Кота Нуара на месте не наблюдалось. Вот ведь жук отчаянный: знал, что в опасности, и всё равно не надел. А может, именно поэтому и спрятал — чтобы в случае чего не… не потерять. Маринетт горько усмехнулась, прижавшись лбом к холодной панели управления. Закрыла глаза, позванивая крупными серьгами-кольцами, и снова перестала интересоваться всем происходящим. — И всё же, возвращаясь к нашим баранам, — напомнил Ким, вклиниваясь в гущу событий. — Что там, на том чёртовом ужине, произошло? Ваше поразительно единодушное молчание выглядит весьма интригующе. «И пугающе», — дополнил он мысленно, тяжко вздыхая. Нет, он, конечно, шутил, что отношения с Дюпен-Чен — отменная практика по оказанию первой медицинской помощи, но всё уже как-то слишком… несмешно. Совсем. Словно после того злополучного признания, произошедшего строго между этими двумя, и последующего отказа Мироздание хлопнуло в ладоши и с криками «так не доставайтесь же вы никому!» устроило им всем персональный пиздец. Что ни день — вылезает такая жуть жуткая, что даже и взрослеть неохота. То ли было дело раньше, когда всё было предельно просто: умный — отличник, драться — плохо, конфет у непонятных людей из рук брать нельзя, а все мечты обязательно сбудутся… — Она застрелила того парня! — взвыла Хлоя, подхватываясь на ноги. — Просто взяла и выстрелила! Словно это совсем пустяк — убить человека! Ким скептически пожал плечами, мол, тоже мне, новость века. И Агрест-то точно о таких делах знал, да и не похож он на человека, у которого сердце за каждого страждущего болит и ноет. Нет, тут определённо есть что-то ещё. — Ты меня не слышишь! Вот он стоял, живой, усмехающийся, а вот выстрел — и он лежит, кровь вытекает, и уже никогда не поднимется, его просто утаскивают, чтобы вид не портил! Просто потому что она приняла чей-то пистолет, вскинула руку и пристрелила, и на всё про всё не больше гр-рёбан-ной с-секунд-ды… В конец разревевшаяся Хлоя прижала ладони к лицу и выла уже в них, приглушённо и безутешно. Горько, даже сказал бы Ким, и в этом плаче совсем не было притворства. Неужели ли за эти дни она так никому и не выговорилась? Да хоть тому же Агресту! — Это она про того, которого отрядили за покоем Ледибаг присматривать, — шепнула Кагами, поглаживая блондинку по спине. — С формулировкой о «нарушении прямой воли» или что-то в этом духе, — досадливо поддакнул Адриан, пряча взгляд. Кагами предупреждающе прищурилась («сказано же — не палиться своими познаниями в китайском!»), Агрест в ответ сморщил нос («так все здесь знают!»), но громкий скандал никто из них не затеял, ограничиваясь гримасами. Высокие, чтоб их, отношения. Интеллигентные. Ким задумчиво мотнул головой, принимая информацию к сведению, пробормотал, что хоть с блондинкой прояснилось, и повернулся к Адриану: — А с тобой что? Агрест встрепенулся, как-то неуловимо изменившись, но молчал — лишь губы жёстко поджал, стекленея взглядом, вот и весь ответ. Ким подозрительно прищурился, прикидывая, как отмазаться от учителей, если сейчас набьёт ему морду. — Неважно, — лениво протянул Адриан, скучающе отводя взгляд. На лицеистах и других плохо знакомых с ним людях работало безотказно. Но у одноклассников по коллежу, которые помнили чуть более свободного в своих действиях Адриана-без-понятия-как-разговаривать-с-людьми и не прекращали с ним общаться уже после выпуска (то есть у самого Кима, Кагами, Хлои, Маринетт и, возможно, Нино с Алей), такой трюк должного трепета не вызывал и в смущённое бегство, к кое-чьему теперь сожалению, не обращал. Нет, Ким не исключал, что Агресту