Журналистское расследование

      — Напомни мне, тетя твоего друга собирается к нам на ночевку потому что… — Джессика сидела напротив Стефани, попивая свой горячий какао, в то время как Анжела заливала кипятком кофе три-в-одном. Вебер становилась зависима от вредного напитка каждую зиму, поэтому все подруги в этот период закупались коробками с пакетиками рассыпчатой химии, лишь бы угодить Анжеле и ее неоднозначным вкусовым пристрастиям.       — Вы ведь хотели немного нервы пощекотать, — оправдывалась Стефани.       — Да, вроде фильмов Хичкока, а не сеанса с куклами вуду у меня в гостиной!       — Джесс, тетя Джейка просто погадает нам на картах, — вступилась Анжела.       — Плохое у меня предчувствие насчет всего этого, — замотала головой девушка.       — Брось, это очень интересно, — заверила Стефани. — Тетя Джейка как-то предсказала его отцу, как именно он встретит свою жену. А моим родителям на свадьбе сказала, что у них родится девочка.       — Девочка или мальчик? Стеф, вероятность правильного ответа пятьдесят на пятьдесят, все равно, что бросить монетку. Такие предсказания и я умею делать.       Спорить дальше у девушек не получилось, потому что в двери постучали: на пороге уже стояла тетя Меда. Она принесла с собой разные травы, свечи и прочие атрибуты современного колдовского искусства, которое в бедную Джессику Стенли вселяло настоящий ужас.       Пока женщина раскладывала разные примочки на столе в гостиной, девочки молча обдумывали те вопросы, которые их действительно интересовали.       В нежном возрасте шестнадцати-семнадцати лет подростков редко интересуют вещи, связанные с прошлой жизнью, смертью или будущим. Им хочется поскорее узнать что-то туманное, но такое важное.       «Когда я встречу свою любовь?»       «Поступлю ли я в нужный университет?»       «Буду ли я богатой?»       «Сколько детей у меня будет?»       В семнадцать ты не задумываешься о том, что важнее всей этой мишуры является один единственный вопрос: «Что сделает меня счастливым?»       В семнадцать не принято понимать, что самая важная любовь в жизни у каждого человека это любовь к самому себе. «Нужным» университет может быть только для родителей, а богатство не излечит все душевные раны и не сможет пообещать хорошее здоровье. Да и детей в случае чего можно усыновлять.       А вот будем ли мы счастливыми, получив все то, о чем, как нам кажется, мы так сильно мечтаем в свои семнадцать? Вот в чем загвоздка…       Приоритеты, как и мечты, с возрастом меняются подобно погоде в водах Тихого океана.       Мы стремимся к далеким звездам, не понимая, что можем сгореть в их свете. Мы стремимся к далеким звездам, не понимая, что Солнце намного ближе любой из них.       — Кто первый?       — Можно? — Анжела явно не собиралась отсиживаться подобно Джессике, которая от одного вида металлического пентакля готова была вызывать священника на дом.       Меда кивнула на кресло напротив себя, и Вебер с самой воодушевленной улыбкой последовала навстречу судьбе. Колдунья внимательно осмотрела девушку, не задавая никаких вопросов, и рука сама собой потянулась к картам таро. Когда-то давно карты эти считались игральными, но, как это зачастую бывает с предметами обихода, со временем и к ним прицепился шлейф мистики и волшебства.       — Дух говорит мне, что ты сейчас очень о чем-то переживаешь. Очень зря, — женщина вытащила еще одну карту, чтобы удостовериться в правильности полученного от духа сообщения. — Тебя ждет успех в большом деле.       Анжела продолжала светиться от счастья. Джессика же между тем скептически посмотрела на Стефани, мол, «и это ты называешь точным предсказанием».       — Но я вижу большие перемены. Что-то связанное со скрытым знанием. Ты что-то узнаешь. Не могу только понять, приятное ли. Кто-то идет к тебе с вестями.       Женщина переменилась в лице. И свечи, которые до этого были единственным источником света в комнате, внезапно потухли.       — Стефани, — Брукс услышала странное шипение, которое, казалось, звучало прямо у нее в голове. — Стефани…       Девушка протерла виски, зажмурившись. Вспомнила молитву, которую в детстве с ней часто читала бабушка перед сном. Они стояли на коленях, рядышком, смотря на тусклое пятно луны в окне, и молились.       Но когда Стефани открыла глаза, все вокруг поменялось.       — Ан-… — имя подруги застряло в горле. Девушка схватилась рукой за горло, но его будто что-то сдавило изнутри. Ей оставалось жадно хватать ртом воздух.       Стефани осмотрелась, все еще держа ладонь на шее: она оказалась на поляне, где-то в лесу. Здесь кипела работа. Люди, одетые в лохмотья, будто бы не из нашего времени, расставляли палатки, а также раскладывали всяческие товары по прилавкам своих лавок.       Кто-то горланил пьяные песни у костра на народный манер, кто-то торговался насчет цены, кто-то вступил в настоящую перепалку, вот-вот готовясь прыгнуть с кулаками на оппонента.       Вокруг шуршали листья деревьев и насекомые. И в пробивающихся сквозь ветви лучах закатного солнца нежились птицы, уморенные дневным соловьиным концертом.       Диковинный мир прошлого (прошлого ли?) готовился к наступлению ночи. И в воздухе висел теплый запах чабреца и, кажется, розового масла.       Стефани двинулась к одному из ломящихся от разнообразия товаров прилавков, ведомая собственным любопытством. Она с детским восторгом рассматривала свежие овощи, сухие коренья и заготовленные связки трав. Всякие банки и склянки с маслами, разные камни, поделки из желудей и древесины.       Стеф не сразу поняла, что ее турне по лесной ярмарке было не произвольным — что-то тянуло ее дальше, будто вокруг талии кто-то повязал невидимую ленту, и теперь тянул ее следовать за чем-то… точнее за кем-то.       — Анура, помоги дяде с полынью, — женщина, чьи волосы давно серебрились вековой мудростью, обратилась к молоденькой девчушке. Той было, видимо, не многим больше, чем самой Стефани. Она, в отличие от своей родственницы, пыхала здоровьем: щеки ее были румяными от тяжелой и долгой работы на солнце весь день, глаза искрились малахитом и лесными тайнами, и волосы чернее вороньего крыла. Она выглядела, как полагает настоящей лесной нимфе, и Стефани не могла отвести от девушки глаз. Редко когда можно увидеть человека, добрый нрав которого был бы написан у него на лице.       — Сейчас, бабушка, — Анура направилась вглубь леса, и вот теперь, следуя за ней не по своей воле (Стефани на самом деле хотелось продолжить сновать меж прилавков с диковинными штуковинами и поделками из дерева), Брукс поняла, что привязана она была именно к этой незнакомке. И по какой-бы то ни было причине ей зачем-то нужно было увидеть, что же дальше должно произойти с этой таинственной брюнеткой.       Странно, как все-таки быстро становится темно в лесу. Стоит солнцу скрыться за горизонтом, как землю укрывает лакричное одеяло ночи, а из-за высоких и густых крон деревьев — звезд тоже почти что не видно. Разве только редкие ночные алмазы на небе блестели слишком ярко, чтобы их не заметить.       Стефани неторопливо огляделась, следуя по тропинке за Анурой. Почему-то ее не покидало странное ощущение, в животе завязался узел из нервов. Что же здесь не так? Вроде вот вдали виднеются языки пламени рядом с многочисленными домами — значит, там и живет дядя Ануры.       Шорох.       Совсем близко треснула ветка, и прежде чем Стефани могла бы закричать, человек в черных одеждах накинулся на Ануру, спрыгнув откуда-то сверху. Неужели он поджидал ее, сидя на дереве. Что за отъявленный разбойник может вот так напасть?       Брукс старалась рассмотреть происходящее в темноте, но тут же осеклась, услышав заливистый смех своей «проводницы».       — Дурак! — Стефани не сразу разобрала сказанное. — Ты напугал меня!       — Найдется ли место в Вашем сердце, чтобы простить меня?       Стефани замерла. Неверящими глазами только теперь смотрела на темный затылок мужчины.       