Из пепла и тьмы

Если бы год назад кто-то сказал Маюки, что совсем скоро она устроится на работу под прикрытием к известной на весь Панем ученой и познакомится с теми, кто должен быть мертв, она бы ни за что не поверила и посмеялась в лицо безумцу, посмевшему ляпнуть подобную чепуху. Всю свою сознательную жизнь она была примерной дочерью своих родителей, добросовестно исполняла возложенные на нее обязанности и в сомнительные авантюры предпочитала не ввязываться. До недавнего времени. Фиктивная смерть Юширо перевернула привычную жизнь с ног на голову и заставила пересмотреть укоренившиеся в сознании приоритеты. Маюки пошла наперекор доводам рассудка и мнению окружающих, прислушавшись к сердцу, твердившему, что ее младший брат по-прежнему жив, и в конечном итоге докопалась до истины. Но истина эта оказалась неприглядной, грязной и страшной, а еще заставила Маюки окончательно разочароваться в людях. Когда они с Юширо были маленькими, родители читали им сказки про драконов, ёкаев и других невиданных существ родом из мифов и чьей-то богатой фантазии, и она всегда пряталась под одеяло, если в историях происходило нечто жуткое. Но мама и папа каждый раз успокаивали ее, гладили по волосам и приговаривали, что никаких чудовищ на свете нет, что они существуют только на страницах книг и в людском воображении. Тогда, будучи маленькой, наивной девочкой, Маюки принимала родительские слова за чистую монету и свято верила в их истинность. Но теперь она знает: чудовища существуют. Люди и есть самые настоящие чудовища, в погоне за собственными эгоистичными желаниями и стремлениями готовые лгать и убивать, идти по головам, разрушать чужие жизни по щелчку пальцев и ни капельки об этом не сожалеть. Она убедилась в этом, когда увидела, на что способны пойти власть имущие ради кошмарных амбиций. Таким нет оправдания и нет прощения. Такие должны гореть в аду — если он вообще существует, этот ад. Маюки часто думает о том, как сложилась бы судьба, если бы в тот далекий день она испугалась и не шагнула навстречу тому, кого боялась до дрожи в коленках. Протянув Флори руку помощи, она спасла не только его, но и Юширо. Поступи она иначе, брата уже бы давно замучили до смерти в ходе очередного эксперимента; размышления о том, что все могло быть совершенно по-другому, успокаивали как ничто иное, напоминая: ее выбор оказался правильным. Резкий, мимолетный укол боли заставляет Маюки встрепенуться и вынырнуть из омута сумрачных мыслей, затянувших с головой. Она рефлекторно дергает рукой, реагируя на внешний раздражитель, и слегка кривится. — Неслабо меня все-таки задело, — бормочет себе под нос, наблюдая за тем, как в ранку на плече попадает заживляющий раствор. — Ай! — Терпи. Зато потом болеть не будет. Флори сидит рядом с ней на диване и аккуратно обрабатывает след от пули с помощью медикаментов из аптечки. Рана несерьезная, но если запустить лечение, это может привести к печальным последствиям. К ампутации, например. Люди и от царапин умирают потому, что слишком халатно относятся к полученным повреждениям, а пулевое ранение — один из самых опасных видов травм; Маюки, связавшая свою жизнь с медициной, знает об этом как никто другой. В комнате тихо, никто из них не говорит, но она не ощущает дискомфорта и неловкости — порой молчание куда ценнее слов. К тому же, Маюки боится признаться в этом даже себе собой, не то что другому человеку, но ей нравится наблюдать за Флори украдкой, когда он не смотрит на нее в ответ. Он красивый, думается ей. Даже очень. Не то чтобы она не замечала этого раньше, просто не уделяла данному факту должного внимания, ведь до сих пор они только и делали, что