Сказ о Тумане Хибари-сан

Солнце небрежным движением разбрызгивает алые крапинки по девственно голубому небу. Они медленно, но верно расползаются во все стороны. Вот уже облака подернулись оранжевой дымкой, а рядом с дневным светилом показалась маленькая несуразная Луна. Нет художника искуснее природы, но человек старается. «Всё в этом мире относительно», — подумала девочка. Высоко в небо вздымались угольно-черные клубы дыма. Взрыв огнетушителя выбил окно. Горячие порывы воздуха устремились в лицо, превращая некогда прямые волосы в птичье гнездо. Вокруг дома, подобно рою маленьких жучков, кружились пожарные. Они заливали остатки фанерных панелей, пытаясь остановить распространение огня. Жаль, дом уже не спасти. Ромашковый чай обжигал горло, принося удивительной силы спокойствие. Очевидно, без глицина не обошлось. Философия, принципы, мировоззрение, выстроенные тяжёлым подростковым периодом, снесены волной пожара. А что остаётся, когда все рамки рухнули в одночасье? — Кагура-чан, бедняжка, так похожа на мать! Да поможет ей Ками-сама! Улицу окружили многочисленные соседи. Каждый считал своей обязанностью высказать сожаление. Их голоса уходили в пустоту, оставаясь фоновым шумом. Что придаёт силы воспетым героям из книжек? Связь с самой собой теряется, теряется прошлое «я». Есть незнакомая девочка Кагура, которая вместе с семьёй погибла в пожаре. Задохнулась угарным газом, если быть точной. Спасатели успели вытащить тело, а душа отошла в мир иной. Правда, никто не догадался, ведь место Кагуры заняла другая душа: чуть помятая, оторопелая, скептически настроенная и оттого до безобразия язвительная. Тело переместилось со ступенек скорой помощи в полицейскую машину. Редкие фонари спального района переливались за окном. В стекле отражалась типичная европейка: широкий лоб скрывался за длинной чёлкой, выразительные раскосые глаза, словно голубой жемчуг поблёскивали в свете ночных фонарей. Аккуратный прямой нос, казалось, вот-вот должен высокомерно вздёрнуться, а бледные губы исказиться в снисходительной усмешке. Грех жаловаться! И всё же мерзко. Чужое лицо прилипло, словно ледяная маска, а отодрать не получается. Душа ворочается. Из глаз брызнула горячая морось. Словно подбитая кукла, она уронила голову на окно. Боль — попытка сдержать рвущиеся рыдания — опалила внутреннюю сторону щеки Тоска ощущалась физически: бросает то в холод, то в жар. Мир сжался до одного дрожащего тельца. Чужого тельца. В зеркале заднего вида скользнул жалостливый взгляд полицейского. Что бы он понимал в проблеме переселения душ? Ему не приходилось расставаться с семьёй, слышать чужое имя в своё адрес, и просыпаться в центре пожара ему тоже не приходилось. Однако стоит отдать должное, — полицейский терпеливо дождался, когда истерика иссякнет, чтобы начать разговор. — Кагура-чан, кто-нибудь может забрать тебя? Отражение вздрогнуло, словно от удара. — Не знаю. Молодой парень слабо улыбнулся: — Всё хорошо. Иногда наше сознание любит поиграть с памятью. Оно спасает маленьких девочек от стресса, поэтому не нужно на него обижаться. Мы обязательно найдём твоих близких. Из-за кресла вылезла рука с поднятым пальцем вверх. Полицейский старался шутить. Несмотря на то, что получалось отвратительно, бедняжка промычала в ответ что-то невразумительное. Истерика высосала последние силы. Осталась только тупая ноющая боль. Машина остановилась у храма. — Ты поживёшь воспитанницей при храме, пока мы не найдём твоих близких. Кагура подозревала, что происходит нечто незаконное. Её должны были отвезти в детский дом. Но, по неизвестным причинам, девочка оказалась под присмотром старого монаха. Хотелось думать, что предприимчивый полицейский таким образом позаботился о её психическом здоровье. Вот только гаденькое ощущение, что где-то её обманули, так и не покидало. Монах в первые секунды поставил гостью на место, объяснив, что никого жалеть не собирается. Нахлебники нигде не нужны. Поэтому с утра Кагура нашла себя подметающей двор храма. — Плохое настроение нужно лечить трудом! — приговаривал старик, развалившись на крыльце. Было до безумия странно беситься из-за колких высказываний монаха, когда мир внутри должен был рухнуть. Просыпаться под пение птиц, выглядывать в окно и видеть пасторальную картину города. Разве не дикость? Её трагедия вдруг сжалась до одного человека. Никто вокруг не страдал, здания не падали, солнце всё также ослепительно светило, согревая землю. Иногда Кагура думала, что старик прав и труд действительно хорошо справляется с грустью. А потом шла драить деревянные полы салфеткой и вера в мудрость монаха исчезала. Нет, она вовсе не лентяйка… хотя, чего греха таить, лентяйка и есть! И всё-таки японские традиции имели слишком скрупулёзные детали! С другой стороны, широкие одежды как ничто другое справлялись с сокрытием чужого тела. А по периметру храма не висело зеркал. Так Кагуре становилось легче. Появлялась иллюзия, будто ничего не поменялось. Просто она уехала в длительную поездку и совсем скоро вернётся домой. Кагура была бы почти счастлива, не вздумай монах поболтать за обедом: — Сколько тебе? — Десять, — ответила девочка, будто отмахнулась. — Десять лет, — протяжно повторил старик. — Всю жизнь страдать собираешься? О жизни девушка не думала. Ей казалось, что происходящее — страшный