***
Тэхён оглядывается на свой пентхаус, в котором оставил Хёнвона, и плавно выруливает на трассу, зажигая сигарету. По бокам фешенебельной улицы зажжены фонари, но в окнах домов свет давно не горит. Рассвет скоро рассеет тьму, а пока ночь верным другом следует за альфой, переливаясь огнями на черном покрытии и наводя на терзающие мысли. Ещё год назад Хёнвон был его фаворитом, прекрасным любовником, что не задавал лишних вопросов и отдавался без слов, и ради которого альфа почти готов был пойти против своих правил. Но тормоз дал вовремя, ведь сущность омеги раскрылась сразу же, как Тэхён ослабил поводок. Первое слово ревности, истерика, что развлечение есть и в других, что секс сладок не только с ним — Хёнвон болезненно проглотил, замолчал, лишь бы быть рядом. Тэхён свою свободу выше ставит, ручным, покладистым труп его будет, оттого омеги стали удовлетворением желаний, на чьи души он срал до тех пор, пока не встретил Чон Чонгука. В комнате, в которой Тэхён оставил нагого блондина, летал жесткий запах секса и, смешанный с их ароматами, вызывал желание блевать от сочетания крови с вином. Но альфа кайф чувствует, вместо клубники и плесень вдыхать готов, лишь бы не убиваться ядом сладким, текущим по венам. Тэхён до последнего будет бороться с дикими чувствами, разрывая кожу вытащит из сердца омегу, который взглядом раненным сломал титан, клетку, стойкость. Чонгук айсберги души плавил, но лед оказался столь прочным, что оказался камнем. Чонгук свел с ума идеальностью, какую, альфа рубится топором, ни в ком не найдет, но — слабость. Первое, самое важное табу: «слабость, вызванная чувствами, убьет тебя». Тэхён забылся в водовороте безумия, но теперь уверен, что выплыл наружу, где его ждут клан, враги, шлюхи. Чонгуку нет места в его грязи, как не было и в сердце, в агонии бьющееся при любимом, но таком губительном имени. Чонгук девственно-чистый, невинный, как голубое небо, но искушения, соблазна в нем больше, чем в тысячи распутных омегах. Тэхён не может посягать на его непорочность, но обещание исполнил — вырвал цветы надежды, посеянные им самим. Тэхён разбил хрустальное сердце, кусочки болью ранили обоих, но альфа понимает, что за ненависть к нему Чонгуку никогда не станет угрожать опасность. Тэхён опускает окно и смотрит на черные облака, бездной висящими над городом. Звезды навеки погасли для льва, ведь гордая лань навсегда покинула его земли.***
В гостиной пахнет сангрией и гаванским табаком, витающим в воздухе, как туман. На дубовом столе дорогая выпивка и закуски, на кожаных диванах — расслабленные альфы, оживленно переговаривающиеся. Тэхён залпом выпивает, в обжигающем алкоголе топит стерву, хмельным рассудком посылая чувства нахуй. Намджун сидит рядом и выдыхает кольца дыма, крутя между пальцами трубку. Юнги на горизонте появляется с Джоэлем и с запасом коньяка, звонко ставит его на стол и плюхается на диван. — А ты был прав, в его энотеке схоронился коньяк времен Пабло. — указывает Юнги на Хосока, который смеется и губится вином. Тэхён усмехается и кладет руку на плечо присевшего Джоэля, осматривая прибывших друзей из Мексики. Не друзей — братьев, верных товарищей, за главных оставленных в базе на родине, пока Равенсара покоряет Азию. — Ребята сотрясли весь Сеул, въехав на байках с флагами Мексики, — весело говорит Намджун, на что альфы громко ржут, посмотрев в сторону полотен у стены. — Копы прилипли к нашим задницам, но pilas, hermano, мы их отодрали. — размахивает кулаком Эрик, плечистый альфа с голубыми глазами и проколами в ушах, дав пять Юнги. — Здесь блюстители порядка еще не просрали совесть, — ухмыляется Хосок, потирая переносицу. Шестой бокал был лишним. — Мексика — ваше государство, парни. Бойцы ждут вас. — подает голос коротко стриженный альфа, Ричард, с внушительными мускулами и тату. — Не все так просто, Рич. Объявился крупный противник, было уже несколько стычек, и мы медленно теряем терпение. — начинает Тэхён, хмурясь и зажигая сигару. — Кто посмел? — усмехается Джоэл, крутя в руках бандану и внимательно глядя на наставника. Тишина повисает в дымной комнате, нарушаясь лишь ревом выезжающих на патрули машин. — Япошки, обосновались в Пхеньяне и знатно гадят оттуда. — рявкает Юнги, заводясь, как бык, от одного упоминания врагов. Эрик поджимает губы и переводит взгляд на Тэхёна, что с ухмылкой продолжает: — Недавно был атакован наш порт, погибли бойцы. Я не ебу, какого хуя они не вступают в открытую схватку, но для войны у нас все еще нет весомого повода. Главы их, как крысы, не высовываются. — грубо заканчивает Тэхён, откидывает голову на спинку и пускает кольца, блаженно выдыхая чертовски нужный табак. — Взять их и растерзать живьем. Дело с концом. — выдает Ричард, глядя на всех. — Проверка территории ведется каждый вечер. Если заметят чужаков, через пушки кинем их обратно на север. — говорит Хосок, получая довольный кивок мексиканцев. — Напасть первыми, не зная, с кем имеешь дело — провал, братья. Скорлупу мы затронули, но кто выйдет из нее — задачка не из легких. — задумчиво изрекает Намджун. — После секса и бухла стариков тянет на философию, — усмехается Юнги, толкая язык за щеку на фак Намджуна. Альфы издают смешок и продолжают разговоры о прошлом, пока время не близится к четырем утра. — Que pasó, Джоэл? Почему такой растерянный? — подмечает Хосок, проницательно глядя на младшего среди них. Джоэл улыбается криво, делая глоток коньяка. — Влюбился. — ржет Эрик, проводя рукой по волосам друга. Тэхён отвлекается на зов Вонхо и поднимается с места, обговаривает проблемы поставки на завтра, держась не крушить от глупости ситуаций. Трель бошки ебет все нервы, но не успевает он зайти снова в гостиную, как замирает хищником: — Я не смог добиться его имени, пытался остановить, но murrda, он — самое прекрасное, что я видел в своей жизни. Я запомнил в нем все, но наводкой лишь ахуенный запах клубники и... «Чонгук» тянет сознание, издеваясь над взбешенным зверем. «Чонгук» звучит имя, и монстра сдержать более никто не в силах. Тэхён рычит, громко и гневно, ярость застилает глаза дьявола, когда он на ходу оставляет вмятину на шкафу, хватает Джоэля за шкирку, поднимая над землей и тряся в чудовищной хватке. Тэхён отбивается от ошалевших братьев, смотрит свирепо в непонимающие глаза и ухмыляется дико, представляя, как эти чертовы глаза смотрели на его стерву, смели трогать кожу, что принадлежит ему. — Тэхён, что ты... Тэхён бьет больно, сильно, до крови, сопротивление отражает кулаком в грудь и валит на пол, хочет добить еще, но две пары рук оттягивают. — Тэхён, сука, остановись! — кричит Юнги, хлопает брата по щекам и заставляет посмотреть на себя, пугаясь, кажется, этих бешеных искр в его взгляде. Тэхён трясет головой, дышит глубоко и осматривает лежащего Джоэля и товарищей рядом с ним, братьев в замешательстве, беспорядок в комнате. — Что это, блять, было? — разводит руками Хосок, выжидающе буравит Тэхёна, который разворачивается и уходит, запутывая всех больше. Юнги с мутной догадкой провожает его спину, усмехается и пожимает плечами на злой взгляд Намджуна. — Попал под горячую руку, muchacho. Он отойдет. — произносит Юнги, хлопая по плечу Джоэля, державшегося за кровавый нос. Эрик и Ричард придерживают его, но Джоэль злобно вырывается и выходит сам, вовсе не догадываясь, за какой хер его сегодня каждый отшивает, а затем смачно размазывает по стенке. Тэхён стоит под ледяным душем без футболки, но в джинсах, используя стенку кабинки, как грушу, вымещая на ней всю одержимость, гнев и безумие. Какого хуя? Какого хуя зверь рычит собственником, на лапы встает и борется с ним насмерть, требуя свое обратно? Тэхён дышит глубже, видит сотни глаз, преследующих Чонгука, читает мысли, как они мечтают заполучить его в свои грязные руки. Монстр внутри клыки точит, рык его пугает стаи птиц. «Мой, мой, мой» — повторяет мантрой Тэхён, его влажный кулак встречается с плиткой. Альфа стискивает зубы, прислоняется об стену лбом, думая, что рехнулся в край, ведь чувствует, как яд клубничный течет по венам, смешивается в единое с кровью, по аорте и капиллярам входит в сердце. Чувствует шелк его мягкой кожи, которую испил бы, подобно молоку; звездную ночь в оленьих глазах, мерцающих ярче Андромеды, алые бутоны, что должны раскрываться только для него. Сущность Тэхёна распирается надвое: одна ненавидит чертовку, лишающую его воли, хочет растоптать ее до конца, подавить смертельные чары; другую невыносимо, магнитом тянет к строптивой лани с мольбами укротить, приручить и оставить себе. Альфа пулей в висок выбирает второе, давится ревностью, не может позволить шакалам забрать дикого олененка. Но в виски долбится мысль о слабости, ведь чтобы вернуть гордую лань, лев должен склонить перед ней голову.***