Она знала этот голос, манеру речи. Знала этого человека. И, кажется, она знала, что именно здесь должно было произойти сегодня ночью.       Несмотря на то, что, казалось, видение было прямиком из начала прошлого тысячелетия, а то и раньше, Аро выглядел так же, как и в последнюю их встречу. Возможно, в этой реальности волосы его были чуть длиннее. И голос звучал несколько мягче.       Анура смотрела на своего возлюбленного нежным взглядом женщины, которая в любой момент готова отдать своему избраннику всю себя, включая собственную душу. Она осторожно провела ладонью по его щеке.       — Я так рада видеть тебя.       Он улыбнулся, целуя ее в висок, сжимая девушку в своих объятиях. Видимо, они не виделись какое-то время, и Стефани застала момент долгожданного воссоединения.       — Я здесь благодаря тебе, — прошептал он.       Они стояли тихо. Молчали каждый о чем-то своем.       Но лицо его вдруг переменилось. Аро буквально набросился на Ануру с поцелуем, прижимая ту к дереву, у которого они стояли. По сдавленному стону девушки, Стефани поняла, что той больно. Но Брукс не могла пошевелиться. Не могла подойти к ним ближе, чтобы оттолкнуть вампира. Не могла сделать ровным счетом ничего, кроме как продолжать молча наблюдать за разворачивающейся пред ее глазами сценой.       К счастью, Аро нашел в себе силы остановиться.       Он буквально отлетел на несколько метров, стараясь отдышаться. Брукс до этого считала, что вампиры вообще особо-то и не дышат без надобности. Этот Аро явно отличался от того, с которым она познакомилась в 21 веке.       — Анура, я не могу, я… — он закрыл глаза, а после и лицо ладонями. — Я слышу их. Они… Они…       — Все в порядке, тебе нечего бояться, — успокаивала его девушка.       — Они говорят об ужасных вещах. Они хотят, чтобы я… — он еще раз выдохнул. — Тебе нужно было оставить меня. Спасение сродни проклятию.       — Аро… — Анура сделала шаг ему навстречу, но Вольтури попятился назад, выставляя руку перед собой. Все его существо умоляло ее не подходить ближе.       Стефани никогда не видела вампира таким… Таким отчаявшимся, запутавшимся. В его голосе звучало сожаление, и где-то в груди невольной зрительницы что-то екнуло. Это чувство просыпалось в ней каждый раз, когда она пыталась отговорить себя от сострадания и стремления понять вампирскую сущность. Но здесь, в это далекое время, он еще совсем юный. Сколько ему, если представить, что прошло не так много времени после его обращения? Девятнадцать? Двадцать?       — Нам суждено покидать землю, когда наша миссия закончена. Так завещали нам боги. Какую цену еще придется заплатить за то, чтобы я оставался в мире живых?       — Не говори так, — брюнетка закатила рукав, оголяя запястье. — Что боги, когда я покорила саму смерть? Я создала тебя при помощи своей крови. Я заключила контракт со смертью, я же тебя от нее и спасу. И нет цены слишком высокой, чтобы я не готова была ее заплатить.       — Моей душе нет спасения, и ты это знаешь.       — И я отдам свою, чтобы быть с тобой. Надеюсь, это ты тоже знаешь, — Анура улыбнулась, делая еще один шаг к Аро. На сей раз вампир не отступал.       — Ты уже многим пожертвовала ради меня, я не хочу, чтобы-…       Она прервала его спокойным и уверенным «т-шшш», и Аро ничего не оставалось, как сдаться этой волшебной женщине, уступая ее воле. Какие немыслимые вещи делает с нами любовь.       — Несколько глотков, хорошо? — Анура подняла ладонь, подставляя Аро свое запястье.       Они смотрели друг на друга какое-то время. Стефани оставалось лишь догадываться, о чем говорили их души. Анура еще раз кивнула, подталкивая вампира к действию.       Мужчина осторожно обхватил губами участок кожи на внутренней стороне ее запястья. Его глаза непроизвольно закрылись, и вампирская сущность взяла верх.       Стефани отвернулась, не желая становиться свидетельницей кровавой картины. Она знала, что все этим закончится. Знала, что чудовище внутри вырвется, как только хозяин приоткроет дверцу его клетки. Знала, что именно этим рисковала и она, и Белла, и каждый житель Форкса, пересекаясь с любым вампиром.       