говорить о произошедшем так же больно и обидно, как и Маринетт. Но так уж исторически сложилось, что Дюпен-Чен стала ему гораздо ближе во всех смыслах, чем кто бы то ни был другой, и о её страданиях по этому поводу Ким знал наверняка, да и колышут они его гораздо сильнее, чем страдания золотого-оберегаемого-всеми-богами мальчика. Увы, чаще всего помочь девушке Ким был не в силах, поэтому в эту неожиданную возможность сделать хоть что-то, чтобы облегчить ей жизнь, Ли Тьен вцепился мёртвой хваткой. — От вашего «неважно» аж проводка искрит, — скептически заметил он, скрещивая руки на груди. — Окей, это как-то связано с выстрелом? Данетки так данетки. — Не трать время, — лениво откликнулась Маринетт, смешливо поджимая губы. — Просто у Агреста гордость задели, вот он с непривычки и огрызается. За смешливостью скрывалась тщательно замаскированная боль, и Ким знал об этом наверняка. Он уже хотел надавать обоим подзатыльников и нарычать, чтобы те наконец-то поговорили, но не успел. Кабина плавно качнулась и медленно начала подниматься. Маринетт настороженно повернулась к дверям и покрепче сжала ремешок сумочки.

***

Люди, выпустившие их из лифта, были, разумеется, далеко не механиками. Возможно, было не самое удачное время ёрничать, учитывая приставленное к затылку оружие, но очень хотелось. Двери открылись на вроде как закрытом на ремонт этаже. Продираясь через строительный мусор и плотный полиэтилен, их всех затолкали в какую-то котельню, усадили под трубы и, связав руки, приказали молчать и не дёргаться. Ким, в общем-то, и не дёргался, потому что дураком не был и видел, как пришипились остальные, сочтя за благо слиться с интерьером и не попадаться на глаза вообще — даже за Маринетт-Ледибаг могли потребовать выкуп, он же в этом плане был абсолютно бесполезен. Чёрт. За него стало страшно. Маринетт оглушительно чихнула, привлекая внимание тех двоих, которых оставили следить — «ня-я-янчиться», как было насмешливо сказано, очевидно, лидером этих отморозков, — и они, поигрывая пистолетами (поставленными на предохранители пистолетами, которые крайне неудобно держали в руках, не принимая никого всерьёз), переключили своё внимание на неё. — А девчонка не Ледибаг ли случаем? Французкий был безукоризненно чист, но то, что никого из них не стали досматривать, было… странно. Маринетт ожидаемо вздрогнула и съёжилась, когда волосы резко и больно потянули вниз, чтобы получше рассмотреть лицо, но между тем ехидно размышляла в ключе «хей, парни, вы наметились похитить наследников трёх буквально влиятельнейших людей города и вы настолько тупы, думая, что их предки не перестраховались на случай подобного? Господи, да из какой дыры вы вылезли?» Похитители были не местными (но почему-то хотели изо всех сил местными казаться) и лажали в откровенно простейших вещах — Маринетт точно знала, что самоубийц, которые рискнули бы полезть одновременно и к Агресту, и к Буржуа, и к Фу, в городе не было из-за чисто шкурного интереса. Эти же… — Фея, где твои блёстки? — Где твой костюмчик, Леди? — Слушай, может, она как Кларк Кент, его под одеждой носит? …эти же были полнейшими придурками. Рявкнула рация, докладывая обстановку, и надзиратели притихли, прислушиваясь к возможным указаниям. Указаний не было: засевшие в комнате охраны откровенно скучали, те, кто оккупировал диспетчерскую, ограничивались сухими «да» или «нет», главарь с группой шароёбился по лестницам… Сказочные идиоты. Маринетт судорожно всхлипнула, поменяв положение ног, и скинула балетки, неразборчиво жалуясь на новую обувь. Надзиратели, оба, снова