Ужасная ошибка

Ноги подгибаются. Годы берут свое — она не может сражаться в том же темпе, как когда-то давно. Голова гудит, напоминая о ужасной ране. Но снова нужно рваться в бой, пытаясь сохранить равновесие сторон. Сколько бы ее не щадил Гейб, сколько бы ее не одергивал Джек, она не даст им двоим убить друг друга. Они и дочь — единственное ценное, что осталось от прошлой жизни… В этот момент слышится оглушающий, фатальный выстрел. Все внутри Амари сжимается, вздрагивает от глухого звука. Безумный, неверящий взгляд упирается в мертвое тело старого друга. Она не верит своим глазам, не может вздохнуть, словно кто-то с силой ударил ее под дых. О том, чтобы подняться, уже не может быть и речи — слишком сложно сейчас даже просто думать. Ана подползает к телу в несколько неловких движений, с ужасом… …глядит на белоснежные волосы, заляпанные кровью. Сквозь треснутый визор виден пустой, стеклянный взгляд — кажется, в глазах Джека на мгновение промелькнула живая искорка удивления, прежде чем полностью угаснуть вместе с жизнью. Руки впервые за долгие годы бессильно повисают, отпуская верную винтовку, которая сползает в лужу темно-красной крови. …смотрит на осевшее черное нечто, темным сгустком расползающееся по земле. Еще секунда — и вот уже знакомый силуэт проглядывается сквозь пыль и дым. Ничего человеческого, даже кровь и та черного цвета, тягучая, как мед. Лишь поза по наивному открытая, простая, нелепая; и в такой позе уже нет того страха перед неизвестным, изуродованным лицом бывшего сослуживца. В груди что-то ломается, отмирает. Так всегда, когда теряешь кого-то дорогого тебе: все прожитые моменты, счастья или горя, вмиг становятся ярче, ослепляя, даруя те эмоции, что вы пережили вместе, на двоих, после тут же отбирая все до последней капли. И эта пустота, оглушающая пустота, наполняется болью, эхо которого разбивает душу на еще более мелкие осколки. И в этот раз, в этот ужасный раз все было намного хуже: ведь тот, кто лежал сейчас бездыханный перед ней, был ее жизнью, воздухом, светом. Как и тот, другой, что его убил. …А он тем временем стоит молчаливой тенью, чьи эмоции не считать с белоснежной маски, которая закрывает теперь уже мерзкое, хоть и дорогое лицо. Когти лишь сильнее сжимают рукояти дробовиков, тут же отбрасывая их прочь — и коса Жнеца, оружие, которым он отнимает жизни, падает рядом с трупом верного друга. …А он тем временем подходит ближе, с комом у горла смотря на убитого друга. Хочет прикоснуться — к Ане или Габриэлю не понятно, но не может, словно вина связала ему руки тугим узлом. Плечи невольно опускаются, как и голова, налитая тугим свинцом. В нем тоже умирает частичка жизни, но Джек принимает это с честью, достоинством, провожая прошлое на тот вместе с тем, кого считал самым преданным другом. Амари делает судорожный вздох. Рука робко тянется к трупу, подрагивает –а после дрожит уже и сама женщина, от беззвучного плача без слез, потому что и крики, и слезы она израсходовала давным-давно, в первый Кризис, рыдая над убитыми товарищами. Как и сейчас, но уже тихо, сдержано, обхватив голову руками и в душе надеясь, что все это ужасный страшный сон. Кошмар, чей источник в нем. В том, кто сейчас стоит перед ней, не отрывая взгляда. — Почему?.. — слетает с губ еле слышный вопрос, понятный в воцарившейся вокруг гробовой тишине. Ответом служит молчание… …Пока не издается тихий смешок. Жнец склоняется над ней, над Джеком, всматриваясь в оставленную дробовиками рану. Он безоружен; знает, что Ана не сможет ему ничего сделать. Никогда не могла — и жива лишь потому, что он щадил ее каждый раз, когда оказывался в битве, лишь играясь. А вот его он не пощадил в этот раз. …Пока не издается тяжелый вздох. Моррисон оседает рядом, на одно колено, словно рыцарь, убирая оружие подальше — сейчас оно было только лишним грузом в руках. Уликой, заставляющей вину лишь сильнее грызть уставшую и измученную душу, искалеченную провалами и неудачами, разочарованиями и собственными грехами. К последним сегодня добавился еще один, тяжелый, склизкий и мерзкий. Но Джек будет до последнего уверять себя в обратном. И страшиться того дня, когда эта вера внезапно закончится. — Рано или поздно это бы случилось. — Кто-то должен был это сделать. Сил спорить нет. Сил убеждать нет. Нет сил даже что-то ответить — слова не находятся в череде бушующих в душе чувств. Он замечает это — и встает, бросая взгляд на далекое небо. Минуту назад оно было другим; сейчас же уже никогда не будет прежним. Когда-то давно, когда омники пытались захватить весь мир, они говорили друг другу: что бы не случилось, кто бы не разлучил нас, мы всегда будем под одним небом, а значит и вместе. Теперь же небо было разным. Для каждого из них. Для нее оно стало напоминанием о том далеком дне засады, где она потеряла себя. Песочное, закатное небо, сливающееся с песками пустыни, в которых так легко тонула кровь. А он же вспоминал … … ночное небо родного города, что отсвечивало бесконечными огнями фонарей, никогда не дающих разглядеть звезды. Далекое прошлое, где он еще был самим собой. Тем, кого потерял навсегда, нажав на спусковой крючок. …голубое до невозможности небо ферм, где белые облака лениво проносились мимо, как и время. Мирное время среди родных и знакомых, друзей, бесконечных золотых полей и незабываемых запахов живой природы. Послышатся шаги. Тяжелые. Он сделал то, что должен был, и больше его здесь ничего не держит. Ничего, кроме тела старого друга и подруги, верно прикрывавшей спину многие годы. Мужчина снова замрет на секунду, застыв в раздумьях, пропуская каждую мысль через свой собственный фильтр, чтобы внезапно не осознать тяжесть содеянного. После кинет еще один взгляд на Ану… …и двинется прочь, бессильно сжав руки в кулаки, оставив женщину наедине с ее горе. Его горем, которое он бережно похорони в груди также, как и былую дружбу. Как его образ. Как ее образ. Ведь более он не посмеет взглянуть ни на старые фотографии, ни на ее лицо. Более он не узнает их — потому как его прежнего более и не существует. …двинется обратно, аккуратно, бережно укладывая свою тяжелую руку на дрожащее плечо. Потому что иначе и быть не может, потому что он должен быть рядом. Сохранить то, что еще цело — хотя кажется, что теперь весь мир лишь отражение в разбитом зеркале. И это не дает ему покоя. Ведь еще какую-то минуту назад Джек был уверен, что выстрелом вернет тот самый хрупкий, распавшийся под его нажимом, баланс. На самом же деле он знает, что ничего не изменилось. Кроме того, что была совершена ужасная, безумная ошибка, изменившая все. Все, кроме изъедающего изнутри чувства вины, которого он и зовет «ничем».