сон, а как известно, все сны имеют свойство заканчиваться. Впервые она трезво взглянула на мир. Её зовут Кагура. Ей десять лет. Страшный сон не прекратится — теперь он стал её реальностью. Впервые с момента пожара, Кагура ощутила дуновение ветра из будущего. Пусть она больше не старшеклассница, пусть зовут иначе, пусть живёт в другом мире, именно ей принадлежит будущее этого тела. Её тела! Мёртвая картина города, вдруг заиграла красками. Воздух наполнился свежим ароматом булочек. Трава нежно льнула к босым ногам. Кагура кричала. Кагура каталась по земле. Кагура тонула в небе. Кагура жила! В ванной находилось единственное зеркало храма. Девочка имела длинные прямые волосы цвета лазури. Удивительно, какие только чудеса не выкидывает природа! А волосы прямо как у японских принцесс из свитков. Кагура собрала верхние пряди в пучок. — На! — в дверях появился старик. В его руках блеснула заколка. Он едва сдерживал самодовольную улыбку. — Раз уж привела себя в порядок, прогуляйся в город. Вот список продуктов. Кагура чувствовала себя неготовой выйти в люди. Будучи страстной отаку, она учила японский язык. Однако на долю русской старшеклассницы выпало мало практики. Город оказался… ярким. Кагура невольно сравнивала его с родным. У каждого заведения пестрила вывеска с крупными иероглифами, а сверху поблёскивали фонарики. У входов стояли зазывалы. Будто рекламы в виде сплошного цветного пятна недостаточно. В России даже работа консультанта жёстко пресекалась клиентами. Люди дружелюбно улыбались, громко торговались. Парочка старушек отчитывала молодёжь. Вроде всё так, как должно быть, а ощущения совершенно другие. Никто не шарахался полиции. Никто не сорил на улицах. Мусорные урны не приходилось искать: они стояли едва ли не через метр. Поразительная чистота! Казалось, даже дышится здесь совсем иначе. Кагура переживала, что поздно вышла и магазины начнут закрываться. Однако переживания оказались напрасными! В первом же супермаркете её обслужили по высшему классу, несмотря то, что магазин должен закрыться через пять минут. Без минусов не обошлось: высокие цены на фрукты и мясо заставили Кагуру отложить парочку продуктов. По возвращению в храм город окутывала ночь. Звёзд на небе практически не видно —слишком ярко светили фонари. На улицу выходило всё больше подвыпивших людей. Юбки девушек укорачивались. Открылись бары, откуда доносился пьяный смех. Пожалуй, здесь можно жить. У храма частенько играли дети. Кагура слышала их болтовню, но никогда не пыталась присоединиться. Всего раз они показались в поле зрения. Обыкновенные мальчишки-ровесники, которые ловили жуков. Девочка из любопытства понаблюдала за дальнейшими боями пленников, а когда один из победителей, жук-носорог, прыгнул ей в лицо, Кагура окончательно убедилась, что с детьми ей делать нечего. Таких визгов Осака давно не слышала. Спустя неделю явился полицейский. Паренёк по-хозяйски потрепал девочку за волосы, испортив излюбленную гульку. — Полицейский-сан, вижу Вам девушки помоложе нравятся, — мстительно пропела Кагура и тут же состроила виноватую мордашку. — Только Вы не в моём вкусе. — Чего? — опешил гость, — Да я же просто здоровался. — Не слушай паршивку, Мичиро-кун, — приблизился монах. — Несешь хорошие новости? — Да, я нашёл дядю Кагуры-чан. Хибари-сан живёт со своей семьей в соседнем городе Намимори, — довольно изрёк полицейский. На его улыбку оставалось только покачать головой. Святая наивность! Однако новость выбила Кагуру из колеи. Она привыкла к обществу монаха, обжилась в храме и забыла, что вскоре её вернут родственникам. Душа недовольно заворочалась. Она не любила новые знакомства. Особенно с теми людьми, которые уже знают её. Ладони сжали хакама. Кагура была на грани отказа ехать в чужой дом. Толчок в спину выбил дурную мысль из головы. Кагура ошарашенно сделала несколько шагов вперёд. Споткнулась и покатилась кубарем со ступеней храма. — Чтоб больше не возвращалась! — донёсся сверху гогот монаха. Забавное вышло прощание. — Больно надо, — буркнула Кагура и уселась в полицейскую машину. Квартира Атсуши Хибари виделась девочке настоящим дворцом: двухэтажная, просторная, словно сошедшая с картинки журнала. Паркетный пол вёл до самой кухни, которая соединялась с гостиной. Кагура не могла поверить, что теперь ей предстоит жить здесь. Взгляд приковал рисунок дерева, раскинувшего свои ветви по выбеленной стене. Вместо цветов по дереву раскиданы рамки с фотографиями. Хибари-сан положил руку на плечо девочки. — Это наше семейное дерево, Кагура-чан, — сказал он. — Я слышал от Мичиро-сана, что ты потеряла некоторые воспоминания. Взгляни, вон твои родители. На фотографии стояли молодожёны. Женщина точь-в-точь Кагура, а в мужчине с изумлением узнавался Хибари Атсуши. — Мы с твоим отцом были близнецами. За то, что он женился на англичанке, отец выгнал его из дома. Но я никогда не бросал брата. Мы переписывались и гуляли семьями. — Вы очень добры, Хибари-сан. Извините, за беспокойство. — Что ты, не извиняйся, — вмешалась женщина, — у нас есть сын на год старше тебя. Он скоро придёт со школы. Уж поладь с ним. С этого момента началась короткая история длинной жизни Хибари Кагуры. Девочки, чьё тело заняла другая душа: чуть помятая, оторопелая, скептически настроенная и оттого до безобразия язвительная.