повернулись к ней, один даже замахнулся для удара, и Маринетт уже не смогла скрыть торжествующей ухмылки. Клеймо диаспоры — татуировку на пятке — они узнали, по глазам было видно. Не факт, что понимали его значение, — иначе бы один из них не рискнул бы наклониться разглядеть его поближе, но уже что-то. Маринетт не шутила, что может убить ногами, — шею свернуть одними только бёдрами у неё получилось. Второго она просто пристрелила, пока его напарник пытался её сбросить со своих плеч, — ещё до того, как тот дёрнулся вызвать подмогу. Шальная пуля неприятно мазнула бок, и, поднимаясь, Маринетт горько вздохнула — новая блузка была безнадёжно испорчена. — Молчать и слушать, — тихо зашипела она, когда, развязав себе руки, принялась пилить верёвки остальным. — Не геройствовать. Не орать. Проблемы не множить, делать что скажу… — И умрём быстро и безболезненно? — Хлоя! Маринетт лишь поджала губы и глубоко вдохнула. — Если тебе от этого полегчает, — также невозмутимо продолжила она, сжимая нож, — то моя задача — не позволить вам сдохнуть. Ни у кого нет желания прыгать в окна? Потрясающая новость. Она проверила второй пистолет на наличие патронов и вручила его Кагами — как самому спокойному, очевидно, знакомому с оружием человеку в этой комнате. — Стрелять в любого, кто сунется проверить, — наставляла Маринетт, убирая порядком отросшие волосы в хвост. — Я поскребусь. И вышла — сбежала подальше от этой комнаты, вылавливать курсирующих по коридорам боевиков. — Будешь истерить, и я прострелю тебе колено, — мрачно проинформировала Кагами, смиряя Адриана крайне нелюбезным взглядом. Адриан резко вскинулся, недовольный её предательством, Кагами открыто поддержала Маринетт, многообещающе прицеливаясь, и Ким устало сполз обратно на пол. — Не знаю, что между вами произошло, но Маринетт тебя, придурка, любит, — мрачно прохрипел он и закрыл глаза. «Просто заставила всех в это поверить», — пробормотал Агрест, но тему развивать не стал.

***

В диспетчерской, в которую их позже перетащила Маринетт, были железная дверь, пульт управления лифтами, все их вещи и женщина-диспетчер в глубочайшем обмороке. Загружался на столе ноутбук, сверкали лампочками приборы, шумели сервера… Молчали Адриан и Маринетт. Адриан — потому что ему было больше нечего сказать, Маринетт — потому что после слов «ты заставила меня поверить, что любишь, хотя тебе просто приказали» говорить было больно. — Так убей меня. Я ведь не человек и не имею права на чувства, — вдруг не своим голосом сказала Маринетт, пустыми глазами заглядывая ему в лицо. — Убей и будь свободен. И Фу не сможет тобой манипулировать. Она даже вложила ему в руку пистолет и отошла на несколько шагов. — Но если тебе важно знать, если ты хочешь выслушать меня, то… Никаких приказов о том, что я должна втереться тебе в доверие, не поступало. Да, каким-то образом мы стали одноклассниками, но не более того. Фу вообще было фиолетово, как и с кем я общаюсь, ему была важна моя успеваемость — и всё. Она глубоко вдохнула и, гордо вскидываясь, расправила плечи. — Я могу даже зажмуриться, чтобы тебе проще было. Только целься в голову, чтобы не откачали. И действительно закрыла глаза. Может, если бы Адриану хватило смелости, она была бы ему даже благодарна — всё бы просто закончилось. Но вместо этого он её поцеловал. Задел остатки гордости, думая, что может сначала оскорблять, а потом вторгаться в личное пространство, и Маринетт хотела его оттолкнуть, но Адриан отстранился сам. Щёки у него были мокрыми от слёз, и Маринетт разрывало между праведным гневом (потому что плач