Ликан плавно лавирует по трассе, выделяясь блеском среди серых машин, пытающихся угнаться за спорткаром. На небе тянется розовато-голубой шлейф, оранжевое солнце медленно теряется в облаках. В открытые окна салона заносится запах вечерней выпечки, уши ласкает рев тысячи лошадиных под капотом. Юнги сворачивает на повороте, зажигает сигарету и выдыхает едкий дым, бросив взгляд на Чимина, наблюдающего за мелькающими улицами. Юнги выкрал его на очередное свидание, ведь вербеной надышаться не может, не насытиться губами со сладким вкусом малины. Чимин — морфий, без которого ломка во всем теле, пристань, светом манящая заблудший корабль, сирена с крыльями ангела и демона, нежным голосом дарящая забытый покой. Юнги чувствует, как каждый атом тянется к нему, как душа раскрывает колючие плющи навстречу теплым глазам, рукам мягким, исцеляющим одним касанием. Но зверю чертовски мало. Альфа жаждет изгибов стройного тела, в мокрых снах видит обнаженную персиковую кожу, таящую в его ледяных ладонях. Юнги усмехается себе и тормозит на обочине под удивленный взгляд омеги. — Что ты... — начинает Чимин, следя за тем, как альфа достает из кармана джинсов черную ленту. Юнги опасно приближается, тигром смотрит на трепещущие ресницы, опаляя приоткрытые губы горячим дыханием: — Ты доверяешь мне, бестия? Чимин никогда не устанет сходить с ума от их близости, от прикосновений нежных и грубых, от страстных омутов, в которых они топят друг друга. Омега склоняет голову, соблазняет томными глазами и подается вперед, издеваясь, касается губ губами, но не целует. — Всего себя. — выдыхает Чимин, ахает от сильной хватки на бедрах и проводит розовым языком по губам, дразняще смотря на Юнги. Альфа накрывает шелковой тканью его глаза, крепко завязывает и мажет большим пальцем по губам вниз по подборку, шее, оголенной из-за разреза черной футболки. Юнги ответом доволен чертовски, с ухмылкой проводит по огненным волосам и заводит ликан, нервно сжимая руль. Чимин слышит бешеные удары сердца и, прерывисто дыша, боится этой темноты, неизвестности, даже если дымчатая ветивера покоем витает в легких. Но тени сомнений разлетаются прочь, когда холодная рука берет его маленькую ладонь в свою, и омега кусает губу, скрывая улыбку. В жесте Юнги столько молчаливой преданности, привязанности, что Чимин медленно, но верно, по частицам, по клеткам сходится с душой альфы. Чимин осознает, как заплыл в пятый океан настоль глубоко, что поверхности больше не видно, как найдя сидящего на дне Юнги, не спас его и не исправил, а нырнул к нему в это дно, навечно оставшись с любимым. Темные воды серенадами встретили его, душа альфы оказалась слишком черной, но так жаждавшей света и тепла омеги. Машина заезжает в самые дорогие районы города, проносится по небоскребам и синим высоткам, паркуясь в частном гараже. Чимин пробирается дрожью, когда лед ладони исчезает. Юнги открывает дверцы и снова берет омегу за руку, осторожно выводя из ликана. — Не дрожи так, бестия, это всего лишь мой дом. — насмешливо говорит альфа, ведя рыжего за собой ко входу в пентхаус. Чимин закатывает глаза, даже если они закрыты, и беспокойно кусает губы, с каждым шагом явнее чувствуя покалывания в пальцах и коленках. — Зачем эта лента? Боишься, что обчищу тебя? — невесело усмехается Чимин, на что Юнги смеется, кивая своим охранникам у массивных стеклянных дверей. — Скоро будем на месте. — шепчет на ушко альфа и нетерпеливо нажимает на кнопки металлического лифта. Двери распахиваются на двадцатом этаже, холл с лимонными стенами пищит о шике здания, обставленный изящными вазами, черными кожаными диванами и дорогими картинами, золотыми люстрами и белым роялем у угла. Чимина резко обдает прохладным ветром в лицо, он чувствует, как на его лице играет бликами розовый закат. Юнги разжимает ладони и становится сзади, приобнимает трепещущее тело за талию и медленно стягивает ленту. Чимин хлопает ресницами, привыкая к свету, и восхищенно вдыхает, когда четко видит картину: солнце, такое близкое на огромной высоте, неспешно садится, лаская землю последними лучами, под ногами будто серая пропасть, а вокруг — маленький Сеул, представший перед ними, как на блюдце. — Нравится? — ухмыляется Юнги, спускается руками вниз по бокам омеги, тигром рыча, прижимает свое. Чимин поворачивается к нему и оказывается в кольце сильных рук, неверяще качая головой и мягко улыбаясь. — Дух захватывает. Сомневаюсь, что ты не романтик. — рыжий кладет руки на плечи альфы, смущенно опускает голову из-за хищных глаз, жадно ловящих каждую эмоцию на его лице. Чимин вдруг смотрит в сторону и удивленно раскрывает рот, глянув на довольного альфу и отходя от него. На крыше круглый столик, покрытый бежевой скатертью и изысканными блюдами с вином, белыми лилиями и красными розами в неглубокой вазе. Малиновые губы светятся улыбкой, к пухлым щекам приливает кровь, когда омега замечает большой матрас с черной шелковой постелью. Внутри обдает сладкой истомой, узлом тянущейся по животу и ниже. Чимин до боли кусает губу, представляя на шелке их тела, стоны и поцелуи, отчаянно краснея. — Ты заставляешь меня быть романтиком. — Юнги протягивает ему бокал вина, хищно осматривая так, что омега мечется в поисках спасения, задыхаясь в марафоне сердца. — Вы обманываете меня так, господин Мин? — дразнит Чимин, облизываясь после сладкого глотка. Альфа усмехается, становясь вплотную и смущая жгучим взглядом, проходящим по ключицам. Омега склоняет голову и прикрывает глаза, когда ледяной палец тянет за чокер и разрывает его. — Я не вру тебе, Чимин, — хрипло произносит Юнги, собственником прижимая к себе за талию и двигаясь губами к красному ушку. — Не вру, когда говорю, какой ты ахуенный, — альфа сжимает круглую попку, и омега роняет бокал, сбивчато дыша. — Не вру, мантрой повторяя, как сводишь меня с ума. Юнги смотрит дурными глазами прямо в душу, Чимин маняще кусает губы, стервозной пантерой глядя в ответ. Альфа вдыхает травящую вербену, нотки ее ядом врезаются в легкие; опускает голодный взор на персиковую кожу, обласканную розовыми лучами. — К черту. — рычит Юнги, зарывается рукой в огненные волосы и целует глубоко, сплетая языки и поднимая на руки, ухмыляясь, когда омега окольцовывает ногами его торс, жадно кусаясь и поглаживая его шею. Юнги слишком долго терпел, в ловушку свою завел искусно, сопротивления не видел, заводясь от этого сильнее. Чимин стонет в мокрый поцелуй и трется об пах альфы, чувствуя животом твердость и оттягивая