Друг на все случаи жизни

Когда Минхо в третий раз в два месяца бросает парень, она думает, что ее прапрапрабабка была кумихо и погубила сердца тысячи мужчин. Ничем иным желание вгрызться в печень бывшего и вырвать ее с мясом зубами она объяснить не может. Вместо этого она разбивает стакан с шампанским о стол и сломанной ножкой целится в глаз неудавшемуся жениху. Минхо уже тридцать, у нее есть карьера, квартира, машина, а также дурной характер и прабабкины гены, но все еще нет жениха. Мать, которой Минхо звонит раз в месяц, ехидно говорит, что его никогда и не будет – «да какой нормальный человек захочет на тебе жениться», а Минхо и крыть-то нечем, кроме как орать в трубку: «да от тебя самой отец ушел». Из ресторана ее выводит охрана и сдает в полицию, откуда ее забирает Уджин, представляясь ее опекуном. Они дружат со школы, учились в одном университете, а теперь, так сложилось, что и работают вместе, и Минхо, если честно, уже видеть его не может. Потому что Уджин всегда смотрит так, что становится тошно – и она снова та семнадцатилетняя девочка, которая после признания Уджина, поцеловалась с его лучшим другом. Уджин платит штраф, а полицейские рассыпаются ему в любезностях и поклонах, только бы забрал «эту сумасшедшую» подальше отсюда. Минхо успела залепить одному пощечину, в другого – швырнуть телефон, а третьему – выдрать все провода из системного блока, пока ее не посадили в камеру к клубной проститутке, которой Минхо подарила свой лифчик – уж больно у той соски просвечивали сквозь майку с четвертым-то размером груди. – Минхо-я, – говорит Уджин мягко, и Минхо хочется расцарапать ему горло, чтобы он не говорил так успокаивающе, словно с душевнобольной. – Оппа, – Минхо прикрывает глаза, приглаживает волосы и поправляет белую блузку. Теперь уже у нее видна грудь – но всего лишь третий размер. Уджин снимает свой пиджак – приехал сразу после работы – и заботливо укрывает им плечи Минхо, старательно отводя взгляд от провокационного выреза. Хочется сказать какую-нибудь гадость вроде “оппа, а не импотент ли ты часом”, а еще больше – не разрыдаться прям тут. Глаза позорно слезятся, а в горле встает ком. – Я отвезу тебя домой, – Уджин за плечи подталкивает ее к выходу. В отражении стеклянной двери Минхо видит себя – волосы спутаны, тушь потекла, помада смазалась, щеки так горят, что видно через слои тонального крема – и чуть ли не ненавидит Уджина, потому что он даже благодарности от нее никакой не ждет. – Зачем ты приехал? – подтирая черный разводы под глазами, спрашивает Минхо, сморкается в платок и ищет сигареты в сумке – ниже сегодня падать некуда. – Ты сама полиции дала мой номер, – напоминает ей Уджин и забирает сумку из ее рук. – Забыла? – Только чтобы они матери не звонили, – Минхо фыркает. – Лучше отвези меня в бар. Уджин тепло улыбается и отвозит ее домой. *** Утром Минхо приходит на работу, будто ничего не было. Охранник – какой-то новенький – ей бесстыдно присвистывает вслед, и Минхо не ленится вернуться назад и наступить острым каблуком на ногу. В ее руках два стаканчика кофе, один для себя, второй – для Уджина, но тот либо уже в офисе, либо опаздывает, что, конечно, вряд ли. Вместо Уджина ее подхватывает Хёнджин и нагло берет один стакан с картонной подставки. – У-джин, Хён-джин, второй слог «джин», сечешь, онни? Хёнджин вышагивает впереди длинными стройными ногами. Минхо отдает им долг: ноги шикарные. Вот только жаль, что Хёнджин ей больше как подружка, готовая поддержать в тяжелые моменты и разделить одну бутылку соджу в уличном ресторане. Целоваться после соджу все равно противно. Уджин, конечно, уже в офисе – стоит, склонившись над плечом Чонин, их новой стажерки, и что-то объясняет. Чонин хорошенькая, с гладки черными волосам до плеч, легким персиковым блеском