Я совершаю ошибки.
Очередной мой глупый поступок проходит мимо меня, пряча лицо под огромным капюшоном и отросшей светло-розовой челкой, вот прямо сейчас проскальзывает перед моим носом в аудиторию и садится на свое привычное место: средняя парта возле самой стены. Мне приходится остановиться в самом начале ряда и оглядеться на наличие пустых мест, которое оказывается лишь рядом с ним. Если это не издевательство от Вселенной, тогда я не знаю что за чухня изо дня в день. «А именно?» — спросите вы. Да то, что каждый день ходят от силы пару человек, а вот уже целую неделю вся группа изрядно полюбила учебу и готова рвать и метать. Правильно, сессия скоро ударит по голове железным ломом. Садясь рядом с ним, я чувствую себя в разы более виноватым, потому что он жмется к стене, закрывается капюшоном и молчит, даже не достает телефон из кармана. Проходит полчаса, мои руки начинают трястись из-за его неловких движений в мою сторону. — Что ты делаешь? — и это единственное, что срывается с моих губ в эту секунду. В ответ тишина, разве что фоном диктует новую запись преподаватель, а его наполненная теплом ладонь продолжает вырисовывать на предплечье узоры. Наверняка снова сердечки или квадратики. И такое происходит впервые за все полгода, что мы уже не общаемся. — Ли Джено. Ли Джено! Я неловко поворачиваю голову в сторону преподавательского стола, расфокусированным взглядом смотрю и, опомнившись, резво поднимаюсь со своего места и буквально ору «Здесь». По аудитории разносится громкий смех, мужчина его в свою очередь сдерживает и велит выйти и смыть с лица холодной водой сонливость. Снова стыд. Мне приходится выйти в коридор и бесшумно прикрыть дверь. Дорога до уборной занимает целую вечность, да ещё и эта улыбчивая девушка с Экфака заставляет остановиться и выслушать парочку одобряющих и благодарных слов за то, что я ей сделал курсовую. Ничего личного, я ей курсовую, она — деньги. Внутри огромной для такого маленького университета уборной оказывается пусто. Конечно, первая пара, да так ещё и её середина. Ноги слабеют, хочется осесть на пол, однако приближающиеся шаги буквально толкают меня к самой первой кабинке. Я закрываюсь в ней, опускаю крышку и сажусь прямо на неё, потому что сил нет для брезгливости, да и предчувствие подсказывает, что это он идет сюда. Наверняка, хочет поговорить, чего уж точно не желаю я. Шаги стихают, включается вода и постепенно наполняет комнату шумом, резко стихает и вновь окунает меня в особую тишину, где в воздухе витает его парфюм, телефон в кармане вибрирует и в голове звучит мелодия, что когда-то стояла исключительно на его звонке. Ну все, спалился. Выдох срывается с губ, я откидываюсь назад и несильно бьюсь затылком и керамическую холодную плиту. — Выходи. — Не хочу, — отличная отговорка, Джено, молодец. — Зачем ты вообще сюда пришел? Отлично понимаешь, что я не хочу с тобой говорить. — Твои побеги от проблемы всегда заканчивались моими первыми шагами. Я не заставляю тебя извиняться или умолять. Просто выйди и, прошу тебя, поговори со мной спокойно. Если я не выйду сейчас, то все равно когда-то это нужно будет сделать, потому я отталкиваюсь руками от стен и поднимаюсь, дверь кабинки неожиданно громко ударяет и я вижу вздрагивающие плечи напротив себя. Он облокачивается на раковину бедрами и со скрещенными на груди руками смотрит самым серьезным взглядом, что я когда-либо видел от него. Мне становится до того стыдно, что приходится дышать через раз. Я вторю его позе, только опускаю голову, не иначе как если посмотрю — тотчас убегу отсюда к чертям, ждущим меня каждый день с огромным упоением. — Почему ты ушел? — голос Джемина дрожит, будто он на черте «старт», где концом окажется истерика. — Честно? Я не могу объяснить. Если бы я сам понял и смог разобраться в себе, то уже бы давно все объяснил. Это все сидит внутри меня и не дает нормально жить, особенно, когда я вижу твою страницу в социальных сетях, не буду даже заикаться о личной встрече, — я засовываю руки в карманы брюк и сжимаю в кулаки, чтобы все-таки в этот раз полностью выговориться и не видеть обидчивый взгляд в свою сторону, — На тот момент мне казалось, что я такой отвратительный: не достоин и одного твоего сообщения, с того момента начались проблемы с самооценкой. Сам знаешь, что у меня с ней всегда туго шло, — шутку я проглатываю, а то ещё настрой собью, тогда точно видать мне побои, — И я каждый раз смотрел в зеркало, и думал, что такой вот серый и никчемный человек, который не отличается стилем в одежде, какими-то достижениями в инстаграме или твитере, да даже особенностями во внешности… Не лучший вариант для тебя. Да, я поступил как самая грязная в этом мире свинья, и теперь ты знаешь, как же я все-таки решаю свои проблемы. — Побегами от них, — он продолжает мысль за меня и я вижу в его глазах долю понимания, когда все-таки решаюсь оторваться от пола. — Отлично понимаю. Внутри становится легче лишь чуточку, потому как разбитое сердце и скомканные чувства я ему прямо сейчас не подарю в розовой коробочке с лиловым бантиком, но хотя бы так он будет знать все, что кучей собралось в моей голове за столь долгое время. Надеяться на прощение просто нет смысла. Я вновь отталкиваюсь от раковины и направляюсь в сторону выхода и, как по закону жанра, меня останавливают холодные пальцы, сжимающие мой локоть. Забавно, так обычно бывает в пресловутых дорамах. Тишина висит в воздухе, мы оба не двигаемся вот уже долгое время, Нана продолжает сжимать мою руку и, кажется, не намеревается отпускать. — Ты меня любишь? Он плачет. Вас посещало чувство, будто внутри все дрожит, буквально все ваши органы под битами от колонок сотрясаются, а желудок невольно скручивает в три оборота? Если нет, то я и не советую даже представлять такое. В голове крутятся правильные слова, которые уже давно пора сказать, осознать и наконец получить звонкую пощечину. И это говорит мне здравый рассудок, однако что-то сопротивляется. То, что уже давно загнано глубоко в потаенный уголок, куда никому нельзя, где страх сжимает цепкими оковами и не позволяет пошевелить даже пальцем. Все это действо уже затягивается на довольно положительное время, хватка ослабевает ровно наполовину и в тот момент, когда пальцы уже скользят по коже, я вздрагиваю и выкрикиваю: — Да! К спине прижимается его теплое тело, руки скрещиваются на животе, подбородок касается плеча, а меня здесь и нет. Я вижу все со стороны и это выглядит гармонично, правильно, то, что в эту секунду и должно быть таковым, словно вставка в видеоряде, завершающая готовую дорожку. Глубоко вздыхаю и наконец чувствую себя живым. Все в этом мире совершают ошибки: огромные, неправильные поступки и крохотную ложь, случайно павшую зерном во вспаханную землю. Не позволяйте им поглощать вас с головой.Ошибаться — это нормально.