убегали, прятались и снова убегали. Конечно, она видела его и раньше, в лаборатории, но безотчетный страх перед ним не позволял зацикливаться на внешности; Маюки и смотреть-то на него лишний раз боялась. Но сейчас, находясь в относительной безопасности, она ловит себя на мысли, что рядом с Флори ей трудно не пялиться на него столь беззастенчиво. Чувство для нее абсолютно новое и потому непривычное, ведь юноши из академии всегда были для нее не более чем коллегами по цеху — людьми, в обществе которых по воле случайного разделения на группы она вынуждена находиться большую часть дня. Но с Флори все совершенно иначе: Маюки только и может думать о том, что у него выразительные темные глаза, от одного взгляда которых ее до костей пробирает, а еще красивый голос, негромкий и глуховатый, и звучащий так, что его хочется слушать и слушать, а еще он довольно высокий и… «Милостивые боги, о чем я только думаю?» Будучи профи, она держала и продолжает держать эмоции при себе, не желая обременять Флори шокирующими откровениями; у него и без того забот полно. И вообще, она сама не до конца разобралась, испытывает ли к нему что-то помимо дружеской симпатии. «К тому же, у него есть Джоанна Мейсон, — издевательски напоминает внутренний голос. — Или ты забыла?» Маюки тяжело вздыхает. Нет, она прекрасно помнит и об этом тоже. Флори наверняка до сих пор любит эту девушку, а значит, она должна уважать его чувства и смириться с тем, что всегда будет для него лишь подругой. — Все в порядке? Растерянно моргнув, Маюки понимает, что он убрал медикаменты обратно в аптечку и уже несколько секунд обеспокоенно смотрит на нее. Мигом стерев с лица напряженное выражение, она слегка хмурит брови и отводит взгляд, надеясь, что он не станет заострять внимание на ее замешательстве. — Прости, я, кажется… задумалась. Ты что-то сказал? — Я спросил, как ты себя чувствуешь. — Все в порядке, — улыбка получается нервной. — Совсем скоро буду как новенькая, можешь не сомневаться. — Хорошо, — Он оставляет аптечку на столике и переводит на Маюки задумчивый взгляд. — Больше ты не станешь подвергать себя опасности. Никто из вас не станет. Я не могу обещать, что все будет хорошо, но постараюсь сделать так, чтобы вы вообще не принимали участия во всем этом. — Ты уверен, что справишься в одиночку? — Не забывай, кто именно мне будет помогать, — напоминает он. — Для Шанталя нет ничего невозможного. Вспомни, как он помог вам с Юширо, находясь при этом за сотню километров от вас. — Это так, но ведь он всего лишь человек… Как и ты. Как все мы. Люди не всесильны, Флори. — Знаю. Но придется пойти на риск, иначе мы до конца жизни будем прятаться, словно преступники. — Хорошо, — соглашается Маюки и спешит перевести тему: — Когда все закончится, что ты будешь делать дальше? Куда пойдешь? Какое-то время Флори молчит, глядя поверх ее плеча в пустоту. Он, судя по неловкой заминке, прекрасно знает ответ на этот вопрос, но ни за что на свете не озвучит его вслух. В голову лезут худшие предположения и домыслы; Маюки хотела бы ошибаться, хотела бы притвориться, что не подозревает о его планах, но с горечью осознает, что не в ее силах повлиять на принятое им решение. Она ведь, в сущности, ему никто. — Ты ведь уже обо всем догадалась. Не вопрос — утверждение. Неужели у нее все на лице написано? — Не делай этого, — просит она. — Я знаю, тебе больно, ты хочешь отомстить, но месть не вернет твою семью. Насилие ничего не изменит, ты ведь прекрасно это знаешь. В комнате воцаряется тяжелая, гнетущая тишина, не имеющая ничего общего с тем по-домашнему уютным молчанием, которое окружало их обоих несколькими минутами ранее. Маюки