по умолчанию — простейшая манипуляция, доступная человеку, и пошёл он с этими манипуляциями куда подальше, самый расстроенный в мире человек, видите ли) и жалостью — Адриан даже в шкуре Кота тщательно держал лицо под контролем, а эти слёзы на контроль как-то не тянули. Поэтому она тоже разревелась, ненавидя его за свои слёзы ещё больше, а потом порывисто поцеловала в ответ — просто под влиянием момента. Потому что она этого дурака всё ещё любила, потому что ему было плохо, потому что ей было плохо, потому что в голове крутились эти сны о других мирах и других Ледибаг и знание — стойкое чувство, — что как все Баг связаны со всеми Нуарами, так и они с Адрианом связаны друг с другом и вместе могут хоть уничтожить мир, хоть возродить, хоть создать новый. Но их миру такая сила была ни к чему. — Я не хочу, чтобы ты запомнил меня только куклой, созданной лишь для управления тобой, — прошептала Маринетт, для верности отступая на несколько шагов. — Потому что я люблю тебя настолько, что готова отпустить. И если любишь меня в ответ — позволь мне это сделать. А потом у Кима закончились терпение и запасы тактичности — он громко напомнил о своём существовании, досадливо отмахнулся от завозмущавшихся Кагами и Хлои (и Маринетт, наверно, показалось, что обе они тайком вытирали слёзы, почему бы им реветь?) и на правах наглого и взволнованного бойфренда напомнил о блузке. О насквозь окровавленной блузке, да, потому что Маринетт все равно с ней уже простилась и попрощалась. И боже, это была даже не её кровь. Так, издержки профессии. На профессию Киму было плевать. Ему было важно знать, что она не сдохнет от потери крови, что она не прячет какую-нибудь жуткую рану и не подаёт вида из-за гордости и нежелания показать слабость (он это не принимал и каждый раз долго и матерно орал, пока они не пришли к определённым соглашениям). Поэтому Маринетт покорно сняла блузку и только после визга Хлои поняла, почему это была плохая идея. — Не смей меня жалеть, Агрест, — рявкнула она, не оборачиваясь, чтобы Киму было удобнее обработать зассаждённое плечо и поцарапанные бок и лопатку. Агрест предпочёл молчать. Правильное решение, подумалось Маринетт, потому что он прекрасно отражался в тёмном мониторе выключенного компьютера и его сложное лицо ей совсем-совсем не нравилось. А спина у Маринетт была просто замечательная: стройная, прямая, исполосованная зажившими следами плети и кнута и пулевых царапин. Была ещё парочка синяков под рёбрами и совсем белый след от пули, прошедшей навылет, — в плече, ювелирно не задевшей никаких важных нервов и артерий. Киму от этого шрама тоже было плохо. В принципе, в основном из-за него Маринетт настаивала на кромешной тьме и выключенном свете, а потом, когда сказала, что Ледибаг, — они очень много и долго по этому поводу разговаривали. Адриану же хватило смелости этого шрама коснуться. Кожа там потеряла нормальную чувствительность уже года четыре как, поэтому его прикосновение было неожиданным и неприятным — Маринетт дёрнулась, Ким послушно убрал с царапины ватку с обеззараживающим и очень хмуро повернулся к Адриану. Который, похоже, дошёл до той стадии, когда на весь мир абсолютно плевать. Маринетт устало растёрла лицо. — Это прививка от страха, в ней, в общем-то, нет ничего страшного, — монотонно начала она, чтобы сразу прояснить все щекотливые моменты. — Просто в какой-то момент обучения ты получаешь пулевое или ножевое и больше не боишься схлопотать что-то такое уже в реальной схватке. — О да, в тебя выстрелили, чтобы ты больше не боялась выстрелов, абсолютно бытовая