вороньи волосы. Юнги, не отрываясь от малиновых губ, засасывает и лижет, осторожно укладывает омегу на черные простыни и спускается к шее, ревностно оставляя багровые засосы. — Papi, — сладко хнычет Чимин, не в силах терпеть тягу внизу и разводя ноги, представляя себя развязной шлюхой, но плевав на это, ведь с Юнги будет кем угодно. «Papi» отдается колом в штанах, и альфа не держит кривую усмешку, рвет атласную футболку и мажет поцелуями по соскам, окольцованным мурашками. — Прошу тебя. — стонет громко омега, когда любимые губы проходятся по пупку, горячим языком оставив на нем след. — Хочу вечность слушать твои стоны, бестия. Чимин приподнимается и садится на колени Юнги, расстегивая его рубашку и издевательски опуская половинки на стальной член. Альфа засасывает его в диком поцелуе, обводя выгнутую поясницу пальцами и наслаждаясь бархатом кожи. Омега запрокидывает голову, позволяя альфе стянуть с себя джинсы, и, краснея, движется сам к пряжке ремня. Юнги ухмыляется и перехватывает его руки, мягко целует кисти, возбужденно глядя в туманные глаза напротив. Солнце лениво заходит за фиолетовые полосы, на мраморной плитке пентхауса блестят осколки бокала и капли вина, черный шелк нагревается от жара тел и теплых лучей, на диске играет девятый ноктюрн Шопена. — Ложись. — велит альфа, и Чимин послушно падает на подушки, судорожно глотая и облизывая губы, к которым свирепо припадает Юнги, играется с языком и разводит острые колени, умещаясь между ними и сжимая упругие бедра. — Покажи мне свою гибкость. — между горячими поцелуями усмехается альфа, красной дорожкой из засосов и укусов движется к краю трусиков. Рыжие локоны огнем пылают на постели, к щекам приливает алый и с малиновых губ срывается громкий, по-блядски эротичный стон, когда Юнги засасывает кожу у пупка и зубами стягивает белую ткань, обнажая изнывающий член. Запах ветиверы густеет на сотни оттенков, смешиваясь с цветочной вербеной и распаляя аппетит. Альфа хищно скалится и дует на розовую головку, на пробу целует, наслаждаясь сладкими стонами. Голодному тигру попалась в плен дерзкая пантера, и он с наслаждением пробует на вкус юное, подобно нераскрытому бутону, тело, принадлежащее только ему. Юнги зверем рычать хочет, возбужденным взглядом встречается с томными, жаждущими, так губительно-доверчивыми глазами, и резко впивается в пухлые губы. Больно, грубо, оттягивает и зализывает, ревностно показывая, кто может делать так с ним, кто его альфа. Он рывком отбрасывает джинсы и боксеры, кинув смазку из карманов на простыни. Чимин не может глотнуть воздуха в бешеных поцелуях, отрывается с нитью слюны, текущей вниз по подбородку, и сглатывает от размера Юнги, поджав коленки. — Посмотри на меня, — Юнги поднимает омегу за сочные ягодицы и усаживает себе на колени. Ледяные ладони ощущаются на каждом участке тела, собственнически сжимая и мягко поглаживая. — Мой. — тяжело выдыхает у лезвенных ключиц альфа, прямо над загнанно стучащим сердцем. Детский, но дико сексуальный стон ласкает пах Юнги, когда он прокусывает нежную кожу под ключицами, поставив на омеге свою метку. Ноты мелодии доходят до апогея так же, как и альфа достигает пика нетерпения, расправляется с тюбиком и мажет смазкой по стволу. Чимин жмурит глаза и пытается унять сбитое дыхание, покорно, шире разводя ноги. Холод окутывает мягкие, чертовски узкие стенки, когда альфа растягивает, раскрывает для себя, упиваясь стонами блаженства и боли. — Так тесно, моя муза. — пьяно от безумного желания шепчет Юнги, поднимает руки омеги над его головой и переплетает их пальцы, толкаясь в атлетичное тело. Чимин не помнит себя от резкого проникновения, будто в него вонзилась толстая игла. Слезы непрошенно слетают с пушистых ресниц, губы прокушены до крови, а острые ноготки пантеры царапают ладони альфы до ран. Юнги сцеловывает капли с пухлых щек, медленно, осторожно двигается, задевая чувственные точки, добираясь до одной. — Расслабься, бестия, — грубо выдает альфа, дышит тяжело, боится принести еще больше боли неискушенному, девственному омеге. — Блять, какой же ты узкий. — тихо рычит у шеи рыжего, варваром нападает на истерзанные губы и отвлекает от другого толчка, топя их стоны в мокром поцелуе. — Юнги, — выдыхает Чимин, звезды видит перед глазами, когда еще один толчок задевает простату, и громкий, удовлетворенный стон перекрывает звуки мелодии. Омега сгорает в этих сильных руках, как тонкая бумага, бросается с обрыва в лавину бешеной страсти. — Сильнее. Юнги усмехается и двигается резче, отпускает руки и сжимает упругие половинки, прижимая к себя, сливаясь в целое. Чимин обнимает за шею, целует глубоко и отчаянно, стройными ногами окольцовывает мощную спину, ноготками ведя по ней полосы крови. Альфа в отместку кусает губы, метит засосами, набирая сумасшедший темп. Их тела брошены в огонь любви, взлетают подобно Фениксу, чтобы сжечься в костре хмельных чувств. Чимину в мысли не приходит тронуть себя там, он слишком затерян в омуте горячих касаний, наслаждается блядски-приятной болью, не стесняясь, стонет лучше опытных шлюх. Юнги в момент издевательски замедляется, входя и выходя тянуче, отчего омега недовольно хнычет, умоляя о большем. — Моя бестия любит погрубее? — ухмыляется альфа, входит несдержанно и до конца, ловя ахуенный стон и рыча в ответ. Чимин притягивает для очередного поцелуя, гладит выбритый подбородок и принимает всего, пачкая их животы брызнувшей спермой. Омега глотает воздух, стонет и вскрикивает от жестких толчков, теряясь во времени и пространстве, забывая собственное имя. На небе давно затянута вечерняя дымка, темно-голубые облака тянутся вуалью, готовясь пропустить через себя полную луну. Ноктюрн крутится снова, но каждый, как первый; на столе остыл французский ужин, охладело вино и лилии склонили лепестки перед сумерками. Ветер треплет черную простынь, но обезумевшим от страсти нипочем его холод, ведь шелк горит под биением и жаром сердец. Юнги долбится сорванным с цепи зверем, одичавшим в клетке терзает свою жертву, заставляя ее кончить снова. Вспотевшие волосы прилипли ко лбу тигра, он свирепо не унимается, но щадит омегу и позволяет себе излиться внутрь тесного, теплого колечка. Юнги неспешно выходит, целует в багровые, пухлые до смерти губы, и падает рядом, переводя тяжелое дыхание. Чимин ощущает агонию во всем теле, измотанном такой охуительной нагрузкой. Он улыбается слабо, когда альфа притягивает его к себе и укладывает на твердую грудь, поглаживая выгнутую спину. — Ты исцарапал меня всего, пантера. — усмехается Юнги, стояк не спадает, лишь каменеет, когда омега соприкасается с ним бедрами и лодыжками. Чимин немного приподнимается и возмущенно, вызывающе заглядывает в глаза. — На мне ни места без засосов, — омега кусает губу, и альфа хочет снова взять его. — Ты в ответе за мое ослабшее тело. — Чимин дразнит, проходясь пальцами по груди и прессу, взгляд Юнги темнеет. Рыжий обматывается шелком, встает и босыми ногами идет к столу под голодный, развратный взгляд альфы. — После секса тянет выпить. — кидает Юнги, следя за тем, как омега наливает в бокалы вино, держа у груди такую ненужную, как считает он, ткань. Чимин бросает взгляд на белую лилию, улыбается и берет ее из вазы, возвращаясь в постель. Он передает один бокал альфе, усаживается, пересиливая жгучую боль в заднице, и делает глоток, глядя на вечернее небо и мигающие огни Сеула. Юнги отдаст все, чтобы вечность любоваться им, нагим внутри и снаружи, преданным, принадлежащим только ему. Альфа замечает цветок, усмехается и ломает стебель, придвигаясь к Чимину. Он вплетает лилию в огненные локоны, ловит