***
Спарта взращивала без сомнения самых сильных воинов Греции. Ни один город не осмеливался оспаривать это и, тем более, никто не решился бы мериться силой с любым из спартанцев. Они предпочитали уединение, жили по собственным законам, и только Стелиос разрешил себе нарушить правила. У него была достойная причина, — Афины, — первые на пути к греческим городам после Спарты, и Актей. Актей, не так хорошо развитый физически, но прекрасный стратег, привлекал его внимание с самой первой встречи, когда прибыл в Спарту в роли посланника. Спартанцы часто отсутствовали на собраниях совета, поэтому любую информацию приходилось доносить отдельно. В тот раз бремя взял на себя именно афинянин. Царь Леонид отмахнулся от предложения общими силами укреплять Грецию, приказав посланнику идти прочь, но тот не собирался дерзить или упрашивать, потому что так происходило каждый раз. Пообещал только передать ответ, пускай он и был очевидным для многих из совета, и направился к выходу из города. Всё это необходимо было сделать хотя бы для чистой совести, — спартанский царь был поставлен в известность. На площади города жеребцы, мерившиеся силами, с ухмылкой предложили проходящему мимо посланнику присоединиться и сразиться с ними, на что тот сдержанно промолчал, проходя мимо, но неосторожно наткнулся на ещё одного спартанца, будто из неоткуда появившегося на пути. Отходя быстро в сторону и поднимая копытами пыль с земли, афинянин сдержал порыв потянуться к рукоятке своего меча. Спартанец же, только улыбаясь заинтересованно, совсем без страха заявил: — Тебе никто не навредит здесь. Только в случае неуважения, — он шикнул на других, угрожающе ударив копытом по земле, приказывая заканчивать игры, и открыл дорогу новому знакомому, отходя слегка в сторону и назад. — Так ты значит, из Афин к нам? Чем это наш царь снова Греции не угождает? — Обсуди это с ним, спартанец, — ответил тогда парень с каплей брезгливости, желая закончить бессмысленный диалог и обходя воина, но тот, отнюдь, оказался искренне доброжелательным. — Хорошо, обсужу, но позволь хоть проводить тебя? Актей остановился на мгновение, а потом всё-таки разрешил себе обернуться и рассмотреть его. Литые мышцы крепкого тела прорисовывались на вороной шкуре, хвост был не подстрижен, плавно покачивался из стороны в сторону и, не смотря на рыжие волосы, был угольно-черным. Спартанец улыбнулся уверенно, выравниваясь под оценивающим взглядом и складывая руки на груди, а потом опустил устойчиво все четыре копыта на землю. Актей немного расслабился и всё-таки улыбнулся ему в ответ, щуря голубые глаза, чтобы скрыть искру восхищения. Он привык доверять интуиции, и сейчас она молчала. Во второй раз они встретились на побережье Афин, где Стелиос забирал металл для кузни, Актей, — масла в хрупких глиняных кувшинах, к которым потом всю дорогу не давал спартанцу прикоснуться, стараясь идти спокойно, пока тот по несколько раз рысью нарезал круги вокруг. А в третий раз им посчастливилось увидеться на вершине скал над самым морем. Стелиос направлялся в Афины, Актей — в Спарту, но в тот день они оба впервые остались на невидимой границе своих миров.***
— Ты боишься? — как-то раз спросил афинянин, бинтуя чужие крепкие предплечья вымоченной в маслах тканью. Та послушно впитывала в себя капли пота и засохшую кровь. — Мы не можем бояться. Высшее благо для нас — славная смерть в бою, — с улыбкой напомнил Стелиос, наклоняясь ближе и утыкаясь лицом в растрепанные темные волосы, умиротворенно опуская веки и успокаивая бурлящую в груди энергию после тренировки. Афинянин умолк, затягивая и завязывая узел на краях ткани. — Береги себя, — тихо добавил он, не отстраняясь, а только отпуская его руки, — Потому что я боюсь за тебя.***
Когда персидский посол прибыл в Спарту с требованием «земли и воды», вся Греция уже готовилась к войне. Лишь безумец пренебрег бы богатством и сохранением жизни взамен тому, чтобы склонить колени перед «единственным царём и милостивым Богом», коим он сам провозгласил себя и коим заставил считать себя уже многие города и народы. И вся Греция так же знала, кто станет первым безумцем. Совет терпеливо ждал ответа от спартанского царя, но тот свои устои не нарушил. Леонид, сбросивший персидских послов в яму смерти и проигнорировавший предупреждение оракулов, готовился идти со своей армией из трёх сотен лучших спартанских воинов к Огненным вратам, чтобы упредить противника, отвергая при этом любую помощь других городов. Афины готовили флот, Греция старалась сохранять холодный разум, и только Спарта была спокойна. Леонид приказал выбрать самых сильных спартанцев для своей прогулки, коей шутливо называл поход, и собрался выступать утром. Все они понимали, что это может оказаться последняя их ночь на родной земле, и каждый гордился, когда выбор Леонида пал на него. Спарта первая внесла свою лепту и не имеет права пасть. Стелиос не оправдывал ни своего царя, ни себя. Когда они с Актеем встречались в последний раз, говорить об этом не пришлось, потому что тот все уже понимал. Он только развязал веревки на кожаных рукавах, стянул латы и, обхватывая пальцами чужие запястья, опустился перед воином на землю, потянув за собой. Весь вечер они провели в тишине, наблюдая, как солнце тонет в море и как часть греческих флотилий спускают на воду. У Стелиоса в груди всё сжималось от щемящей нежности, потому что Актей, не говоря ни слова, лежал рядом с ним, так, чтобы касаться его, впитывал его и одновременно отдавал ему свою энергию. Им даже удалось уснуть, кажется, никто из них не знал наверняка и не заметил этого. Концентрироваться на мыслях было тяжело и не хотелось, однако они хлынули уничтожающим потоком, когда земли коснулись первые утренние лучи. Актей заговорил только перед самым расставанием, заставляя Стелиоса обернуться, чего тот, признаться, вовсе не хотел. — Спартанец, — он не назвал его по имени, чтобы было легче. Никто из них не имел права на нежность, поэтому афинянин мог только добавить тихое напутствие, что значило для них обоих гораздо больше: — Вернись со щитом. Мир остановился где-то в это мгновение. До тех пор, пока кто-то не позволил себе осторожно улыбнуться на прощание.