***
Когда Джой было тринадцать, у неё появились первые проблемы. Вообще-то, они не сошлись характерами. Совсем. Сначала Дэвид действительно не обращал на неё внимания, проводя всё своё время с Джереми, но… Джой всё-таки было как-то обидно, что на неё не обращали внимания. Друзья научили её другому. Мама не объяснила, как иначе. Наверное, в этом и была её ошибка тоже, но ей было одиннадцать. Она была ребёнком, привыкшим к вниманию мальчиков. Равнодушие с его стороны было непривычным и неприятным. Джой раздражала Дэвида, как она подозревала. Он огрызался, закатывал глаза, называл её пренебрежительным «мелкая» и упорно не желал общаться с ней. Два года это продолжалось: Джой постоянно находилась рядом, когда Дэвид приходил к ним, и всё дошло до того, что они с Джереми просто начали гулять на улице, а не бывать у них дома. А Джой… когда он снова наорал на неё за очередную глупость, она поняла: он ей нравится. Именно в тринадцать у Джой начались проблемы. Джереми, с которым они всегда были не разлей вода, начал отдаляться, предпочитая общаться с мальчишками его возраста, а малолетка-сестра уже не интересовала. Было обидно, и Джой сразу списала это на свой счёт: брат не хочет с ней общаться, значит, что-то не так с ней. Дэвид перестал как-то отвечать на её довольно посредственные выпады, выбрав тактику игнорирования, а она его только поддержала. Зарождающиеся чувства, которые Джой только-только начала осознавать, смущали и вгоняли в краску. Рядом с Дэвидом она несла какую-то чушь, краснела и шарахалась от каждого случайного прикосновения. Было стыдно. И очень-очень больно от того, что он — лишь лучший друг её старшего брата, и на большее рассчитывать было нельзя. Заниженная самооценка, только зарождающиеся конфликты родителей, пренебрежительное отношение девчонок в классе — Джой всё ещё была слишком красивой, чтобы нравиться одноклассницам в таком возрасте, — всё это накапливалось и постепенно сводило её с ума. Джой почти не общалась с девочками, потому что они ей завидовали — так сказала мама, когда она подошла к ней со своими проблемами. Потом, правда, сказала не отвлекать, но Джой не в обиде. Мама очень занятая женщина. Джой казалось, что в этом мире все вокруг всегда заняты.***
Когда Джой было пятнадцать, она ничего не понимала. В одиннадцать лет мальчики дёргали её за косички. Через четыре года косички исчезли, сменившись дерзким каре. В пятнадцать лет мальчики зажимали её в углах, шлёпали по заднице, смотрели постоянно не туда, куда надо, а Джой нравилось. Красивая. Чертовски красивая — она понимала это и сама. Природа формами не обделила, и уже в средней школе она считалась девочкой с самой большой грудью в классе. Почётный титул. Джой, конечно же, гордилась. Ведь мать научила: если ты кому-то нравишься, он показывает это. Парни показывали Джой свою симпатию с огромным удовольствием. А она её принимала. Родители развелись ещё полгода назад, и Джой было немного одиноко в собственном доме. Раньше она проводила много времени с отцом, но после развода осталась с мамой. Мама же, из-за какой-то сильной обиды, не разрешала видеться с отцом. А тот и не старался, впрочем. Симпатия к Дэвиду постепенно угасла за неимением объекта — они практически не виделись. Джереми появлялся всё реже, готовясь к поступлению в какой-то престижный колледж в соседнем городе. Мать постоянно работала — или проводила время с любовником. Скорее, второе. За два года Джой очерствела. Из маленькой девочки, наивной и милой, она превратилась в себя настоящую — как считала сама. Местами пила и курила с парнями, к которым тесно вписалась в компанию. Носила короткие юбки и наносила тёмную подводку под глаза, обожала колготки в сетку и чокеры. Подкрашивая тёмно-бордовой помадой губы, Джой смотрела в зеркало с восхищением. Такая… взрослая. Красивая. Парни из параллельного класса будут в восторге. Собираясь на встречу с друзьями, Джой упорно искала рюкзак, которого не было нигде. Где она могла его оставить? Чертыхаясь себе под нос, Джой оправила задравшуюся кожаную короткую юбку и пошла на кухню. Может, там? На входе в кухню Джой остановилась, потеряв способность дышать. За столом, держа в руках кружку с молоком, сидел Дэвид. Дэвид, который не появлялся в их квартире уже несколько месяцев. Это было… непривычно. Дэвид молчал. Хорошо, в эту игру могут играть двое. Намеренно