На шаг впереди

Тот день был угрюмым и холодным. Несмотря на приближающийся май и обещанное синоптиками тепло, на улице было чертовски промозгло и сыро. Не зная, куда себя деть после школы в такую погоду, Митч опять залез в окно к Джонасу, в этот раз даже не страшась находящегося под этой же крышей Дина. Вообще, в последнее время он начал наведываться к Джонасу особенно часто, в основном, под покровом ночи, когда у ребят была возможность спокойно пообщаться друг с другом, не боясь того, что в любую минуту к ним в комнату может ворваться маразматичный родитель. Порой Митчу казалось, что Джонасу комфортней общаться в темноте, когда люди не видят друг друга. У парня закралось подозрение, что Джои просто не нравится то, как он на него пялится. На самом деле, потом Сидни все же сделала Митчу замечание по поводу того, насколько пристально и неприлично он смотрит на Джои. Это было довольно неловко для всех, но теперь, когда Митч понял, что некоторые люди (читай: Джонас) могут иметь особенности в общении, любая просьба Джои выполнялась почти сразу же, и не с целью угодить или выслужиться, а просто так, потому что так комфортно обоим. И вот сейчас они сидели в его комнате, пытаясь разговаривать шепотом, чтобы никто не услышал, и занимались будничной фигней — разбирали книжные завалы Джонаса. — Напомни, почему мы маемся этой хуетой? — театральным шепотом спросил Митч, окончательно запутавшись с раскладыванием авторов серии романов по алфавиту. — Потому что ты пришел не ночью, как обычно, а в мое рабочее время. — Буркнул тот, сбившись со счета исписанных за год тетрадей. — Ну вот, из-за тебя я сбился. — А что это за тетради? — Митч отодвинул от себя надоевшую стопку книг и растянулся на ковре, якобы случайно приземлившись головой на коленки Джонаса. Тот от неожиданности вздрогнул и покраснел. Пришлось отложить тетради в сторону, ведь он вновь сбился. — Я пишу тут всякое. Рассказы, наблюдения, выписываю стихи или цитаты, которые мне понравились. — Что-то вроде дневника? — Нет, дневники я веду отдельно. Там личное. — А зачем их каждый раз пересчитывать? — Однажды я выбросил нужную тетрадь со стихами. — вздохнул тот, незаметно для себя поглаживая Митча по голове. — Я даже не помню, что там были за стихи, но какие-то очень классные. Когда чистил завалы, как сейчас, я подумал, что это черновик и выкинул. Теперь каждый год проверяю. Митч вздохнул. — Это так сложно. — А ты не ведешь дневник? — поинтересовался Джонас, заглядывая Митчу в глаза. Ему очень нравилось наблюдать за его мимикой в спокойной обстановке. — Не, я даже ни разу не пробовал… — Митч невольно отвел взгляд, понимая, насколько сильным может быть чувство от простого зрительного контакта. Пытаясь на что-то переключиться, он запустил руку в первый попавшийся ящик и выудил оттуда довольно увесистую потрепанную тетрадь. Приглядевшись, он воскликнул: — О, вот это да! Ты вел этот дневник в 2016 году? Джонас взял из его рук тетрадь и открыл первую страницу, на которой стояли точные даты начала и конца ведения дневника. — Ну да, с мая по январь 2017. — Вот это да! — крикнул тот, вновь перехватывая тетрадь у Джонаса. — Я как раз в это время сидел в тюряге… Парень замолчал, неловко крутя тетрадь в своих огромных ручищах, как бы сожалея о том, что сказал лишнее. Джонас же чувствовал его настроение, но не мог сказать ничего, чтобы как-нибудь исправить ситуацию. Об этом периоде жизни Митча он знал так мало, да и спросить боялся, чтобы ненароком не обидеть и вообще просто не заставлять вспоминать о тех днях. — Можно я почитаю? — вдруг спросил Митч, сам разрешив неловкое молчание. Было видно, что он уже научился прогонять мысли о тюрьме прочь, понимая, что сколько бы ни прошло времени, они все равно будут отравлять его настоящее. Поэтому сразу после этой «неловкости» включал беззаботного и грубоватого подростка, чтобы сдвинуться с мертвой точки. И в последнее время переход с одного состояния в другое происходил почти безболезненно. — Мой дневник? — удивился Джонас. Он