румянец на щеках и поднимает голову омеги за подбородок, собственнически смотря в шоколадные глаза. — Проведи со мной эту вечность. — не просит, предупреждает Юнги, кусками льда спускается к искусанным губам и давит на нижнюю, не разрывая безумного взгляда. Чимин слетает со всех тормозов, тонет в океане чувств, умирает с любви, ревности, отчаяния в горящих глазах, и беспрекословно сдается им в плен. — Если буду жить с твоим именем на губах, — шепчет мягко омега, его худые плечи дрожат, и альфа прижимает его спину к своей груди, обнимая за шею и вдыхая пряный аромат волос. Чимин вдруг хохочет и поворачивается к Юнги. — Перестань, мне щекотно. Альфа с ухмылкой ведет губами по лопаткам, забыв про вино, что отставил в сторону, отбирает бокал у омеги и подминает его под себя, хищно облизываясь. Чимин с готовностью зарывается в вороньи волосы, маняще, томно глядит и приглашающе разводит колени, пятками прижимая к себе. — Cojones, бестия, до утра из-под меня не вылезешь. — рычит альфа, резко входит в раскрытую дырку и грубыми толчками срывает голос омеги, заставляя кричать его до хрипоты. И Юнги уже похуй, если внизу войны и расправы, ведь все, чего он сейчас жаждет — стоны и тело его музы.***
Рев машин разносится по ночному городу, сотрясает пустые дороги мощью колес, ведь впереди — звание короля и уважение гонщиков. Стадион, в котором проходят заезды, молодежь назвала «Кокс», где во всю стартуют один за другим дорогие тачки, выпиваются реки алкоголя и играет громкая клубная музыка. Альфы похотливо смотрят в след почти раздетым омегам, как самцы приманивают их к своим авто, обеспечивая себе горячую ночку. Тэхён лениво тянет сигарету, опершись на дверцу йеско и наблюдая за копошением братьев под капотом маззанти. Синие джинсы и черная футболка найк обтягивают накаченный торс и жилистые ноги, заставляя омег облизываться. Хёнвон злобно провожает их, но ревность проглатывает и отпивает коктейль, ближе жмясь к Тэхёну и рассказывая о жизни в Мехико. Альфа с усмешкой перебивает и вставляет свое, отчего блондин в шутку бьет его локтем и игриво смеется. Хосок недовольно вертит на пальце гайку, протирая тряпкой те провода, на которые указывал Намджун. Его черная майка прилипла к загорелой коже, блестящей от пота, так же, как у брата, поэтому он благодарно берет принесенные Вонхо минералки, передавая одну Намджуну, и жадно припадает к горлышку. — Maldito sea, Хосок, схуя ты издевался над этой крошкой? — бурчит Намджун, на что Хосок усмехается, протянув ему ключ побольше. — Хотел объехать американку, — кидает со своего капота Джексон, подмяв одну ногу под себя и подмигнув проходящему омеге. — Как его? Еще один из рода Чон? Тэхён с ухмылкой смотрит на нахмурившегося Хосока, Намджун прыскает снизу, хлопнув брата по плечу. Хёнвон натянуто улыбается при упоминании Чонов, но тает, когда Тэхён кладет руку на его талию. — В жизни не видел таких стерв, — небрежно говорит блондин, взглянув на альфу. Тэхён сжимает челюсть и выпускает дым, зная, чего добивается омега. — Весь университет только и трещит о них. Не знал, что сучка в клубе — их король. — Оставь свои попытки вывести меня на ответ. Я не пизжу отчеты. — усмехается Тэхён, и Хёнвон закусывает губу, ненавидя, всем существом ненавидя Чонгука, о котором разузнал многое, и от которого избавится любым способом, даже если на кону будет стоять все. Потому что Тэхён только его. — Я ревную. — поворачивается к альфе блондин, потерянно смотря в жгучие, беспощадные глаза. — Я не смогу... Тэхён выкидывает сигарету и впивается в красные губы, грубо сминает задницу Хёнвона, оттягивает нижнюю губу. Омега с пылом отвечает, руками обнимает за шею, довольно улыбаясь в поцелуй и играясь с языком альфы. Намджун вскидывает бровь, но молчит, глянув на усмехающихся Джексона и Хосока, затем на хмурого Вонхо. — Снять вам номер? Здесь рядом мотель. — усмехается Хосок, но Тэхён отрывается и как ни в чем не бывало достает другую сигарету, пока Хёнвон восстанавливает дыхание, с горящими губами смотря на него. Ключицы омеги призывно выглядывают из-за золотистой майки, худые ноги и ягодицы красиво обтянуты рваными джинсами. Каждый альфа признает его сексуальность, но на собственность брата не посягают, только проходящие пожирают глазами бледную кожу с изящными изгибами. Хёнвон знает о своем влиянии, нагло пользуется им, но нервно кусает локти, потому что на Тэхёна оно давно перестало работать. — Corijo tu, брат. — посылает Тэхён под ржач Джексона и Намджуна, проводя по волосам пятерней. Хосок довольно скалится, глянув на Хёнвона. — Где старина Юн? Он любил погонять. — спрашивает Джексон, смотря на наставников. Хосок с Намджуном понимающе переглядываются, Тэхён с ухмылкой кидает: — Жарит свою bollo. Джексон намек ловит и улыбается, показывая «класс». — Ну-ка заведи, — говорит Намджун, расставив ладони на тачке. Хосок кидает тряпку на плечо и садится в маззанти, вставляет ключ и давит на газ. На пронзительный звук оборачивается несколько человек, Джексон громко ржет, Намджун разводит руками, захлопнув капот. — Глухо, но сойдет. Один заезд выдержит, потом прогоним в гараже. — Вот блядь, — ругается Хосок, выходя из авто и пожав руку Намджуну. — Грасиас, брат. Он у меня живучий. — Альфа гордо гладит покрытие маззанти, вызывая смешок у всех. — Одна гонка с итальяшкой и твой живунчик, считай, покойник. — насмехается Джексон, в следующий момент сдаваясь, когда Хосок в шутку принимается душить его, потрепав по волосам. Тэхён ухмыляется Намджуну, что отпивает воду, качая головой. Ведущий предупреждает о начале заезда через пять минут, Джексон нетерпеливо потирает руки и спрыгивает с капота, махнув Вонхо рукой: — Проснись, старик, пора вернуть трон. Вонхо усмехается и открывает дверцу мерса, улыбнувшись сжавшему его плечо наставнику. — Порвите их, парни. — Намджун дает пять Джексону, заметив вернувшегося Джухона. — Здоров, Джу, где пропадаешь? — альфы обмениваются рукопожатием, Джухон светится ямочками и встает подле наставника, передавая ему пачку сигарет. — Рванул разведать, чисто ли все, — отвечает Джухон, пожелав удачи стартующим братьям. — Хоккэ могут наведаться с презентом. — Затишье перед бурей и только, драть их. — Хосок не в духе и бранится, наспех затягиваясь никотином. Джексон и Вонхо отъезжают на своих тачках, а Хёнвон целует Тэхёна в щеку, ахая, когда альфа шлепает его напоследок. — Хёнвон гоняет? — вскидывает бровь Намджун, посмотрев на омегу, севшего за руль голубого порше. Тэхён ухмыляется, толкнув язык за щеку. — Выпускает пар. — бросает альфа, внимательно осматривая стадион. — Вряд ли японцы сунутся сюда, но никто не отменял наличия чужаков вне города. Мне нужна лишь рожа одного из этих долбоебов и один неверный выпад. — Тэхён сжимает челюсть и давит ботинком окурок, размяв шею. Суровый взгляд вдруг метится в сторону, так и застывая. Тэхён не прочь иметь под рукой автомат, чтобы расстрелять всех мудаков с морем крови, но будет доволен и рукопашным боем, в котором наконец прикончит этого пса, ебущего ему все нервы. Ким Югём собственной персоной маячит на горизонте, с улыбкой, которую альфа превратил бы в месиво, стоит у знакомой желтой тачки с, как бы Тэхён хотел высечь эту чертовку, Чон Чонгуком. Чонгук сидит на капоте макларена, его желтые брюки, идеально сидящие на стройных ногах, сливаются с тонировкой, черная блузка с короткими рукавами открыта в плечах, и Тэхён глотает слюну, жадно облизываясь на молочную кожу. Кудрявые, ночь затмевающие волосы, пышно уложены, ангельское личико кричит о стервозности внутри даже на таком расстоянии. Чонгук сложил ногу на ногу, выгнул