игнорируя Дэвида, Джой достала из холодильника бутылку воды и сделала глоток, лопатками чувствуя на себе пристальный взгляд. Ей внезапно стало так некомфортно в своей одежде. Короткий топ, мини-юбка, высокие ботинки на платформе, колготки в сетку, чокер, яркий макияж. «Это то, кто ты есть. Ты нравишься такой всем», — повторяла себе Джой. — Ты выглядишь, как проститутка, — ровным, уверенным тоном произнёс Дэвид, словно бы поздоровался. Как просто заставить кого-то перестать дышать. Джой медленно повернулась к нему, закручивая крышку на бутылке. Всё такие же острые скулы и тёмные кудри, закрывающие часть лба. Всё такой же высокомерный и эгоистичный, острый на язык и раздражающий. Как она могла думать, что влюблена в него? — Прости? — Прощаю. Джой фыркнула. Ребёнок. — Кто дал тебе право называть меня проституткой, ориентируясь исключительно на внешний вид? — То есть, ты можешь подтвердить, что с таким видом ты ни с кем не спала? Не поверю, — Дэвид ядовито усмехнулся, проведя рукой по волосам и откинувшись на спинку стула. Джой было так некомфортно. Она не любила разговоры о своём внешнем виде. Ей казалось, что они что-то рушат внутри неё. Делают её обычной и неинтересной. После каждой такой беседы хотелось стереть с губ помаду и надеть джинсы. Хотелось спрятаться. Тишину прервал звонок, и Джой достала из кармана телефон, отвечая. — Уже иду. Через полчаса буду. На обычном месте? — Давай, детка, только не забудь свои прекрасные ножки. Поторопись, — грубый голос и громкий смех на заднем фоне. Отключившись, Джой ещё раз окинула взглядом кухню в поисках рюкзака. Поняв, что его здесь не было, она пожала плечами и решила взять сумку. Так даже будет лучше. Уже на выходе из комнаты её встретили слова Дэвида: — Ты же понимаешь, что терпеть такое отношение к себе нельзя? С тобой обращаются, как с дерьмом, а ты и рада. Ведёшь себя, как шлюха, веришь каким-то тупым парням, у которых на уме только одно. Однажды случится непоправимое. И никто не сможет сказать, что твоей вины в этом не будет. Но если ты этого хочешь… Давай, продолжай. Ты же у нас такая самостоятельная, смелая. Умная сексуальная пятнадцатилетка, которая любит внимание. Доиграешься. Но последних его слов Джой уже не слышала.***
Когда Джой было шестнадцать, её изнасиловали. Джой возвращалась с очередной вечеринки, совсем немного пьяная и желающая скорее дойти до дома. Там её ждал Джереми, который, наконец-то, приехал, и из-за которого она ушла так рано. При ходьбе юбка постоянно задиралась, заставляя ноги дрожать от холода — открытой кожи было по максимуму, а ветер был беспощаден. Недовольно фыркая, Джой шла по тротуару, иногда посматривая на телефон в ожидании сообщения от Эвана, её друга. На душе было тревожно. — Эй, ты! Джой вздрогнула. — Да-да, ты, красотка. Не хочешь развлечься? — грубые мужские голоса кричали ей вслед, перебивая друг друга и смеясь. Отвратительные голоса. Джой ускорила шаг. — Куда побежала, мышка? Не убежишь! Один из них, видимо, был спортсменом, или она была слишком медленной, потому что иначе у неё не получалось объяснить тот факт, что один из мужчин схватил её за руку и дёрнул на себя, прижимая к груди. Джой задрожала и попыталась вырваться, пнула ногой по коленке, дёрнула головой — всё, как учил друг. Как вырваться из захвата, как дезориентировать противника, как успеть убежать. Но такие уроки самообороны всегда рассчитаны на одного. Никто не задумывается о том, что их может быть несколько. Что ещё двое могут подхватит с двух сторон, пока ты убегаешь, что один из них может ударить тебя по лицу, второй — дёрнуть за пуговицы на блузке и присосаться к твоей шее, оставляя отвратительные отметки, которые потом превратятся в синяки. Третий будет сжимать твою задницу, шептать на ухо отвратительные вещи и слюнявить мочку. Никто не говорит, что будет так страшно, что закричать просто невозможно. Что даже если закричишь, никто не услышит, потому что в такое время никого на улице нет, а люди в своих тёплых дома просто не отреагируют, ведь им слишком страшно вылезать из своих мирков, страшно вмешиваться в чужую драму. Никто не рассказывает о том, что тебя могут схватить и бросить на землю, стащить с тебя юбку, порвать колготки, пнуть по рёбрам, снова ударить по лицу и плюнуть тебе в губы, сжимая щёки, лишь бы ты открыла свой грязный маленький ротик умелой