терпеливо ждет ответа, комкая пальцами ткань брюк, а Флори утолять ее любопытство не торопится. Когда же он, наконец, отвечает, его голос звучит глухо и надтреснуто, будто он через силу заставляет себя говорить. — Пусть не в моих силах вернуть свою прежнюю жизнь, но поступить иначе я не могу. Виновные должны понести справедливое наказание, и все они умрут, потому что содеянное ими невозможно простить или забыть. Если высшей справедливости не существует, я сам буду вершить правосудие. — Но ведь это путь вникуда. Насилие порождает лишь насилие. — Если ты не забыла, я убивал и до этого. Во всякие глупости про ад и рай я не верю и не верил никогда, поэтому меня не волнует, сколько крови прольется прежде чем последний виновный получит по заслугам. — Мне плевать на них, — Маюки повышает голос, не в силах больше слушать все это. — Они давно сделали свой выбор. Но если ты ввяжешься в эту войну, то можешь погибнуть. Я боюсь за тебя и не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью ради нас. — Но по-другому не получится, — Пустота исчезает из его глаз, и на смену ей приходит искреннее сожаление. — Если будет жив хоть один из них, нас не оставят в покое до самой смерти. Поэтому нужно положить этому конец и сделать то, на что за семьдесят три года не осмелился ни один из жителей Округов. — А ты не думаешь, что если пострадаешь, это причинит боль тем, кто тебя любит? Маюки слишком поздно понимает, что именно сказала, и мысленно залепляет себе крепкую затрещину. Но Флори, вопреки ее опасениям, не акцентирует внимание на последнем слове; кажется, он вообще ее не слышит. — Я уже все решил. Поверь, так будет лучше для каждого из нас. — Ах лучше? Решил, значит? Да ты… Она распаляется настолько, что становится неспособной контролировать собственные эмоции. Гнев и возмущение переполняют ее, словно вода чашу, готовые в любой момент выплеснуться разрушительной волной и смести все на своем пути. Чтобы не взорваться и не наговорить в пылу ярости того, о чем впоследствии непременно пожалеет, она стремительно вскакивает на ноги с твердым намерением уйти. Не важно куда — главное, не видеть его лица и не ощущать этой жгучей обиды, от которой сводит дыхание. Уйти как можно скорее. Горечь жжет изнутри, а простая истина прочно укореняется в сознании. Он никогда не изменит своего решения. Даже ради нее. Тем более ради нее. Впрочем, Маюки не успевает ступить и шагу. Чужие пальцы смыкаются на запястье, заставляя замереть на месте и обернуться. Она пытается вырваться, щурится опасно и зло, дергает рукой в бесполезных попытках освободить запястье, но Флори держит крепко, он намного сильнее, и потому ее тщетные трепыхания для него ничто. Руку будто в стальные тиски зажали — рыпайся сколько душе угодно, все равно не выберешься. — Пусти меня, — произносит она максимально спокойно, с трудом контролируя дрожащий голос. — Пусти. Но ее будто не слышат — вместе того чтобы разжать пальцы, Флори бесцеремонно притягивает ее к себе. Маюки упирается ладонями ему в грудь и судорожно выдыхает, когда одна его рука ложится на талию, а вторая на затылок, не позволяя отстраниться. От столь внезапной близости она теряется, а скопившиеся внутри злость и обида, несколькими секундами ранее грозившие выплеснуться наружу, чудесным образом испаряются, будто по мановению волшебной палочки. Проходит секунда, другая, и Маюки с нарастающим ужасом ощущает, как заливаются краской щеки и уши. В этот момент она радуется, что Флори не может видеть ее лица. — Отпусти, — повторяет она ему в шею глухо и почти жалобно. — Вот что ты делаешь? Зачем? Если хочешь уйти, почему не отпускаешь сейчас? — Потому что я не