спину, будто восседает на троне, и вертит в воздухе носком лакированных полуботинок. Лев утробно рычит, рвется с цепей к гордой лани, которая щебечет с грязным шакалом, которого хищник растерзать желает одним клыком. Тэхён сжимает руки в кулаки, дышит свирепо, дьяволы в глазах собираются, когда видят любимую стерву. Альфа делает шаг вперед, будто готовится к прыжку, но Намджун хватает за плечи, строго глядя в глаза. — Не вздумай, Тэхён. Оставь его уже, — рявкает брат, закрывая собой вид на его жертв. — Какого ебала ты прохуячил все между вами, а теперь доебываешься до него? — шипит Намджун, не зная, что провоцирует зверя, платком машет перед его носом. — Отойди нахер, Намджун. Не выебывайся. — цедит сквозь зубы Тэхён, как рычаг уловив сладкую клубнику, дурманящую рассудок. — Хорош вам, парни. — разнимает их Хосок, придерживая Тэхёна за плечо. Намджун поджимает губы и предупреждающе буравит глазами брата. Хосок разминает шею Тэхёна, хлопает по спине, вдохнув протяжно и почти задохнувшись. Ладан. Проклятием следующий за ним яд совсем близко, и альфа резко поворачивается, усмехнувшись. Как мог он забыть о том, что американская чика не пропустит эту ночь. Чон Уён кокетливо беседует с крупным альфой, пока тот надувает шины его феррари, прислонившись к дверце и попутно лазя в телефоне. На омеге лишь черный топ, сверху накинута сетчатая свободная кофта, джоггеры с цепями и кожаные ботинки — по-американски «бэд бой». Намджун грозно выдыхает, потому что усмирить надо еще одного зверя. Хосок не помнит себя от ярости, рука тянется распотрошить того качка, что смеет посягать на его. Вместе с этим приходит раздражение, какого хуя Уён связался с этим ебырем. Альфа тяжело дышит, кривит усмешку и отворачивается, поджав губы. — Сегодня никак без разборок. — ухмыляется Хосок, Намджун разводит руками без слов. Джухон давно свалил поздороваться со старым другом, и Намджун один ручаться за этих психов не хочет. До возвращения гонщиков еще пару минут, биты музыки оглушают в край, безумная толпа орет и танцует, обмениваясь коктейлями. Цветные фонари и подвешенные к барам шары освещают Кокс яркими красками, отражаясь ночным кайфом на лицах и телах. Тэхёна обдает мутно-сладким шлейфом клубники, он, как наркоман, глубоко вдыхает, дико скалясь. Чонгук с Уёном проходит мимо с поднятой головой, не смотрит на него, заставляет лезвием челюсти резаться. Алые губы блестят от розовой влажной помады, оттенок их напоминает уже вишневый. Взгляд оленьих глаз стервозен, холоден, но Тэхёна он лишь заводит, заставляет хотеть эту стерву до тяги в джинсах. — Привет маленьким шлюшкам. Тэхён говорит это громко, с ухмылкой, с наслаждением наблюдая за тем, как ахуенная фигура резко тормозит. Хосок доволен, как никогда, сложил руки на груди и следит за шоу. Тэхён прислонился к капоту йеско, и мускулом не ведет, когда Чонгук разворачивается, ненавистью в ночных глазах сражает, убивает ядовитым ароматом с каждым быстрым шагом. Омега вне себя от злости, маленькие руки сжаты в кулаки, хотят разукрасить рожу мудаку, который в сердце клинком застрял. — Кого ты шлюхой назвал, урод! — кричит Чонгук, бьет усмехающегося Тэхёна в грудь, сбивчато дыша, но держаться уже не может. Глаза в глаза, дьяволы во главе со львом и ночь с мерцающими звездами. Тэхён тысячи раз солжет, если скажет, что не скучал по этим взглядам, в душу врезающимся, по алым губам, сжатым в презрении к нему, по черному водопаду волос, по загнанно-стучащему только для него сердцу. Чонгук молит это сердце не биться так бешено, удержать его крепко на дрожащих, как ивовый лист, ногах. Чонгук тысячи раз солжет, если скажет, что не ронял слезы каждую ночь, что не умирал от напоминаний об мудаке, что не задыхался в постыдных снах. Время умерло в этот миг. Чонгук чувствует лишь тупую ненависть, метание громов от наглости, жестокости мексиканца, что посмел так обратиться к нему после сотни осколков в душу, сердце. Вакуум охватил весь мир, кроме двоих, смотрящих друг на друга дикими взглядами, в любой момент готовыми наброситься и растерзать, и зацеловать до криков о спасении. — Тогда каким хуем ты назовешь то, что этот еблан снова с тобой? — рычит Тэхён, вплотную подходит и убивает кровью, мощным телом, нависающем стеной. Альфа отдирает руки, порывается обнять до хруста костей, душить до последнего глотка воздуха, испить яд клубничных губ, срывая с них сладкие стоны. На фоне слышатся возгласы Уёна и каких-то альф, звуки боев и громкой музыки. Чонгук растерянным крольчонком поджал бы хвост и ушки, но гнев льется наружу с криком: — Ты причислил своих шлюх к святым, что оскорбляешь так меня? Тэхён свирепеет, Чонгук еле вдыхает, вовремя успев отойти и врезаться в чью-то грудь. Югём выступает за омегу, оставляет Хосока на Минги и с размаху дает Тэхёну в челюсть, воспользовавшись его одержимостью. Уён прижимает к себе брата, не дает двинуться, но глаза Чонгука расширены от страха за Югёма, ведь лев выпрыгивает наружу. — Сучонок. — бросает Тэхён, бьет в ответ сильным хуком, встречает сопротивление и удары в ответ, ухмыляется, отметив, что псина научилась чему-то, и нападает в разы сильнее. В ушах стучит мягкий, умоляющий прекратить голос Чонгука, но этого слишком мало. Хосок с Намджуном оттягивают его от альфы, встряхивают, призывая опомниться. Чонгук хочет обрушиться на него кулаками и словами, но Югём поднимается злобно, хватает его за руку и уводит к их тачкам. Уён высокомерно, презренно оглядывается на Хосока и уходит с братом и Минги. Хосок плюет на землю им вслед, вены на его шее вздуты, волк одичавший точит когти. — Guevon, Тэхён, Хосок, я не ручался за ваши припадки. — грубо произносит Намджун, зарываясь в волосы и пнув по шинам йеско. Тэхён протяжно вдыхает, ноздри его расширены, кулаки еще просятся на кровь альфы. Он бросает зверский взгляд в сторону Чонгука, видит его, подносящего вату к разбитому носу Югёма, его стерву, так близко стоящую с этим выблядком, тепло дышащую ему в лицо.. — Блядь, Тэхён, стой! Намджун орет, пытаясь схватить брата, что хищником ринулся к омегам. Тэхён не слышит ни его, ни голоса разума и совести. Льву похуй на морали и правила, он видит лишь свою строптивую лань, срывающую ему предохранители. Югём поднимается снова принять удары, но Чонгук обреченно прикрывает глаза, задирая голову и становясь перед Тэхёном. Альфа нависает, хочет пройти, но Чонгук упирается руками в его грудь, с отчаянной ненавистью смотря на дьяволов. — Отойди от него, блять, уебок! — Чонгук, не надо! — Тэхён, ебать тебя, пошли отсюда! Все крики смешались в одно, но Чонгук воспламеняется от огня темного взгляда, горит заживо и не возрождается. Тэхён зверем рычит, заглядывает в глаза раненного олененка, видит в них космос, море, бездну, безумие, и лев медленно запирается в клетке. — Убирайся, — шепчет Чонгук, и Тэхён невольно отступает. — Убирайся, — на кукольные ресницы опадают серебряные капли, и Тэхён готов разрубить себя за то, что стал их причиной. — Убирайся! — истошно кричит Чонгук, ненавидящим, убивающим взглядом смотрит на альфу, отчего тот психует сам, собираясь украсть эту чертовку себе. Рев машин отрезвляет неожиданно, одна за другой тачки пересекают финишную черту, а возглас толпы оглушает перепонки. Намджун сжимает плечо Тэхёна, требуя возвратиться, и альфа, собственнически осмотрев Чонгука и ухмыльнувшись, говорит: — Война началась. Я отвоюю тебя у всего мира. Сердце лани прыгает с обрыва, топится в океане и выходит живым, отбивая сумасшедший ритм в дрожащем теле. Тэхён разворачивается и уходит, Чонгук кусает губу, улыбка норовит тронуть их, но омега одергивает