Иногда

— Это последний раз, — говорит Донован и, наверное, сама себе не верит. — Последний раз, когда я буду ночевать у тебя. Андерсон молчит, сосредоточенно отмеряя последние метры до подъезда. Его рука слабо дергается, словно он хочет удержать Салли, но он этого не делает, потому что это не нужно вовсе. Внутри неуютно и неприбрано. Андерсон садится на диван, не снимая верхней одежды, и опускает лицо в ладони. Салли идет на кухню, орудует чайником. — У тебя как на «Марии Селесте», — бормочет она, оглядывая гору грязной посуды, несъеденный завтрак и разбросанные реактивы. Тот едва заметно кивает самому себе. — Это точно. Все вдруг куда-то исчезли. — Жена твоя, очевидно, тоже? — насмешливо спрашивает Донован. — Она — раньше всех. — Мне надоело быть ее заменой, — Салли подает ему кружку. Ее губы нервно вздрагивают то ли от обиды, то ли от злости. — Ты не замена. Замены равноценны. — Не продолжай, я не желаю знать, кто тебе важнее, — Донован встает и прохаживается по комнате, то и дело одергивая юбку. — Ты знаешь. — А ты сегодня что-то немногословен. Потратил заряд красноречия на фрика? Андерсон не отвечает, только снова прячет лицо. — Ты действительно его так ненавидишь? — продолжает допытываться Салли. — Это он меня ненавидит. — Он просто презирает тебя, смирись. Да и меня тоже. Даже земля под ногами ему интереснее, потому что может больше рассказать о составе преступления. — Куда уж нам, — глухо бормочет мужчина. — Значение имеют только его проблемы. У нас их попросту нет — мы слишком глупы для этого. — А они у нас есть? — Я не знаю, — Андерсон закрывает глаза, начиная покачиваться взад-вперед, будто в трансе. — Но если их нет, то почему так паршиво? Так не должно быть. Не должно быть… Донован открывает рот, собираясь что-то сказать, но молчит. Мужчина продолжает жарким шепотом: — Ты права, я его ненавижу. Не его лично, не Шерлока Холмса…, а таких, как он. Таких… таких… — его голос прерывается. Андерсон сглатывает и продолжает невпопад. – Он, кажется, счастлив. — А ты? — с интересом спрашивает Салли, но тут кружка опрокидывается из его рук с тяжелым глухим стуком, и ее содержимое заливает ковер. Донован негромко охает. Андерсон не шевелится, только пальцы у него дрожат. Пальцы и веки. — Я уберу, — бормочет Донован и идет за тряпкой. Моет долго и тщательно, растягивая паузу. Потом открывает окно и курит, изредка бросая на собеседника косые взгляды. Но тот не смотрит. — Я устал, — неожиданно говорит он. — Не хочу больше с ним встречаться. Я не желаю ему ничего плохого… просто пусть его не будет поблизости. Когда он рядом, я не могу сдерживаться… и каждый раз опускаюсь в его глазах все ниже. Он откидывается на спинку, вытягивая ноги. Салли садится рядом, позволяя обнять себя за плечи, и по-матерински гладит его по голове. — У тебя нет выбора, — грустно улыбается она. Андерсон тоже улыбается. Совсем незаметно. Наклоняет голову, прижимаясь щекой к чужой руке. — По крайней мере, я всё ещё могу выбирать.