хочу тебя отпускать. И это правда. Она не знает — чувствует. Это, скорее, интуитивное — то, что не поддается рациональному объяснению, но существует несмотря ни на что. Она очень хочет спросить, что он подразумевает этой фразой, но решает не портить момент и разобраться со всем немного позже. Ее симпатия к нему, которую Маюки долгое время трактовала как простую дружескую привязанность, оказалась не чем иным, как банальной влюбленностью. Чертова химическая реакция, происходящая в организме. И как объяснить ему теперь все это, какие слова подобрать? А нужны ли они вообще, эти слова? Сама того не осознавая, она привязалась к Флори настолько сильно, что мысли о возможной разлуке причиняют невыносимую боль, а сердце ноет от одной только мысли о том, что она может потерять его навсегда. — Ну вот, все хорошо, видишь? — Его рука, скользнув по волосам, замирает на лопатках. — Теперь, если хочешь, я уйду. — Нет. Останься хотя бы сейчас. Она вцепляется в его руку с неизвестно откуда взявшейся силой, словно боится, что если отпустит, он куда-нибудь исчезнет. Флори двигается так, чтобы облокотиться спиной на подлокотник дивана, а затем притягивает Маюки ближе. Повозившись, она кладет голову ему на грудь и сама не замечает, как проваливается в сон. Когда она просыпается через час или около того и обнаруживает себя в чужих объятиях, то несказанно радуется тому, что темнота — кажется, свет в комнате погас автоматически — скрывает легкий румянец на ее щеках. Впрочем, Флори бы все равно этого не заметил — глаза закрыты, а сердце под ее щекой бьется ровно и размеренно. Сейчас, когда его лицо не сковано привычной маской ледяного равнодушия, он выглядит умиротворенным и даже беззащитным — Маюки готова поклясться, что впервые с момента их встречи видит его таким. Пролежав с открытыми глазами еще минуту или две, она позволяет себе отринуть назойливые мысли и вновь засыпает. Переживания отступают на второй план, и все, что остается — тихий стук чужого сердца и крепкие руки, обнимающие ее за талию.

***

Время в четырех стенах тянется медленно, лениво даже, и Ривер это, по правде говоря, немного угнетает. Она не жалуется — ведь она жива, здорова и находится в таком месте, куда не добраться людям, жаждущим разобрать ее на запчасти. К тому же, скучать ей не приходится: в этом месте она не одинока. Девушка по имени Маюки, ненамного старше ее самой, навещает ее уже третий день подряд. Несмотря на внешнюю строгость, она оказалась милой и довольно общительной. С ней можно говорить обо всем на свете и не ощущать при этом дискомфорта. Ривер с особым интересом слушает истории об академии профи, в которой Маюки и ее брат учились с тех пор как выпустились из начальной школы. Ей интересно все, начиная от видов изучаемых дисциплин и заканчивая сплетнями о преподавателях и других учениках, ведь сама она родилась и выросла в Пятом Округе и знать не знала о том, как обучают ее ровесников в специализированных академиях. Оказалось, что Маюки всегда мечтала связать свою жизнь с медициной и даже подала заявку на соответствующее направление, но из-за ситуации с Юширо была вынуждена отказаться от дальнейшего обучения и поступить на службу к Лане Кинберг. Она невероятная, думает Ривер. Такая смелая и решительная, готовая без раздумий пожертвовать своим будущим, чтобы спасти родного человека. Далеко не каждый нашел бы в себе мужество пойти на столь решительный шаг. «Я бы точно не смогла». Маюки располагает к себе других людей, не прикладывая для этого особых усилий — чего нельзя сказать о ее младшем брате. Юширо, несмотря на свой юный возраст, кажется Ривер угрюмым и равнодушным ко всему, что