на тонких губах и плоская как доска – выглядит почти как та стерва, с которой встречался Уджин после армии. Минхо хорошо ее помнит, не зря же пыталась выжить ее целых полгода. Минхо берет Хёнджина под руку, откидывает с лица волосы и шествует к своему столу. Чонин и Феликс потрясенно ахают, Уджин поднимает руку в приветствии, но Минхо делает вид, что не знает, кто он такой. Хёнджин тем временем шепчет ей на ухо: – Ну, нуна, ну, отпусти. Со мной же больше ни одна девушка не заговорит. Побоится, что ты им глаза выцарапаешь. Минхо смотрит на некрасивый обрубок от ногтя на указательном пальце – сломала вчера, пока отбивалась от полицейского – и говорит: – В смысле, я для тебя слишком хороша? – В смысле, с тобой ни один нормальный человек не свяжется. Острый локоть впивается меж ребер Хёнджина. – Не смей делать вид, что тебе больно, слабак. – Не смей делать вид, что у тебя нет сердца, нуна. Минхо давится кофе, и Хёнджин заботливо хлопает ее по спине. – Еще одно слово, и я не позову тебя на презентацию новой рекламы с Пак Джинёном, – бьет она по самому дорогому. Хёнджин, хоть и не гей, но сам говорил не раз, что ради Пак Джинёна готов им стать. Хёнджин падает на колени и торжественно выдает: – Пощади, о прекрасная Ли Минхо, и впиши меня вторым в свое приглашение. Минхо ломается для вида и смотрит в сторону, получается, что на Уджина, а тот смотрит на нее. Удивляться нечему, ведь на них с Хёнджином и так смотрит весь офис, как на увлекательное представление. Только у Уджина взгляд такой, что Минхо его не может понять, как ни старается. – Хван Хёнджин! – в Хёнджина летит папка и попадает прямо в спину. Хёнджин, упав на четвереньки, скулит: – Директор Чан! То есть, Бан. – Надеюсь, что когда кончаешь, стонешь ты не так, – Минхо коленкой поддевает его подбородок. Из-за подола юбки выглядывает полоска кружевных чулков. Чан смотрит на них строго, он же босс, но уж тут Минхо не обманешь: Чан всего лишь на год старше, в голове у него еще гуляет ветер, а сердце занято безответной любовью (не такой уж и безответной, но Минхо пока ему об этом не говорит – пусть страдает). В конце концов, он сдается. – Вы хотя бы создайте иллюзию благопристойности, – глаза смеются. – Минхо! К Минхо с рабочим вопросом Уджин подходит после обеда. Он точно видит в мусорном ведре у Хёнджина стаканчик со своим именем, но ничего не говорит. Впрочем, как и всегда. *** Уговорив Пак Джинёна сняться в их рекламе, Минхо становится лучшим работником месяца – даже обгоняет Чанбин, их бессменного лидера. Чанбин всегда ведет себя ниже воды, тише травы, но каждый раз, когда приносит чеки по представительским расходам, умной девочке Чонин приходится отпаивать Чана кофе с коньяком. Для пущего эффекта Минхо предлагает Чонин сесть на краешек стола в короткой юбке, но та почему-то стесняется, краснеет и говорит, что она «не такая». Чонин двадцать четыре, что уже много, чтобы не понимать, о чем говорит Минхо, и слишком мало, чтобы отнестись к этому цинично. Зря. Бан Чан бы оценил. На прием они едут в отель на корпоративном авто. Минхо заходит в зал под руку с Хёнжином, в коротком черном платье без лямок и высоченных каблуках. Следом за ними подходят Уджин с Чонин и Бан Чан с Феликс – Минхо думает, что у них какой-то шестиугольник, потому что Чан не сводит глаз Чонин, а Хёнджин – с Феликс и завязок на ее голой спине. Уджин слишком обходителен с Чонин, Чонин, краснея, смотрит только под ноги, а Феликс быстро находит в толпе иностранных спонсоров, говорящих на английском, и сбегает от них всех. Чанбин заходит под руку с Джисоном, и они единственные, кто должен быть доволен друг другом, но Чанбин становится слишком стеснительной на крупных мероприятиях, а Джисон, напротив, слишком болтлив. Спустя какое-то время Минхо находит себя