You're just like me

You're just like me, you're out your mind. I know it's strange, we're both the crazy kind. Yoy're telling me that I'm insane, Boy, don't pretend that you don't love the pain.

      С Кемпбеллом что-то не так.       Все рефлексы Гарри буквально воют об этом, горят стоп-сигналами; что-то — разумная, рассудительная его сторона — кричит ему: «Остановись!».       Возможно, прежний Гарри, тот, который играл в пьесе и наслаждался беззлобными пикированиями с Кассандрой на сцене и вне нее, послушался бы. Возможно, прежний Гарри бы только взглянул на Кемпбелла снисходительным «мне все равно» взглядом и послал бы его портить жизнь кому-то другому.       Этот Гарри только устало улыбается — да пошло все к черту — и принимает из рук Кемпбелла именную табличку со спрятанной в ней подачкой (такие как Кемпбелл ничего не делают просто так).       С Кемпбеллом что-то не так.       Он словно змей-искуситель переманивает Гарри на свою сторону парой таблеток и кривой ухмылкой с опущенными уголками рта (даром, что Гарри далеко не невинная, наивная девица из Рая).       Гарри снова и снова приходит к нему. В такие моменты ему не хватает Кассандры и ее вразумительного немого укора, когда он в очередной раз предпринимает попытки слететь с катушек. Не хватает Кассандры, которая скажет: «Уймись, Гарри, он опасен».       Гарри знает это и без нее, но у него не осталось опоры. Он — богатенький мальчик, избалованный вниманием и деньгами (в чем прелесть огромного, дорогого дома, если в нем живёт девятнадцать человек; кому теперь нужны твои дорогие тачки, а, Гарри?).       Он больше не может выместить злость не Кассандре; у него больше нет тонких запястий Келли, которые, порой, хотелось сжать до хруста, одернуть, крикнуть: «Окстись, девочка, куда ты лезешь со своими феминистскими замашками, твое место рядом со мной!». Даже наивная Элли решила, что способна надеть на себя маску сестры и играть в политиканов со своим скудным кружком приближенных. Неужели на это и в правду кто-то повелся?!       Ну, и чего ты сто́ишь теперь, Гарри; кому ты нужен в мире, где деньги и статус больше не имеют никакого значения? Кто станет слушать тебя сейчас?       Кемпбелл слушает. Позволяет снова и снова приходить к нему и слушает его пьяный трёп о том, что он рад, что стерва Кассандра гниёт в земле; о том, что ему плевать на режимы и вообще — клал он на всех, если в собственном доме даже не имеет право на чашку грёбаного кофе. Кемпбелл слушает, едва заметно улыбается своей этой дерьмовой ухмылкой и только задумчиво чешет подбородок.       Когда Гарри приходит к нему в следующий раз, Кемпбелл не утруждает себя тем, чтобы одеться.       Он с улыбкой открывает для него дверь шире, приглашая зайти (будто и вправду рад его видеть), и шагает босыми ступнями по холодному мрамору пола, направляясь в сторону кухни; без капли сожаления оставляет милашку Элл в их разворошеной кровати неудовлетворенной.       Его кожа блестит от пота, волосы взлохмаченны, и Гарри силой заставляет себя не смотреть ниже позвоночных ямок на его спине, когда бездумно, ведомо шагает следом.       Вместе с очередной парой таблеток Кемпбелл протягивает ему чашку с кофе. Гарри снова думает, что с Кемпбеллом что-то не так.       — Я думаю настало время отобрать власть у малышки Элли и установить свои правила, — он буднично опирается поясницей о столешницу и складывает руки на груди.       Гарри всё-таки смотрит на его все ещё не до конца опавший член. Сглатывает.       — Зачем тебе это? Неужели тебе плохо живётся с Элл под боком в этом огромном доме?       Гарри прищуривается. Не понимает. Он знает зачем это было бы нужно ему, но понять Кемпбелла — это отдельное, непосильное искусство.       — Ни один мужчина не начинает войну ради себя, Гарри, — задумчиво изрекает Кемпбелл.       Гарри хочет пошутить и спросить как давно его укусил Гризз; вместо этого говорит:       — Вряд ли Элл нужна власть.       — Элл — не нужна, — и смотрит так, что взгляда не оторвать.       Гарри ловит себя на том, что неосознанно делает несколько шагов вперёд — кобра, загипнотизированная факиром; кролик, по-глупости шагнувший в клетку ко льву.       Кемпбелл не отводит глаз, и, возможно, с Гарри тоже что-то не так, потому что он сам вкладывает подбородок в его цепкие пальцы и только шумно выдыхает, когда вторая рука требовательно зарывается в его волосы.       — Я сделаю тебя королем, — хрипло обещает Кемпбелл.       Дыхание обжигает, кровь, кажется, закипает. Гарри не сопротивляется, когда властная рука давит ему на затылок.       Гарри знает какова цена. В конце концов, он с самого начала знал, что с Кемпбеллом что-то не так.