уже много раз наблюдал за тем, как Митч правит сам себя, и не только при упоминании тюрьмы. Ему было больно видеть то, как он мучается, пытаясь сделать свои чувства незначимыми и невидимыми не только для окружающих — в первую очередь для себя. — Исключено. — Да ладно тебе! — усмехнулся тот, пролистывая страницы. — А вдруг ты там что-то про меня написал? — Да иди ты! — Джонас умудрился отобрать у него тетрадь и спрятать за спину. — В то время я не думал о тебе так часто, чтобы упоминать в дневнике! — А сейчас? — Митч, развеселенный мини-борьбой за тетрадь, совсем забыл о недавней печали. — Сейчас ты пишешь что-нибудь в дневник обо мне? С каждым словом он подходил к немного растерянному Джонасу все ближе и ближе, заставляя того пятиться, а после вообще прижаться к стене. — Ну…- Джонас потупил взгляд, наконец поняв, к чему в конечном итоге привела их перепалка. Так предсказуемо, но он каждый раз попадался на эту удочку. — Иногда я пишу о том, какой же ты все-таки придурок. — Ну, не так уж это и плохо. — усмехнулся тот и нагнулся за поцелуем. Он всегда целовал Джои мягко, ненастойчиво, всегда радуясь тому, что ему позволено быть рядом с ним. Митч не надеялся на большее и большего не требовал, ему было достаточно мягкого взгляда, мимолетной улыбки и того, как трогательно Джонас хватался за его предплечье при каждом поцелуе. Так и сейчас — Митч почти невесомо коснулся его губ своими, зажмурив от удовольствия глаза — каждый божий день он живет для того, чтобы вечером хоть раз прикоснуться к нему. Когда поцелуй все же прервался, они еще пару минут неловко помялись у стены, периодически хватая друг друга за руки, смотря друг другу в глаза и улыбаясь, а потом, смущенные, отводили взгляд. — А можно мне почитать что-нибудь кроме твоего дневника, но примерно этого же периода? — наконец спросил Митч. — Да, конечно. — улыбнулся Джонас, все же решившись посмотреть в его сторону. — Все тетради, что с зеленой наклейкой на обложке можно читать. Он неловко ускользнул из созданной Митчем западни и выдвинул из стола достаточно увесистый ящик, полный тетрадей. И на всех были зеленые марки.  — Ого! — вскрикнул Митч, удивившись их количеству. — И это помимо дневников?! — Ну да, — усмехнулся Джонас. — Сложновато будет найти подходящую, но я постараюсь. — Нет-нет-нет. — Запротестовал Митч, пододвигая ящик к себе. — У тебя и так полно дел. Если здесь нет ничего личного, то не так страшно, если я вдруг прочитаю что-то не то, так? — Так. — Ну тогда я сам найду. — Хорошо. — кивнул Джонас, радуясь тому, что кто-то кроме сестры и друзей-ботанов из школы впервые прочитает его записи. Так они и сидели - Джонас перебирал свои многочисленные дневники, фотографии, книги и учебники, а Митч тихонько читал его тетрадочки. Митч не сильно парился по выбору тетради — забив даже на даты (блокнотов было много и не все были датированы), он выбирал чисто по принципу обложки — большая и красивая- читаем, маленькая и помятая- подождет. Все, что писал в тетрадях Джои, глубоко его восхитило. Он был потрясен тем, что во время того, как он с друзьями пил пиво и пробивал какому-то очередному мудаку табло, Джонас интеллектуально рос, записывая любимые стихи, вырезки из журналов, новости, писал свои мысли по абстрактным темам, в общем, выстраивал свое мировоззрение. Он сделал два вывода. Первый — Джонас дохрена умный, и не понятно, какого черта он зависает с таким, как Митч. Второй — пора начать вести такой же дневник, потому что это реально здорово. Он закончил одну большую тетрадь, прочитал начало второй и заглянул на дно коробки чисто ради интереса. К своему удивлению, он нашел там сложенную вдвое тетрадь без каких-либо наклеек. — Веснуха, а что, если на тетради ничего нет? — Это странно. — сказал он, даже не отрывая взгляд от своей кропотливой работы. — Покажи-ка мне ее. Митч поднял тетрадь, и Джонас, только взглянув на нее, снова отвернулся, возвращаясь к работе. — Это черновик. Наверное, попал туда случайно, можно выкинуть. Но Митч не поспешил