в компании Чанбин, двух полных бокалов шампанского моёт шандон и еще шести пустых. Минхо нужно скоро выходить на сцену, открывать мероприятие, но она ничего не ела с утра, а десятиметровые каблуки держат все слабее, вынуждая Минхо привалиться к стене. Шампанское буквально пузырится в голове, заставляя ее глупо хихикать над смокингом Уджина. – Ты в порядке, онни? – заглядывает ей в лицо Чанбин. У нее покрасневшие щеки – совсем не привыкла пить – короткие волосы и брючный костюм без нижнего белья. Минхо случайно увидела, как она переодевалась. Минхо икает. А потом еще раз. Чанбин смотрит на нее сначала с удивлением, а потом с волнением. К ним подходят Уджин и Джисон, и Джисон аккуратно приобнимает Чанбин за талию. Он выше ее почти на голову, намного крупнее в плечах и довольно симпатичен на лицо, но портит все пиджак, который висит на нем так, будто он низкооплачиваемый внештатный журналист. Минхо говорит, не думая: – Чанбин ради тебя белье не надела, а ты выглядишь совсем ей не по статусу. Чанбин бледнеет. Джисон краснеет. Уджин краснеет тоже. Только не за себя, а за Минхо. Минхо же чувствует себя на высоте, а подвернувшаяся под руку Феликс говорит: – Онни нельзя выходить на сцену. Минхо виснет на в-ужасном-смокинге-Уджине, и тот подхватывает ее одной рукой за талию. Если бы она не была так пьяна от одного, двух? бокалов, то явно бы не призналась, что ее это очень заводит. – Сколько вы выпили? И Бан Чан тут как тут. – Четыре, – отвечает Чанбин. – За полчаса? – Чан и Джисон в один голос. Чан возмущен, а Джисон уже весь в своих мечтах – когда осмеливается опустить руку на плечо Чанбин и провести вниз до бедер: ни единого лишнего шва. – Я выступлю за Минхо, – выручает ее Уджин и передает Минхо в руки Чану как самое сокровенное, что у него есть. Минхо бы хотела, чтобы после из зала ее вынесли на руках, но Чан передает ее Хёнджину, Хёнджин подгоняет еще один бокал – они выпивают за успешное представление Уджина: «Ты смогла бы лучше, нуна», а после они едут в караоке, а потом в клуб, конечно с Пак Джинёном, и Минхо не помнит, как попадает домой. Помнит только, что с Уджином они не попрощались. *** Когда Минхо просыпается, голова болит нещадно. С удивлением она находит себя в свой квартире, в свой кровати и в верхе от хлопковой пижамы. Последнее уж точно за гранью фантастики, потому что Минхо обычно спит голой или в шелковой ночной рубашке, но никак не в этом уродстве. По спальне плывет аромат свежесваренного кофе, а с кухни доносится какой-то шум: шкворчит сковорода, слышен писк мультиварки, как открывается и закрывается дверца холодильника. Минхо понятия не имеет, кого она притащила домой, но точно не Хёнджина – тот сурок ещё бы даже не проснулся. Когда с коридора слышится шаги, Минхо прячется под одеялом и делает вид, что спит. Кто-то заботливо ставит на прикроватную тумбочку стакан воды и тяжело вздыхает. Этот вздох Минхо не спутает ни с чем, потому что даже собственная мать уже потеряла надежду поставить ее на правильный путь. А Уджин нет. – Минхо-я, ты еще спишь? – он говорит тихо, почти шепчет, будто боится ее разбудить. Минхо не отвечает. Потому что нет для нее ничего сейчас хуже, чем посмотреть в глаза Уджину. – Я оставил тебе болеутоляющее и стакан воды. Выпей и, пожалуйста, поешь, когда проснешься. Завтрак на столе. Вскоре щелкает на двери замок, квартиру заполняет тишина. Минхо наконец вылезает из-под одеяла, выпивает стакан воды и идет в ванную. Она скидывает с себя пижаму, не обнаруживая под ней белья. Грудь белая, полная, с твердыми горошинами сосков отражается в зеркале. Минхо представляет, как Уджин переодевал ее ночью, так аккуратно, чтобы не задеть ничего неположенного, и отводил взгляд, явно смущенный. А в конце все-таки не сдержался – сжал крепко одну