происходит вокруг, и она боится заговорить с ним лишний раз, чтобы не нарваться на колючий взгляд. Маюки пыталась убедить ее в том, что он безобиднее котенка; у Ривер не было причин ей не верить, но ее все равно каждый раз бросало в дрожь, когда юноша появлялся в поле зрения. Вот и сейчас он зачем-то пришел к ней в комнату, уселся на небольшой диванчик и уже второй час копается в устройстве, похожем на планшет. Точно, Маюки называла это коммуникатором. С виду как обычный телефон, но куда более навороченный. — От твоего пристального взгляда у меня скоро волосы дымиться начнут, женщина, — раздается вдруг скучающий голос, бессовестно вклиниваясь в мысли Ривер. Задумавшись, она сперва не понимает, что обращаются к ней, а когда до нее доходит, ойкает и поспешно утыкается в лежащую на коленях книгу. Интересно, Юширо заметил ее замешательство? Но он не смотрит, даже взгляд не поднимает от своего гаджета. — Прости, — тихо произносит она. — Я просто подумала, что… было бы здорово… ну, познакомиться поближе, вот. Ты так не считаешь? — Я держал тебя на руках, куда уж ближе, — хмыкает Юширо, и Ривер замолкает, переваривая услышанное. Стоп, что? Когда он… Она вспоминает о том, что долгое время провела без сознания, а значит, сбежать вместе с остальными из лаборатории на своих двоих никак не могла. Получается… Кусочки мозаики складываются в цельную картинку. Он и в самом деле держал ее на руках. — Ты… что?! — выдыхает Ривер и вспыхивает румянцем так, что краснеют даже уши. Умом она понимает, что Юширо не сказал ничего такого, что можно было воспринять как невероятно смущающее признание, тогда почему ей хочется провалиться сквозь землю от стыда? Как неловко-то, с ума сойти. — Да не реагируй ты так, — он, наконец, откладывает в сторону коммуникатор и поворачивается к ней лицом. — Я парень приличный. Несколько секунд проходят в абсолютном молчании. Ривер сосредоточенно буравит взглядом страницу книги, в то время как Юширо откровенно забавляется, подперев щеку рукой. — Ты весишь как пушинка. В тебе хоть сорок килограммов наберется? Уголки его губ приподняты в полуулыбке, а глаза так и искрятся лукавством и легкой заинтересованностью. Глупо отрицать, но таким он нравится Ривер намного больше, чем если бы привычно хмурился и смотрел с прохладным равнодушием. — Перестань, — она прячет лицо в ладонях и заливается краской пуще прежнего. — Это очень смущает. — Возвращаясь к твоему предложению, я совсем не против того, чтобы подружиться, — Юширо поднимается с дивана и подходит к ней. Ривер двигается, чтобы освободить место, и он садится рядом. — Надеюсь, что Ла Рэй не открутит мне голову за инициативность. Он же с тебя пылинки сдувает. — Флори? — округляет глаза Ривер. Ее удивление настолько велико, что она даже не замечает, как упирается пятками в чужое бедро. — Что ты такое говоришь? Он хороший. — Как же, — задумчиво тянет Юширо, и по складке, образовавшейся меж его бровей, можно решить, что вспоминает он то, о чем предпочел бы забыть. Ривер пугает этот отсутствующий взгляд. Она хочет спросить, что такое он имел ввиду, но молчит, плотно сомкнув губы. Захочет — сам расскажет, ведь они, как ни крути, почти незнакомцы. — Мне не нравится, как он смотрит на мою сестру, — вдруг ни с того ни с чего выдает Юширо, и Ривер заинтересованно подается вперед, ожидая продолжения фразы. — Не как на тебя, например. На нее он смотрит по-другому… понимаешь? — А по-другому — это как? — нарочно подыгрывает ему Ривер и улыбается. Конечно, она прекрасно понимает, что он имеет ввиду. Надо же, этот угрюмый с виду мальчишка просто ревнует сестру к другому парню. — Так, будто он запал на нее, — недовольно