выкинуть ее. На миг он подумал о том, что это может быть сборник очередных шедевров, которые Джои просто забыл пометить, а если его выбросить, то он потом еще долго будет жалеть. Решив удостовериться в этом, он открыл первую страницу и начал читать. На первой не было ни дат, ни подписи владельца, хотя Джонас обычно оставлял что-то одно из двух. С самого начала тетради шел переписанный текст какой-то статьи про весенние паводки, которые на первый взгляд не имели никакой художественной значимости. Но Митч упорно дочитал до конца страницы, уверенный в том, что из-за своей необразованности он что-то, наверное, не понимает. Но на обратном развороте ситуация изменилась. В углу листа, мелко, но четко было написано: «Хочу поцеловаться на заднем ряду кинотеатра. И держаться за руки.» — 24.01.2014 Митч протер глаза и прочитал еще раз. Запись ни формы, ни содержания не изменила. Он не понял, на что наткнулся и решил читать дальше. «Хочу целоваться с языком. Это и есть французский поцелуй?» Митч нервно захлопнул тетрадь. К счастью, Джонас был настолько погружен в свои «раскопки», что совсем не заметил волнения Митча. А ему было о чем беспокоиться! Только сейчас он понял, что нашел тайный дневник романтических желаний Джонаса. Но это не укладывалось у него в голове. Человеку, который даже в школе пишет через раз, сложно понять того, кто выплескивает сокровенные мысли на бумагу. Парень нервничал и мял уголок и без того мятой тетради. Теперь ему стало ясно, почему на ней не было никаких опознавательных знаков. Зеленая пометка значила то, что читать можно кому угодно, и Джонас, разумеется, не хотел, чтобы эту тетрадь зачитали его школьные друзья. Митч не знал, что делать. С одной стороны, он был уверен в том, что читать чужие дневники и письма — удел мудаков, а он хоть и мудак, но делать такого не будет, потому что это отстойное дело. С другой стороны, к нему закралась очень хитренькая и не совсем честная идея. Джонас всегда казался ему идеалом целомудренности и, конечно же, поцеловав его в первый раз, тогда, когда парень поссорился с Дином, был абсолютно уверен в том, что это ему не понравится. Но Джонас поцеловал его в ответ, а потом позволял целовать себя чуть ли ни каждый день, конечно, если никто не видел. Митч никогда не рассчитывал на что-то большее, невероятно радуясь тому, что Джонас вообще общается с типом вроде него. Тетрадь же открывала ему настоящие желания Джонаса. Те, с которыми он боялся поделиться даже с близкими друзьями-мальчишками. Пользуясь ей, он мог бы сделать Джонаса счастливей. К тому же, Митч знал, аболютно был уверен в том, что встречаться с таким парнем как он невероятно сложно, потому что он чаще всего не понимает тонких намеков и совершенно не чувствует атмосферу. Пытается, но не может. А с тетрадью же все могло бы пойти иначе… Но все же что-то мешало ему решиться. Остатки совести, которые он еще не успел выбить из своей тупой башки, отчаянно твердили, что тут не все так гладко. «Это писалось не для тебя, болван, — твердил он себе, не выпуская злосчастную тетрадь из рук. — Положи на место и забудь!» И Митч уже готов был отступить, но что-то потянуло его открыть тетрадь вновь и прочитать следующее: «Мне очень одиноко. Я бы хотел гулять с кем-то под ручку в парке, есть мороженое и веселиться, а не делать домашку.» Сердце Митча наполнилось состраданием и пониманием. Посмотрев на дату, он понял, что как раз примерно в это время он сидел в своей камере вместе с такими же как и он малолетними преступниками и думал о том же. О том, как ему одиноко. Как хотелось бы найти своего человека. И веселиться с ним в парке. Есть мороженое. Держаться за руки. Совесть замолчала. На смену ей пришла решительность. «Я узнаю, как осуществить мечты Джонаса и сделать его хоть чуть-чуть счастливей, и пускай ради этого мне придется стать самым последним мудаком на земле.» Митч решительно засунул тетрадь в свой потрепанный рюкзак и, пытаясь прогнать ненужные мысли прочь, по-настоящему помочь Джонасу с уборкой.