грудь, сминая в ладони, и долго-долго водил по мягким линиям тела взглядом. Меж ног становится влажно, и не коснуться себя становится непосильной задачей. И даже не стремно кончать, думая об Уджине и его заботливых руках. На кухню Минхо улетает злая, выливает кофе в раковину, берет тарелку с завтраком и подносит к мусорному ведру. “Пожалуйста, поешь”, говорит Уджин в голове ласковым голосом, и Минхо возвращает тарелку на стол, садится и ест, давясь слезами. Даже после всех ее выходок, Уджин здесь. *** – Онни, – липнет к Минхо Хёнджин, пока Феликс дремлет у него на коленях. – Твоя “гашина” лучше всех, даже Сонми-нуна бы позавидовала. Минхо отталкивает его плечом, с ужасом вспоминая, как после исполнения “гашины” отплясывала под “килл зис лав” Блэкпинк с каким-то незнакомым парнем, хоть Хёнджин и клялся, что это была девушка. Они с Хёнджином и Феликс тусят всю ночь пятницы в надежде отоспаться в выходной, но в разгар вечеринки звонит Бан Чан, объявляя форс-мажор и чтоб “все в субботу в офис без исключения”. Из клуба их забирает Уджин, отобрав у Минхо ключи от машины. Они даже немного ссорятся, точнее это делает пьяная Минхо. Психует и говорит, что поведет сама, а Уджин просто перекидывает ее себе через плечо – его руки держат ее за ноги, как раз там, где заканчивается короткая юбка – и кидает в машину на заднее сиденье. Оказывается, даже его терпение не бесконечно. Минхо опять чертовски заводится и совершенно не контролирует себя, когда тянет Уджина на себя и прячет лицо в изгибе его шеи, обнимая крепко за плечи. Еще бы поцеловать додумалась. Утром в офисе Минхо никак не может отойти от ночи, и ее слегка мутит, а рядом нет Уджина, который подал бы ей болеутоляющее, но сидит Чонин и, краснея, рассказывает, что директор Бан подвез ее вчера после работы до дома. – Ты хоть на кофе его позвала? – спрашивает Минхо. – Но уже же был вечер. Минхо закатывает глаза. – Минхо имеет в виду утренний кофе, – объясняет Чанбин. Она протягивает Минхо холодную бутылку, которую та прикладывает ко лбу. Минхо благодарит ее, потому что уже даже сил сучить нет. У Чанбин с ключиц и шеи уже пару недель не сходят темные засосы, и выглядит она спокойной и счастливой. Когда к ним присоединяются Чан и Уджин, Уджин смотрит на Минхо с искренним сочувствием и открывает для нее бутылку воды. От его заботы сводит зубы. Она пьет воду большими глотками, прикрыв глаза, а когда напивается – вытирает губы ладонью. Сегодня она даже не стала наносить помаду – только немного тона на лицо, чтобы замазать синяки под глазами, и тушь. Когда она поворачивается к Уджину, он смотрит на ее немного суховатые губы. Минхо поднимает в издевке брови: – Нравлюсь? – по ее мнению выглядит она сегодня ужасно. – Нравишься. Ты и сама знаешь, что красивая. На тебя приятно смотреть. Уджин вдруг тянется к ее лицу и убирает за ухо прядь волос. Пальцами он задевает щеку – будто ласкает. Минхо замирает, внутри все трепещет, кровь стучит в висках. – Смотри, чтобы она тебе руку не откусила, – предостерегает на полном серьезе Хёнджин. И Минхо бы рада ему отдавать все ноги, но не хочется отодвигаться от Уджина. Дело в том, что они не будут встречаться с Уджином никогда-никогда-никогда, поэтому Минхо и творит чёрт знает что – чтобы у его нелюбви к ней была хоть какая-то причина, а не потому что Минхо – это хорошая, милая, красивая Минхо, но. Если подумать, Уджин даже никогда не встречался ни с кем похожим на нее. Его типажом всегда были девушки вроде Чонин, и если не считать того признания в старшей школе… – Слишком красивая для тебя, оппа. Уджин уже отстраняется и как-то грустно и слишком серьезно соглашается. Минхо это не нравится. – Ты права. – Оппа? – Что? – Уджин возвращает руку на свое колено. – Зато ты слишком хороший для меня, – говорит она