ситуация! — завёлся Адриан и нелепо взмахнул руками. — Действительно, сам стреляюсь каждый день, обожаю стреляться, моё любимое занятие! Он хотел продолжить что-то в этом духе, но тут подорвалась Кагами и от души вмазала ему пощёчину. Адриан заткнулся. Ким заклеил последнюю ссадину и молча стянул свою толстовку, предлагая одеться. — Ты добрый человек, Кот, — устало прохрипела Маринетт, потому что очень-очень-очень сложный день всё никак не заканчивался. — Уверена, что, будь твоя воля, — ты бы помог вообще всем в мире, и это очень хорошая черта. Но ты — Агрест. Тебе придётся встать рядом с отцом, если действительно хочешь помочь городу, и тогда твоё доброе сердце станет твоей слабостью. Она мягко сжала его запястье, призывая заглянуть в глаза. — Многие захотят этим воспользоваться, Адриан. Поэтому пообещай мне, что твой разум останется холодным, хорошо? Ищи двойное, тройное дно, советуйся хоть с отцом, хоть с Кагами — они всегда на твоей стороне. Я про Хлою молчу, она априори за тебя загрызть готова и ты это знаешь. Он скептически поднял бровь, и Маринетт невольно фыркнула от смеха. — Мне очень льстит. — Мы напарники. — И если мне прикажут тебя убить — я пойду тебя убивать, — она перестала улыбаться и выпрямилась. — Потому что у меня нет выбора. Но я пойду длинным путём и сделаю всё, чтобы твоя охрана сняла меня раньше, чем я тебя. Тогда мои родители будут в безопасности. — Но разве этот твой Фу не требует, чтобы ты затащила Адрикинса в постель и окольцевала в обход Цуруги? — неожиданно вклинилась Хлоя, и Кагами слишком явно помрачнела. И Маринетт единственная правильно поняла, почему — потому что обе знали правила, по которым живут. Для неё, дочери рядовой жены пекаря, полукровки, — для неё разрушение планов Фу, пусть и опосредственное, имело все шансы стать летальным. Кагами это понимала также явственно, как и сама Маринетт, и переживания Цуруги о ней Маринетт даже трогали. Она на секунду, словно ей снова тринадцать, представила, каково это — быть с Адрианом. Представила дом, трёх детей, большого пса. Представила, как могла бы помогать ему с работой, если понадобится, как сам Адриан в (несомненно редкие, но всё же) выходные с удовольствием бы возился с детьми. Как она могла бы научить дочь шить, а сыновей, определённо погодок, можно было бы отдать на фехтование и коварно подогревать их спортивно-братское соперничество… Они действительно могли бы стать красивой, счастливой парой, но… Фу не просто так старается добиться этого союза. Не просто так выдал именно им двоим Камни Ледибаг и Нуара — зная, не мог не знать, что их магия соединяет владельцев связью крепче брачных клятв, со временем позволяя жить единым могущественным организмом. Если всё и дальше пойдёт по этому плану — Маринетт никогда не станет свободной. Ещё хуже, что рядом с ней всегда будет в опасности и Адриан — хотя бы потому, что всё ещё готов безоглядно ей доверять. Это было страшно. — Я поставлю Фу в известность, что помолвка этих двоих состоится и ничто не в силах её разорвать, — и Маринетт специально посмотрела на Кагами, даже ободряюще улыбнулась. — О дальнейшем не стоит переживать. А потом наконец-то зазвонил телефон — начальник агрестовской службы безопасности снизошёл сообщить, что можно покидать безопасное место и спускаться в холл. Потому что старший Агрест ещё неделю назад нанял Ледибаг в телохранители своему наследнику специально для этой операции и с тех пор исправно и щедро платил. Крайне возмущённое лицо Адриана, только сейчас об этом узнавшего, никак не давало задыхающейся Маринетт отсмеяться.