себя, напоминая, что ненавидит этого мудака. Но «я отвоюю тебя у всего мира» клеймом выжигается на ключицах, стучась в ворота разума, призывая сдать оборону. — Nunca. — усмехается себе омега, гордо отвернувшись. Никогда Чонгук так просто не примет его, не простит этих шлюх, заставит убиваться каждой минутой, что доставляла ему боль, заставит разрывать аорту от стервозного, непримиримого характера. — Fucking devil, Чонгук, ты как? — Уён приобнимает его, тревожно разглядывая, затем с желчью бросает вслед Тэхёну: — Asshole твой Ричард. И дружок его хуяк. Югём сжимает челюсть, натянуто улыбается Чонгуку, травясь ревностью. Единственным на свете желанием его стало избавить эту планету от Ким Тэхёна, изощренные убийства над которым видит в самых желанных снах. Хёнвон попросил его участия в заманчивом плане, исходя из которого оба получат тех, кого хотят. Югём без раздумий согласился, потому что жизнь его давно в плену этих черных глазах, так нежно, но так равнодушно смотрящих на него. Джексон с победным криком выскакивает из бентли, пожимает руки наставникам, скалясь недовольным Хёнвону и Вонхо. Намджун сурово поглядывает на Тэхёна, но счастливо улыбается блондину, дает пять Вонхо, хлопнув по спине. Хёнвон приобнимает Тэхёна, хочет поцеловать, но альфа не реагирует никак, потому блондин просто сжимает губы. — Кто тебя сделал? — указывает на Вонхо Джексон, повисая на закатившем глаза шатене под хохот альф. — Готовь свой мерс, принцесса. — Пошел ты, — скидывает его руки Вонхо, глянув на усмехнувшегося, но неспокойного наставника. — Если бы ты не дрифтнул, черт знает, где бы сейчас тебя носило. — говорит Вонхо, но Джексон отсмеивается, потрепав друга по волосам. Ночь вступает в свои права, музыка — громче, огни — ярче. Ведущий объявляет о новом заезде, гонщики готовят своих питомцев, тщательно оттирая каждый уголок. Хосок обводит взглядом стартовую полосу, усмехаясь, когда видит феррари и садящегося за руль Уёна. — Это твой шанс, старик. — Джексон хлопает его по плечу, подталкивая к маззанти. Намджун наблюдает за братьями, что садятся по своим машинам, прикидывая, сколько уйдет на их починку после гонки. — Если моя крошка погорит на этом, — вздыхает печально Хосок, затем ржет, дав пять Тэхёну и подмигнув Намджуну. — Так и быть — цель оправдает средства. Тэхён собирается сесть в йеско, но Хёнвон хватает его за локоть, побито, но гордо смотря в глаза дьявола. — Я буду в баре. — уведомляет блондин, альфа вскидывает бровь, с ухмылкой отвечая: — Не накидайся. Хёнвон бьет его кулаком по плечу, мило смеясь и двигаясь руками по бугоркам мышц, томно глядя из-под ресниц и перемещаясь к твердой груди. Тэхён насмешливо следит за проворными пальцами, спускающимся к прессу. Чонгук не моргает, ненависть и отвращение застряли в кукольных глазах, проклинающих каждый вздох рядом с альфой. Для Тэхёна он — шлюха, а тот, с кем он сейчас обжимается — его вечная любовь. Сарказм не кстати ни разу, но омега ядом хочет плеваться, жаля им блондинистую сучку, убивая им дикого мудака. Какого черта Тэхён говорит, что будет воевать за него, если прижимает другого, если на его глазах готов целовать других? Какого черта они хотят рвать глотки друг другу, ревнуя, как безумцы, сгорая, как воск? Чонгук никогда не найдет объяснения этим чувствам, перевернувшим весь его мир, научившим его сладостям близости и ломкам на расстоянии. — Bueno suerte. — желает Хёнвон, когда Тэхён убирает его руку и проводит по губам напоследок, разжигая пожар внутри омеги одним касанием. — Шевелись, Ким. — закипает Хосок, сигналя ему и выруливая к старту. Джексон довольно садится за руль мерса, издеваясь над хмурым другом, едет с ним на тест-драйв. Намджун остается у бентли блондина, обещав подождать до конца гонки, залипает в комп с бутылкой виски. Тэхён заводит йеско, равняется с маззанти на старте и выжидающе барабанит пальцами по рулю. Хосок врубает в салоне музыку, усмехается ему и надевает солнечные очки, чтобы не щуриться от цветных огней. Тэхён видит красную тачку дальше от маззанти, машины других гонщиков, и с насмешкой поворачивает голову, натыкаясь на сосредоточенное лицо Чонгука. Омега сидит в макларене, с готовностью сжимая руль хрупкими, белоснежными руками, смотрит нахмуренными бровками вперед, на вставшего с флажками шатена. Голодный взор Тэхёна скользит по закушенным, блядским губам, освещенной приглушенным светом коже, выпирающим ключицам, обратно к кудрявым волосам: «Смертельно красив». — Далеко собрался, стерва? — невольно вырывается у Тэхёна, он облизывает пересохшие губы и в упор смотрит на усмехнувшегося Чонгука. Омега не отвечает, взгляда не удостаивает и нажимает на кнопку, поднимая окно. Альфа толкает язык за щеку, качает головой и, последний раз жадно осмотрев, отворачивается. Тэхён кладет руку на бедро, другой держит руль, собираясь рвануть. Омега поднимает синие полотна, виляет бедрами в коротких шортах и начинает отсчет: — Три! Толпа орет, кричит имена, по бокам трассы зажигаются фонари, бит не стихает ни на йоту. Тачки грозно рычат, ожидая свободы. — Два! Тэхён держит ногу на газе, во взгляде демоны пляшут, как трофей видят стерву рядом. Чонгук переживает дико перед первым заездом, хоть и гонит зачетно, но сознание кидает мысль, что с этим альфой по частицам открывает новую жизнь. — Один! Машины с ревом слетают одна за другой, йеско с оборотом толкает противников и лидирует сразу на старте, усмехаясь летящим в зад матам. Тэхён выжимает из бака весь бензин, впереди видно только чистую дорогу, где он, ебать их, король, но каждый его план рушит Чон Чонгук. Макларен оглушительно обгоняет, и альфа не может не оценить. — Хороша, чертовка. — ухмыляется Тэхён, набирает двести, заметив обогнавший всех феррари. «Не промах эти Чоны», — стучит в висках. Город застыл под звуком колес, ночь склонилась перед своими хозяевами, победой следуя за блестящими тонировками. В далеких районах слышатся звуки полицейских сирен, за спиной — рев отставших тачек. На небе тянется хоровод ярких звезд, темные облака наполовину заволокли тусклую луну. Маззанти зверем вырывается вперед, Тэхён вскидывает бровь, вжимая педаль до предела. В первых рядах остались только машины их четверых, остальные вяло несутся сзади, и альфа скучающе зажигает сигарету, пока на радаре цифра переваливает за двести восемьдесят. Йеско отбирает лидерство, наслаждаясь им до тех пор, пока желтая сучка не показывает свой зад. — Блядь, стерва. — Тэхён взбешенно бьет по рулю, смотрит в заднее на цапающихся маззанти и феррари и ускоряется, довольно вырывая первенство. Пару метров места не меняются, альфа почти входит во вкус, когда бросает взгляд в сторону макларена, вдруг свернувшего не на том повороте. Тэхён сильно хмурится, припоминая, что находится в той части, и со всей дури давит на тормоз, круто объезжает столб, погнавшись за Чонгуком. По улице ряд сгоревших, развалившихся домов и рухнувших зданий, и альфа теряется в догадках, зачем омеге ехать сюда. Оранжевые фары макларена и йеско — единственный источник света, фонари здесь разбиты, лампы перегорели век назад. Тэхён следует за машиной, резво проезжает под летящим на него обломком крыши и грязно матерится, пытаясь подавить тревогу льва. Вдали виднеется неасфальтированная дорога, Тэхён сильнее давит на газ, проезжая наконец узкие стены. Макларен слишком быстро несется в неизвестность, альфа распирается напряжением, что Чонгук мог потерять контроль над такой скоростью. Он едет немного в сторону, выглядывает через опущенное окно на местность, рыча взбешенным хищником: обрыв. Чонгук, сука его, едет к обрыву. В голове вихрем крутятся