Возможно, вампиры сохраняют свою душу после обращения, но теряют всякий контроль над собственными инстинктами. Диким зверям не суждено стать домашними питомцами. В этом смысле в природе царствует гармония. В отношениях хищника и жертвы не место романтике. И всякий, кто думает иначе, законченный дурак.       Вампир впился в шею своей невесты, и вот ее светлое платье окрасилось темным багровым. Она совсем не сопротивлялась, и даже не кричала. Только что-то нашептывала ему. Что — Стефани не слышала, стараясь не вслушиваться в противный и тошнотворный звук глотания.       Глоток за глотком он отнимал жизнь у самого дорогого ему человека. Глоток за глотком он приближался к темной одинокой бездне. Неужели ничего в его окаменелом сердце не сжалось в тот момент от осознания, что же он на самом деле творит?       Тело Ануры обмякло в руках вампира. Он подхватил ее, но когда остановился, было уже слишком поздно что-либо делать.       Он дрожащими руками уложил возлюбленную к себе на колени, поглаживая ее волосы, стараясь привести ее в чувства. Он звал ее, умолял вернуться.       — Анура, как же так? Как же так?       Стефани не знала, что и думать. Чувства ее запутались, как клубок ниток, что не развязать. Проще сжечь все. Вместе с воспоминаниями из этих видений.       — Боги, если вы слышите меня, если вы слушаете, спасите ее. Отдайте меня демонам на сожжение, но спасите ее. Заберите меня… — продолжал шептать Аро снова и снова, качая в своих объятиях свою теперь уже навечно-уснувшую красавицу.       Стефани с трудом выдохнула, запоздало понимая, что все это время задерживала дыхание. Теперь, кажется, она увидела все, что должна была. Одно дело было слышать о жестоких убийствах от Элис, не зная, кому доверять, ей или Аро, и совсем другое, увидеть все это собственными глазами.       — Ты монстр, — шепот сорвался с ее губ. На этот раз у Стефани получилось что-то сказать.       Аро вздрогнул. Поднял глаза и похолодел. Будто увидел что-то, что видеть не должен был бы.       Аро увидел ее. Странный сон-видение трансформировался в кошмар, потому что монстр, чьи губы и подбородок были в крови, смотрел теперь на нее. Будто узнал ее. Будто все это происходит взаправду.       — Ты… — шепчет он.       «Ну же, Стефани, очнись! Просто открой глаза!» — говорила она себе. Брукс что есть силы зажмурилась, не желая ничего больше, чем просто увидеть глаза близких подруг, увидеть их лица, зал дома семьи Стенли.       Открыв их, Стефани оставалась в темноте, но вот в помещении заново загорелась свеча, и комната озарилась ее тусклым светом.       — Ты чего такая бледная? Будто привидение увидела, — усмехнулась Джессика.       Действительно. Привидение. Или целых двух?       — Я… вспомнила просто, что еще не доделала проект по истории. Пойду… пойду чаю поставлю, — у Стефани в груди жжет неприятной тревожностью, жжет ладони и горло, и от чувства этого хочется поскорее избавиться, отмыться водой с мылом и мочалкой. Хочется лечь под теплое одеяло, укрыться с головой, и просто забыться.       На кухне опять темно, и ей все еще не по себе от этого, потому что всей кожей он по-прежнему чувствует липкий осознанный взгляд Аро Вольтури.       Что это было? Произошло ли по-настоящему? Видел ли Аро это же видение одновременно с ней? Помнит ли он, что Стефани появилась там, в лесу, когда он оплакивал собственную человечность?       — Чертовщина какая-то, — шепнула она в темноту, шумно выдыхая слова в пустоту коридора.       Она ступила на скрипучий деревянный пол кухни, и повернулась, чтобы включить свет. И опять непроизвольно ахнула.       Либо Стенли успели сделать капитальный ремонт, либо это все часть какого-то ужасного ночного кошмара, и у Стефани почему-то нет возможности проснуться.       Она повернулась обратно к дверям, только чтобы увидеть позади себя стену из мрамора. И, кажется, лучшим решением в подобной ситуации будет просто не двигаться, не создавая лишних звуков, чтобы тем самым не обратить на себя чужого внимания.       