***

Горилла вручил ей пакет с одеждой. Маринетт благодарно улыбнулась, сунула туда нос — и зависла. — Да этим платьем можно за квартиру на год вперёд расплатиться, — присвистнула она, пытаясь пригладить волосы в косе. Красивое люксовое платье, не вычурное. Приятное на ощупь, приятного цвета, приятной посадки и фасона, да, тоже приятного. Если Горилла считает, что она его вернёт, он промахнулся, — и пусть только попробует вычесть стоимость платья из зарплаты, она его найдёт и вырежет всю его семью. По холлу метались парамедики, полиция, люди в костюмах и прочая нечисть. Сверкали мигалками в окна кареты скорой помощи, полицейские машины, создавали невероятный гул. Впятером они были окружены людьми из СБ Агреста и медиками и находились отдельно от остальных. Ошмётки экскурсионной группы, которые ехали в других лифтах, просто там же и закупорили, не позволяя выйти на этажи. Когда Горилла передал, что опасность миновала, Маринетт просто спустила лифты на первый этаж, сообщая, что экскурсия отменилась. Выпущенные на волю преподаватели собрались грызться насмерть, но вид медиков и полиции их пыл резко убавил. Маринетт даже заметила, как какого-то препода оперативно пакуют в наручники, и даже лениво прикинула, кому из трёх авторитетов отдадут его душу. В любом случае — этого человека они больше никогда не увидят. — А если ты не оторвёшься от зеркала, то мы опоздаем в кино и билеты пропадут. Так что соизволь… — В кино? — удивилась Маринетт, поворачиваясь к Киму. — Какое к чёрту кино? — Мультик про принцесску в башне, тебе понравится. Тоже зеленоглазая блондинка в компании отморозков и прочего криминала. И сунул ей под нос телефон с раскрытым постером. И сообщением, что онлайн-билеты успешно оплачены. — Чем ты собираешься платить за еду? — тихо уточнила Маринетт, прикидывая, сколько ему осталось до получения зарплаты. Ким беззаботно пожал плечами, подавая ей сумку: — Знаешь, жизнь скучна без риска, а я хочу выгулять свою красотку, пока она не поросла мхом от предсказуемости расписанной по часам жизни. И чмокнул в щёку, обескураживая. Кагами, обнимающаяся с горячим чаем, ехидно захихикала. — Вали, пока предлагают, чокнутая. А то набегут следователи, запишут вас в свидетели — и хрен вы куда-то выберетесь. Маринетт перекосилась. Мелькать в уголовных делах и новостях ей не хотелось, поэтому съебаться в тёмный далёкий кинотеатр резко показалось потрясающей идеей. А ещё Киму и впрямь не мешало отвлечься. — Хорошо, но потом я свожу тебя в кафе. — Ещё чего! — Вообще-то равноправие — огненная вещь! Будешь выёбываться — вообще накуплю тебе еды на месяц вперёд. Хотя знаешь… — Хей! Пререкаясь и смеясь, они махнули на прощание руками и сбежали на улицу — к остановке подъезжал их автобус, заморосил дождь, мгновенно разгоняясь до полноценного ливня, и на заднюю площадку они запрыгнули абсолютно насквозь вымокшими. Не помогла даже толстовка, которую Ким растянул над их головами. — Типа им реально хватает денег либо на поесть, либо на кино? — тихо уточнила Хлоя, поуютней укутываясь в противошоковое одеяло. Кагами смутно пожала плечами, не отворачиваясь от окна, какой-то парамедик смешливо закашлялся в кулак, но ничего не сказал под грозным взглядом начальства, а Адриан задумался настолько глубоко, что даже не замечал ничего вокруг. — Ты не можешь помочь тем, кто отказывается от помощи, — многозначительно проговорила Кагами. — Она не уйдёт, если не будет знать, что родители в безопасности. — Но это же самоубийство! Почему она просто не попросит о помощи?! Кагами печально улыбнулась. — Потому что гордая. Прости ей её гордость — это всё, что у неё есть. Адриан тихо выматерился и совершенно отчаянно растрепал волосы. А вечером целенаправленно добивался личного разговора с отцом. Что удивительно — у него даже получилось.