картинки, как омега разбивается насмерть, как он поднимает не дышащее тело, как в оленьих глазах навсегда погасают созвездия. Тэхён качает головой — не в этой жизни. Стрелка на спидометре резко взлетает, он поджимает челюсть, молится успеть, ведь омега в пяти метрах от обрыва. Йеско рысью проносится вперед, обгоняет макларен и опасно разворачивается, один бок его почти висит над пропастью, но альфе похуй. Он хлопает дверным шарниром, свирепо вдыхает полной грудью, кулаки непроизвольно сжимаются и разжимаются. Тэхён надвигается на вышедшего Чонгука, такого растерянного и загнанного, боязливо отходящего. — Чонгук! — рычит Тэхён, монстром подходит вплотную и резко тянет на себя, неожиданно прижимая к твердой груди. Чонгук оказывается в кольце крепких рук, обнимающих его, как самое ценное, он слышит бешено стучащее сердце льва, приятно удивляясь, ведь альфа испугался за него. — Какого черта ты свернул? Чего добивался? Дыхание Тэхёна тяжелое, опаляет приоткрытые губы омеги, который послушно поднимает голову, когда огромные ладони обхватывают его лицо. Во взгляде альфы дикий, неумерший страх, он ножом исцеляющим Чонгуку в сердце входит, потроша его в кровь. — Mierda, Чонгук, если бы ты разбился... — Тэхён поджимает губы и жмурится, унимая рвущийся рык. Изгиб алых губ трогает горькая усмешка, и Чонгук пытается вырваться, но альфа грозно прижимает к себе. — Что тогда? Что с того, если какая-то шлюха исчезнет? — выпаливает Чонгук, ненависть застилает ночь в глазах, и он как можно больнее бьет альфу по груди, пока тот зверем напрягается. Омега продолжает с криком: — Будешь развлекаться со своими святыми шалавами! — Что за cojones ты несешь? — рявкает Тэхён, хватает кисти омеги и горящим от ярости взглядом впивается в стерву, с бесстрашным вызовом смотрящую в ответ. Они зажаты между двумя машинами, обрыв манит их убиться, пока они не прикончили друг друга. — Пошел ты, — Чонгук вырывает руки, алые губы ловят кислород, задыхаясь от гнева. Тэхён наступает, мышцы сокращаются сами, лев готовится растерзать гордую лань. — Пошел нахуй. — по слогам выговаривает Чонгук, альфа ухмыляется устрашающе, заставляя омегу пятиться назад. Дьяволы обезумели, сжирают дрожащего олененка, смакуя на языках пламени сладкий фантомный вкус. Тэхён резко тормозит и ругается матом, отворачиваясь, когда подъезжают феррари и маззанти. Чонгук успокаивает дыхание и сердце, сжимает обнявшую его руку брата и просит уехать сейчас же. — У гонки новый маршрут? — усмехается Хосок, ловя надменный взгляд Уёна, скользнувший по его оголенным бицепсам. Альфа похабно разглядывает в ответ стройную фигуру, подмигнув и выжидающе посмотрев на брата. — Последний раз вижу тебя с ним, чертов Ричард. В следующий раз разукрашу твою наглую рожу, — угрожает Тэхёну Уён, получив лишь громкий смешок альф. — Хочешь проверить, дэдди? — стервозно кидает омега, порываясь вперед, но Чонгук останавливает за руку, мягко шепча: — Не надо. — Твои ноготки не доставят мне много боли, — хрипло говорит Хосок, вскинув бровь и остановившись на красных губах. — Куда интереснее, что может показать твой дерзкий язычок. Уён вспыхивает багрово под ухмылку Тэхёна и отбивается от Чонгука, движется к Хосоку и ударом с ноги хочет влепить, но альфа перехватывает ее, привлекая к себе. Одна рука Хосока обнимает за талию, другая гладит пойманное бедро омеги, глаза волка пожирают смелую пуму. Чонгук раскрывает рот, идет на защиту брата, но сильные руки прижимают к груди снова, горячее дыхание Тэхёна опаляет алое ушко омеги: — Не мешай, стервочка. — Отпусти, мудак! — брыкается с криками Чонгук, еле дыша от жара крепкого тела и возмущенно склоняя голову, чтобы взглянуть в дико смотрящего на него сверху-вниз альфу. — Хороший удар, чика. Но противник не тот. — усмехается Хосок, наклоняется ближе к дрожащим ресницам и пухлым губам, убивается стервозностью в кофейных глазах и резко отпускает, ведь знает, что и так переступил запретную черту, теперь клетка должна захлопнуться. Уён в ярости оттряхивается, вскидывает голову и смотрит на брата, вырвавшегося из лап монстра. Чонгук разделяет его ненависть, задирает подбородок и гордо отходит к тачкам. — Умру, но въебу тебе, понял? — кричит напоследок насмехающемуся альфе Уён, злобно открывая дверцу феррари. — Esperar, американская чика. Уён смачно посылает ему фак и садится за руль, Хосок безнадежно качает головой, посмеиваясь. Чонгук ненавистно оглядывает Тэхёна, сложившего руки на груди и с кривой усмешкой наблюдающего за ним, рассматривающего смущающим, жадным взглядом с головы до пят. Омега чувствует кровь, прилившую к щекам, и сжимает недовольно алые губы, хлопая дверцой макларена и заводя его. Машины с ревом уносятся во тьму ночи, альфы хищниками переглядываются, облизываясь вслед своим жертвам.***
Море безмятежно-спокойно, ласкает золотистый песок розоватой под красным закатом водой, сверкает под распаленными лучами, вбирая их тепло. Пальма величественно возвышается над ним, мягкий ветер треплет ее листья, разнося по округе легкий аромат цветов, распустивших свои бутоны на обрыве. Тэхён ставит черного монстра на предохранитель, заходящее солнце оттеняет бронзовую кожу до медной, проглядывающую из черной майки. Джинсы плотно сидят на жилистых ногах, бандана затеряна в темных волосах. Альфа вдыхает запах родного места, снимает ботинки и спускается по камням, ощущает нежный песок, проходящий через пальцы ног. Тэхён проводит рукой по волосам, осматривается и резко тормозит, усмехаясь, что воображение решило поиграть с ним. Чонгук сидит на золотом берегу, твидовый небесно-голубой костюм идеально сидит на его фигуре: плотная ткань обтягивает стройные ноги, немного согнутые в коленях, чертов топик с толстыми лямками оголяет молочную кожу ключиц и рук, сложенных на коленях. Ветер осторожно развевает черные локоны, розовое море касается маленьких белоснежных ножек, ожерелье из белого жемчуга кольцом обернуто вокруг шеи. Рядом лежат твидовый пиджак и кремовые оксфорды. Тэхён валит все на глюк, но с каждым шагом понимает, что Чонгук здесь, на его месте. Омега ловит беззвучные шаги, поворачивает к нему голову и раскрывает алые губки, хмуря аккуратные брови. Он неверяще смотрит оленьими глазами, поднимается и встает в недовольную позу, отчего Тэхён может рассмотреть ахуенную фигуру с немыслимо тонкой талией, маленькими плечами и круглой попкой с упругими бедрами. Взгляд альфы наливается тьмой, руки порываются прижать к себе навечно, никогда никому не показывая. — Что ты здесь делаешь? — возмущенно спрашивает Чонгук, с ненавистью глядя на Тэхёна. Лев умереть хочет от чарующей красоты, неукротимого характера, медового голоса, который сладкой патокой вливается в уши. Тэхён пинает камень по дороге, оранжевая полоса над морем вспыхивает ярко-красным, волны приглашающе мурлычат. Чонгук смеряет альфу беглым взглядом, воздух накаляется для омеги, ведь мускулистое тело мудака чертовски сексуальное. Сердце бьется пойманным в клетку голубем, губы и щеки горят, легкие разлагаются от густой крови. Тэхён облизывается, сражен искусством, стоящим перед ним, спелой клубникой, которую так сладко вдыхает, подходя ближе. — Поверишь правде о том, что я нашел это место десяток лет назад? — усмехается Тэхён, Чонгук хмыкает и отходит, обнимая себя за плечи. Альфа рычит внутри, разрываясь от желания согреть дрожащую лань. — Почему же ты приехал сюда, твои подстилки больше не удовлетворяют? — дерзит омега, обида и ревность распирают органы, потому он их больше держит. Дыхание Тэхёна становится тяжелым, он по пятам следует за Чонгуком, ведется на стервозный огонек в ночи его