Высокие своды зала для приемов были украшены лепниной. Панно запечатлевали узоры, сюжеты из театральных постановок, и в некоторых местах, разделенные пилястрами, висели картины.       Люди, которые собрались, видимо, для какого-то тематического торжества, были облачены в темные кафтаны, платья и одежды. Романтические мотивы прослеживались в прическах, манерах, движениях, и, даже, макияже. Яркие румяна больше походили на первичные признаки розацеи, а четкие, слишком идеальные для настоящего человека, движения и вовсе превращали присутствующих в живых кукол.       Стефани запоздало протерла глаза, чтобы в очередной раз убедиться, что происходящее ей не снится.       Не снится.       — Frattelli. Sorelle, — голос говорившего бархотом стелился по полу, эхом отскакивая от мраморных стен. — Stanotte celebriamo l'inizio di una nuova era. È giunto il momento per la nostra specie di lasciare le ombre e rivelare al mondo il vero potere… Il potere dei… (прим. автора — «Братья. Сестры. Сегодня мы празднуем начало новой эры. Пришло время нашему виду выйти из тени и явить миру истинную силу. Силу…)       Мужчина запнулся, вдыхая полной грудью. Он запрокинул голову, блаженно прикрывая глаза, и несколько платиновых прядей его волос спали с плеч на спину. Он замер, словно статуя сумасшедшего гения, который вдруг встретил в своих объятиях скрытую истину жизни.       По толпе прошелся гул. Собравшиеся, видимо, были несколько обескуражены поведением говорившего.       Обескуражены не менее, чем и сама Стефани. Если видение с Анурой и Аро имело какой-то важный для нее подтекст, то понять, зачем она вдруг оказалась здесь, было превыше нее.       В какой-то момент мужчина вновь опустил подбородок, и, когда, наконец, открыл глаза, взгляд его был устремлен прямо на Стефани. О таком обычно говорят «леденящий душу». Сердце ее ухнуло куда-то в самые пятки. И во рту отчего-то стало сухо.       Несколько взглядов, таких же холодных и заинтересованных, впились в нее. Как будто иголками протыкали самые нежные участки кожи, изучая, как ученые лабораторную крысу.       И на смену перешептываниям и белому шуму пришла гробовая тишина. Будто бы призраки прошлого вдруг замерли. И только глухое будум-будум, которое становилось все громче, пока Стефани не поняла, что это ее собственный пульс отдается эхом в висках. Брукс, кажется, наконец-то поняла, как чувствуют себя беззащитные оленята посреди ночной трассы, не имея ни малейшей возможности пошевелиться и сдвинуться с местаб только всматриваясь в фары приближающегося автомобиля, диковинного железного монстра.       Ты смотришь прямо смерти в глаза. Тебя до ужаса пугает пустота, но так манит обещанное спокойствие. Когда все закончится, уже ведь не будет ни больно, ни страшно, ведь так?       — Umana, — шепнул блондин.       И слово это, что бы оно не значило (хотя слишком уж похоже оно на английское «человек», чтобы значить что-либо другое), стало спусковым крючком для присутствующих, потому что они двинулись навстречу девушке. Как будто до этого они не совсем четко ее видели, но стоило им услышать слова своего лидера, ринулись к шпионке.       Стефани не надо повторять дважды: она побежала к первой попавшейся двери. Нажала на ручку, и потянула на себя, что есть мочи.       — Ci vediamo! — услышала она напоследок елейный голосок незнакомца, захлопывая за собой двери, и продолжая бежать по коридору, уже не видя, что бежит по дому Джессики Стенли, и что находится опять в родном Форксе.       Врезаясь в кого-то, идущего ей навстречу, и оказываясь на полу раньше, чем вампир смог бы ее подхватить.       — Хей-хей-хей, — обеспокоено залепетал Эдвард. Брукс все еще выбивалась, старалась подняться обратно на ноги, и смотрела на Каллена невидящим взглядом. — Хей, Стефани, это я. Ты в безопасности. Все хорошо, т-шшш, — он обхватил руками девушку, чтобы та хотя бы на какое-то время успокоилась. — Все в порядке, все хорошо.