признается Юширо и кривится — судя по всему, для него невыносима сама мысль о том, что его сестра могла кому-то понравиться. Ривер смешит и его выражение лица, и сама ситуация, и она, не удержавшись, хихикает. — Смешно тебе? — щурится он. — А мне вот ни капельки. Если я прав, это же настоящая катастрофа! — А вдруг ты ошибаешься? — Не думаю, — он чуть ли не искрится от возмущения. — Я не могу ошибаться, в этом случае уж точно. — Хорошо-хорошо, — покорно соглашается Ривер, не желая развивать тему и тем более конфликтовать на пустом месте. — Ты прав. Но даже если это так, что плохого в том, что Флори нравится Маюки? — Ты не понимаешь, — Юширо говорит так, словно объясняет элементарные вещи несмышленому ребенку. — Я доверяю ему даже больше, чем самому себе, но… это же Маюки! Моя старшая сестра. — Поверь мне, это абсолютно нормально. Однажды ты тоже встретишь девушку, в которую влюбишься, и сам все поймешь. — Да конечно, — фыркает он. — Девчонкам нравится, когда за ними постоянно ухаживают, задаривают подарками и водят на свидания, а я… Юширо внезапно замолкает на полуслове, заинтересованно подавшись в сторону двери. Снаружи слышится какой-то шум, топот ног, следом — грохот ударившейся о стену двери. Ривер от неожиданности даже подскакивает на месте. Она переводит исполненный недоумения взгляд на Юширо, но тот и сам растерян не меньше. — Схожу посмотрю, что это было. Останешься тут или пойдешь со мной? — Конечно пойду, — возмущается Ривер. — Мне тоже интересно. Когда они вместе выходят в коридор, сразу становится понятно, что послужило причиной шума — крайняя дверь справа распахнута настежь. Не сговариваясь, Ривер и Юширо чуть ли не бегом спешат туда, чтобы узнать, в чем дело. В центре комнаты спиной к выходу стоит Флори, а рядом с ним — Маюки, которая, заслышав чужие шаги, оборачивается. Взгляд у нее какой-то уж слишком обеспокоенный, и Ривер это не нравится. Чувство подспудного страха впивается в нервы сотнями острых иголок. Она подходит к Флори и осторожно касается его руки, но не получает никакой ответной реакции: внимание ее друга полностью приковано к огромному экрану, вернее — к происходящему на нем. По телевизору показывают Жатву, эту ежегодную лотерею смерти. Приглядевшись, Ривер различает здание мэрии, знакомую площадь, выложенную серой брусчаткой, и специально установленную сцену, на которой женщина в ярких одеждах держит за руки будущих трибутов. Угрюмого вида девочка ей не знакома, а вот высокий парень… Нет. Не может быть. Почему Натаниэль тоже оказался там? Неужели он тоже, как и она с Флори, отправится туда, откуда не возвращаются? Ривер отступает на шаг, затем еще раз и еще, пока спиной не врезается в стоящего позади Юширо, но будто бы не замечает этого. Кажется, от увиденного у нее воздух застревает в горле, а внутренности скучиваются в комок — как в тот самый миг, когда на арене ее поймала рыжеволосая девушка из Восьмого Округа и елейным голоском сообщила, что убьет одним из самых болезненных способов. Тогда Ривер испугалась до того сильно, что умоляла о пощаде и рыдала, словно маленькая девочка. Сейчас она тоже боится. Но не за себя. — Что происходит? — интересуется Юширо, единственный из присутствующих ни о чем не догадывающийся. — Почему у вас двоих лица такие, словно вы призрака увидели? Все дело в этом парне? Кто он? Маю, ты хоть не молчи! Флори вдруг разворачивается и, начисто проигнорировав заданный вопрос, стремительным шагом уходит прочь из комнаты. Маюки, сжимая и разжимая руки в кулаки, остается стоять на месте, а Ривер ощущает, как пол стремительно уходит у нее из-под ног. Юширо едва успевает ее подхватить. — Это наш друг.