шлюшки. Лишь бы расстегнуть ширинку и подставить твою голову к своему члену. Джой чувствовала себя мёртвой от начала и до конца, они врывались в её тело, и этот храм, о котором так часто говорила её мать, в последний год ударившаяся в религию, был осквернён. Дверь взломали, священник, иконы сожгли, Иисусу плюнули в лицо. Джой чувствовала себя бесконечно мёртвой, когда они ушли. Её одежда изорвана, ногти сломались от бесконечных сопротивлений, горло болело от криков, она была вся в крови. Своей. Они не оставили на (в) ней ни капли. Чувствуя, как слёзы скатываются по лицу, Джой ощущала себя игрушкой, которой оторвали голову и оставили лежать на холодной земле. Её щеки горели от бесконечных пощёчин. Губы — искусанные, избитые — кровоточили. Джой смогла подняться только через вечность. Подняться и с твёрдой решимостью, пошатываясь, пойти в полицейский участок. Сняла побои, написала заявление, её сил хватило даже на то, чтобы составить портрет насильников. Джой ощущала себя такой смертельно усталой. Она видела неодобрительные взгляды на себе, чувствовала, как люди винят её глазами. Она была пьяна. Она была в короткой юбке. С вызывающим макияжем. Она была похожа на шлюху, и неудивительно, что её изнасиловали. Но ей всё ещё шестнадцать. И она всё ещё девушка, которую изнасиловали. Джой понимала это твёрдо. Понимала, что Дэвид был прав — тот разговор на кухне год назад не исчезал из её головы. Все будут винить её. Но Джой будет винить их. Помощница шерифа довезла её до дома и хлопнула по плечу на прощание, прошептав «береги себя» и оставив свой номер, а затем уехала. Джой так устала, так устала. Ей просто хотелось зайти в свою комнату, выкинуть эту одежду и сходить в душ. Искупаться. Срочно отмыться. Она ощущала на своём теле невероятно толстый слой грязи, скверны, чего-то противного и отвратительного, слизкого. Ей казалось, что тонны воды и килограмма мыла не хватит, чтобы отмыть её. Она же такая грязная. Нечистая. Осквернённая. Джой лежала в ванной на холодном кафеле, чувствуя, как в спину бьёт обжигающе ледяная вода. Она пыталась смыть эту грязь, эту пакость со своего тела, со своей души, со своего мозга, но картинки были перед глазами, звуки отвратительно громкого дыхания всё ещё плыли в её ушах, и она хотела умереть. Прямо там. Слёзы лились рекой, и всё, чего хотелось — утонуть. Грудь сжималась, ледяная вода хлестала по щекам, словно одна бесконечная пощёчина, Джой тонула в ней и тонула. Закрывала глаза и сжимала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу, уже синие от холода губы — все искусаны, обветрены, избиты. Боже, какая она грязная. Боже мой, просто помогите ей. …у каждого свой Господь. В ванную комнату ворвался Дэвид, с глазами, полными тревоги. Он смотрел на её избитое, израненное тело, и Джой ощущала себя маленьким оленёнком. Помогите оленёнку, кто-нибудь, он же умрёт. Дэвид опустился на колени перед ней, заглянул в глаза и, не выдержав, прижал к себе, баюкая на руках. Маленькая девочка, сломанная-переломанная на его руках. — Маленькая, маленькая Джой, — шептал Дэвид, прижимая её к себе крепче и гладя по волосам. — Ты будешь в порядке. Всё будет хорошо. Я рядом, слышишь? Я всегда буду рядом. Мы справимся вместе. Джой поняла, что именно этих слов ей не хватало столько лет.***
В двадцать лет Джой ощущала себя бесконечно счастливой. Рядом был любящий парень — поправка, уже жених. Наладились отношения с братом, родители сохраняли нейтралитет. Джой выпустилась из школы, заканчивала колледж, подрабатывала в любимой кофейне и считала себя самым счастливым человеком на свете. У неё было всё, что ей было нужно. Она действительно справилась со всем, посадила всех, кто был причастен к её личному аду. Она всё ещё ходит к психологу и не может терпеть неожиданно-резкие прикосновения мужчин, боится ходить одна по тёмным улицам, рядом всегда перцовый баллончик и складной нож. Но она не просыпается с криками, не мечтает умереть, не режет вены, не бредит, не боится абсолютно всех мужчин. Ей помог Дэвид. Прекрасный Дэвид, который был с ней всегда — оберегал, защищал и любил. Она дарила ему свою любовь в ответ, и их пара, наверное, была чертовски странной, учитывая причины и поводы их любви, но им было плевать. Они были друг у друга. Этого достаточно. Да, пожалуй, в двадцать лет Джой наконец-то ощущала себя счастливой и нужной.