тихо, чтобы никто не услышал. Впрочем, за гоготом подоспевшего к ним Джисона не слышно вообще ничего. И как Чанбин с ним встречается? *** За следующий месяц Минхо успевает сойтись и разойтись с очередным ухажером, на этот раз проходит все без битья бокалов и полиции. Минхо сама его бросает, не чувствуя никаких сожалений, а потом едет на выходные к матери в пригород на автобусе – ключи от машины она у Уджина так и не забрала. С Уджином она тоже завязывает. Не общается с ним нигде кроме работы, да и на работе старается избегать. Первым это замечает к ее удивлению Бан Чан, но заходит совсем с другой стороны: – Как думаешь, Чонин встречается с Уджином? – те в последнее время и правда очень часто работают вместе. Уджин обучает Чонин всему, что знает, три месяца стажировки уже подходят к концу, и Чану нужно решить, оставить Чонин или нет. – Ну, она в его вкусе. Чан хмурится: – Я думал, что ты в его вкусе. Минхо мерит его недовольным взглядом: – Я в его френдзоне. – Все, не лезу, – Чан поднимает руки в капитуляции. – Хоть ты и не права. В это время Чонин над чем-то смеется с Уджином, и тот ласково треплет ее по волосам. Вдвоем они выглядят здорово. Минхо с Чаном переглядываются. – Надеюсь, что ты не будешь думать только о себе и своей ревности, – предупреждает его Минхо. – Я всегда знал, что ты обо мне невысокого мнения, – отвечает Чан. – Но не думал, что настолько. – Так ты не из тех, кто начинает ненавидеть человека, если он тебе отказывает? – А ты? – Знаешь, что стало с бывшей Уджина? – Даже не думай, Минхо. – Тогда поторопись. Позднее Минхо запирается в туалете и кусает себя за ладонь, стараясь не завыть. Она успокаивает себя тем, что это все пмс и нестабильный эмоциональный фон. В туалет заходят Чонин с Феликс, и Чонин говорит, что Минхо-онни такая классная и уверенная в себе, а она сама не представляет даже, как можно подойти и самой заговорить с директором Баном, то есть - просто - с Чаном. Сжавшуюся в животе струну отпускает, и Минхо уже хочется смеяться от своей глупости и совершить еще большую. Чуть позднее она подходит к Уджину и прижимается упругой грудью к его спине. – Оппа, – шепчет в ухо и смотрит, как по шее Уджина ползут мурашки. – Минхо-я, – он поворачивается к ней, освобождаясь от объятий, и смотрит, улыбаясь. – Ты что-то хотела? – Просто соскучилась, – отвечает она и капризно тянет, – Оппа совсем обо мне забыл. – О тебе невозможно забыть, ты как сумасшедшая бестия, – ржет в кружку рядом сидящий Джисон. – В чем-то он прав, – у Уджина глаза смеются, но Минхо почему-то обидно. – Оппа, – она тут же меняет тон и свое мнение, – Ключи от машины мне верни. – Кажется, она обиделась, – шепчет Джисон между делом. Уджин мягко берет Минхо за руку: – Если ты пообещаешь мне, что больше не будешь пробовать водить в нетрезвом виде. – Я и не пробовала. Ты же мне не позволил. – Пообещай. – Обещаю. – Гуд гёёёёрл, – поет Джисон и давится чаем от взгляда Минхо. *** Как не творить херню, вопрошает Минхо у мироздания, если идиотские ситуации находят тебя сами. Когда она выходит из дома одного из их клиента с новым договором в кармане, то не обнаруживает своей машины. Пожилая старушка благородного вида машет ей и говорит, что ее минут десять назад увезли на эвакуаторе, – и правда, Минхо припарковалась в неположенном месте. У Минхо болят ноги от новых туфлей-лодочек на высоченной шпильке, а далеко не летняя погода посылает под ворот легкого пиджака озноб. Хуже всего то, что находится она черт пойми где – отсюда даже не ходят пригородные электрички, а автобусная станция с отправлениями до Сеула в паре километров. Минхо в первую очередь звонит Чану: – Ты мой директор. Забери меня отсюда, или я уволюсь. Чан выдыхает расстроено: – Я сейчас не могу приехать, я в больнице с Чонин. – Оппа, только