глаз. — Не выводи меня из себя. — цедит альфа, хмурится и оглядывается на волнующееся море. Чонгук заправляет кудрявую прядь, вскидывая бровь и щурясь. — Как страшно, — дразняще улыбается омега, выпячивая губы, укусить которые Тэхён желает больше всего. — Ты всех шлюх так запугиваешь или только меня? — Блять, Чонгук, — Тэхён дичает, сжимает челюсть, собственником осматривая омегу. — Я бешусь, я не контролирую это. Я разорву каждый хуй, что приближается к тебе, выверну их конечности. Потому что, сука, их грязные лапы не смеют трогать тебя. — рычит альфа, опасно надвигается, и Чонгук ищет спасения у моря, медленно заходя в него. — У тебя нет прав на меня, — с вызовом кидает омега, волны ласкают его ноги теплом. Тэхён свирепо вдыхает, идет за стервой, губительно-прекрасно блестящей под красным закатом, скрывающейся в объятиях солнца. — Будешь избавляться от них, гуляя на стороне с другими? Какого черта? — кричит Чонгук, и альфа сжимает челюсть. — Guevon, oтдал бы все за то, чтобы вытравить тебя из сознания, — рявкает Тэхён, лев срывается с цепей. Чонгук пораженно слушает, глядя прямо в глаза дьявола. — Но ты — проклятие, от которого я не могу избавиться, твержу себе, что ненавижу, но блять, слетаю с тормозов при каждом взгляде на тебя. Мои чувства давно зашли за грань страсти, зависнув на безумии. Правда его вылилась на свет, гордая лань поставила его на колени. Альфа поднимает взор к небесам, тянущимся фиолетово-малиновой шалью, опускает его на Чонгука, не насыщаясь клубничным ядом, рассматривает закушенные, влажные губки, глаза куклы, молоко кожи, фантомно ощущая ее мягкость. Чонгук качает головой, верить ни единому слову не хочет, но сердце протестующе бьется об грудную клетку, внутренности щекочут разноцветные бутоны. — Я тебе не верю, — вскидывает голову Чонгук, не знает, куда спрятаться от хищника, отчаянно оглядываясь. Тэхён толкает язык за щеку и ухмыляется, ускоряя шаги. — Не подходи ко мне, — предупреждает омега, сжимая алые губы и пойманным в ловушку, но дерзким крольчонком смотря на альфу. Тэхён устал играть в догонялки, решает поймать дикого зверенка, сполна отыграться на прекрасном теле. — Ненавижу тебя, понял, ненавижу, — кричит Чонгук, всплескивая руками и отходя в глубь розовых вод, но Тэхён резко сокращает расстояние между ними, тянет на себя за руку. — Ненави- .. Чонгук натыкается на подводный камень, падает в глубокую воду, но крепкие руки хватают за талию, приподнимают с розовыми брызгами, опускаясь на ягодицы и прижимая к мощному телу. Тэхён чувствует нежные руки на своем лице, схватившие его, как спасение, видит алые раскрытые губы, чувствует их клубничное дыхание и зверем рычит, врываясь в них жадным поцелуем. Сладкие, до боли сладкие губы, неумело, но страстно сминающие его собственные, альфа сходит с ума, глубже целует, оттягивает, входит во вкус и кусает за нижнюю, сплетаясь с теплым язычком. Тэхён сжимает сочные половинки, упивается их упругостью, другой рукой гладит оголенную поясницу, наслаждаясь стаей мурашек, пролетевшей по ней. Стройные ноги окольцевали его торс, жмутся ближе, и альфа рычит в поцелуй, мокро и голодно лижет стенки рта, сминает алые бутоны, с которых слетает тихий, блядски возбуждающий стон. Приливы обдают прохладой, солнце медленно скрывают розовые облака, остатки бликов отражаются на их безумных телах. — Mi fresa, — шепчет Тэхён, целует глубже, играется с языком, срываясь с цепей, когда Чонгук целует сильнее, выгибая поясницу под огнем ладони и зарываясь в его волосы, оттягивая темные пряди. — Loco por tí. — Mi pasion y mi locura. — Тэхён не отрывается, душит обоих в диком поцелуе, с омегой на руках идет к берегу, оттягивая влажные губы, ласкает языком небо и десны, целует каждую губу, голодно и пошло. Заходящие лучи блестят на морской глади, греют широкую уходящую спину, ветер набирает обороты, холодком врезаясь в кожу Чонгука. Но горячие ладони гладят каждый миллиметр, и омега сгорает от жара их близости, плавится, подобно свече, расправляет крылья, словно птица. Тэхён глубоко целует, с ниткой слюны отстраняется и ухмыляется, смотря на побагровевшие, распухшие губы, затем в оленьи глаза, считая в них звезды. Альфа ставит омегу на песок, придерживает за идеальную талию и вновь припадает к алым губам, кладет руку на молочную шею, цепляет ожерелье и безжалостно разрывает его. Жемчуг рассыпается пылью, розовый прилив скрывает его в своих водах, унося в манящую неизвестность. Тэхён опускается губами к шее, затягивает до красных отметин шелковую кожу и кусает, зализывая сразу, возбуждаясь от сладких стонов Чонгука, сжимающего в руках его майку. Переходит к выпирающим ключицам, целует, целует жадно, до тесноты в штанах, теснее приближает трепещущего омегу, с рыком оттягивая кожу и оставляя засос. — Если мы не остановимся сейчас, я возьму тебя прямо здесь. — выдыхает у ключиц Тэхён, и омега тихо стонет, задыхаясь от горящих щек. Альфа улыбается ему, целует в пунцовые, детские щеки, чертовски нежные, и поднимает голову за подбородок. — Mi perra, tu eres solo mío. — Тэхён... — Чонгук глядит из-под густых ресниц, винно-алые губы так ахуенно называют его имя, что альфа несдержанно целует снова, мокро сплетается языками и, оттянув верхнюю губу, произносит в поцелуй: — Ахуенный. Тэхён отрывается, резко поднимая омегу на руки за колени. — Куда ты несешь меня? — капризничает Чонгук, крепко держась за шею альфы и вертя ножками в воздухе, отчего Тэхён громко, искренне смеется. Омега улыбается сам от низкого тембра, подхватывает свои вещи с берега, когда альфа немного опускает его. — Прокачу тебя на своем байке. — говорит Тэхён, глядит темными глазами прямо в оленьи, но омега смущенно смотрит в сторону, не в силах унять фениксов внутри, сжигающих и возрождающих его сердце. Тэхён бережно прижимает к себе, никогда таким счастливым не был, неверяще вдыхает клубнику с кожи и пышных волос, вечность любуется румянцем на щеках, дрожащими ресницами, прикрытыми глазами. Он поднимается на руках с Чонгуком к обрыву и осторожно сажает его на сиденье, невозможно расстается с теплом, мягкостью тела. — Впечатляет, — улыбается омега, проводя пальцами по обвивке руля и поднимая взгляд на Тэхёна, наблюдающего за ним львом, наконец поймавшим, наслаждающимся своей ланью. — Нам не нужны шлемы? — Доверься мне. — усмехается Тэхён, отбирает обувь у Чонгука и садится на корточки перед ним, не разрывая животного взгляда, поднимает одну ножку, стряхивает песок и оставляет поцелуй на подъеме. — Сладкий, такой сладкий. — шепчет альфа, целует другую ногу и надевает на них оксфорды. Чонгук вспыхивает красным, сердце его бешено стучит, пораженное такой интимностью. Тэхён поднимается к узкому животу, затягивает молочную кожу там, ловя сексуальный стон с кровавых губ. Член в джинсах твердеет, и альфа, сжав челюсть, выпрямляется, ставит руки по его бокам и выдыхает у алеющего уха: — Хочу попробовать тебя везде. Чонгук облизывает пухлые губы и хлопает ресницами, звезды в глазах ярко горят, встречаясь с голодным, безумным взглядом альфы. Тэхён отстраняется подальше от соблазна и берет свои ботинки, пока Чонгук смущенно встает, надевая твидовый пиджак. — Готов, fresa? — ухмыляется Тэхён, садится за руль мотоцикла и оглядывается на омегу, смущенно кивнувшего. Альфа толкает язык за щеку и держит смешок, сам окольцовывает руками Чонгука свой торс, заводясь от такого послушного олененка. — Держись крепче. Чонгук улыбается, ближе жмется к спине Тэхёна и прикрывает глаза, вцепившись в его майку. Альфа довольно улыбается, врубает мотор и байк громко рычит, зверем несясь навстречу заходящему солнцу.