не говори, что она уже успела от тебя забеременеть, – говорит она скептически и в красках представляет, как Чан на той стороне весь залился краской. Чан терпеливо объясняет, что Чонин упала от волнения в обморок, когда ее за какую-то мелочь отчитал Пак Джинён (не тот, от которого с ума сходит Хёнджин), и – “прости, Минхо, попроси Уджина”. Минхо отключается, не прощаясь, и отбивает Чонин в сообщении: «Хоть в этот раз, когда он повезет тебя домой, пригласи на кофе». Район, где застревает Минхо, частный, и пока она идет два километра до станции, мимо нее не проезжает ни одно такси. Надежда, что она справится сама, умирает уже через десять шагов, но она не сдается. Сдается лишь тогда, когда оказывается, что автобус до Сеула только что ушел, а следующий через четыре часа. Какой-то мужик подозрительной наружности предлагает ее подбросить и даже бесплатно, и Минхо на всю улицу орет, чтобы он держался от нее подальше и в спину бросает: «Извращенец». Входящий звонок от Уджина застает ее в врасплох. Она злится на Бан Чана, потому что наверняка это он все Уджину растрепал. Минхо громко чихает в трубку вместо «привет» и слышит спокойное: – Минхо-я, я скоро буду. От офиса до станции ехать часа полтора, и их Минхо проводит в рефлексии на тему: послать Уджина или не послать, и как она сама будет дальше жить, если все-таки первое. За этот час ноги окончательно коченеют, и она в тысячный раз жалеет, что надела туфли – ноги в кровавых мозолях, которые они вытирает салфетками. К горлу подкатывает уже настоящая истерика, потому что она даже встать не может, чтобы тут же не упасть. Минуты тянутся слишком долго, Минхо позорно шмыгает носом. Знакомый автомобиль паркуется прямо напротив метрах в двадцати от места, где она сидит. Уджин выходит неторопливо, но по мере приближения ускоряет шаг и к Минхо уже подбегает. – Ты долго, – упрекает его Минхо, – опять еле тащился. Прошло чуть больше часа: Уджин сделал чудо, приехав так быстро. Но Уджин отвечает: – Прости. И пальцами с ее холодных щек вытирает дорожки слез. – Уджин, ты придурок, – продолжает Минхо, опуская свое вечно дурашливое «оппа», – каких свет не видывал. – Прости. Уджин поднимает ее на руки и несет к машине. Его объятие крепкое и бережное – Минхо такого точно не заслуживает. Но чтобы он не вздумал отпустить, она обнимает его за плечи сама. В машине тепло, Минхо сразу же скидывает туфли, а предусмотрительный Уджин достает из багажника плед и ее им укрывает. Они едут в молчании. Минхо думает, что если она скажет ему еще слово в укор, то опять услышит уничтожающее ее изнутри «прости», потому что получать извинения от Уджина – худшее. До квартиры ее Уджин также доносит на руках, усаживает на диван и обрабатывает ранки на ногах, напоследок прижавшись губами к коленке. Его лицо сосредоточенное и красивое, что Минхо не может отвести взгляда. – Не смотри на меня так, Минхо-я, – говорит Уджин, не поднимая глаз. – Иначе я могу неправильно тебя понять. – Я уже давно осознала, оппа, – Минхо смотрит на заклеенную пластырями ногу, – что лучше тебя никого в моей жизни не будет. Уджин вздыхает и поднимается с колен, аккуратно опустив ногу Минхо на теплый пол. Ворошит волосы, ослабляет узел на галстуке. Минхо тут же подбирается, выпрямляя спину и сдвигая колени. Она не дает разочарованию захватить ее тело, хотя слабость уже чувствуется на кончиках пальцев. Потерпеть бы еще пять минут, пока за Уджином не закроется дверь. – Если хочешь сказать, что мы не можем быть вместе, то лучше просто уйди. Уджин накрывает рукой ее ладонь. – Раньше ты никогда не просила меня остаться. – Я и сейчас не прошу. Уджин мягко кивает. – Я рад. Минхо закрывает глаза, когда его руки заключают ее в крепкое объятие, а горячие губы касаются шеи. Их впереди ждет долгий путь.