Мстительная лотерея

      Пэгги Картер смотрит на Кэсси Лэнг. Кэсси Лэнг смотрит на Пэгги Картер. Искра, буря, «привет, а ты кто?».       Пэгги честно жалеет, что подписалась на это. Она женщина, которая большую часть сознательной своей жизни посвятила военному делу, которая не знала жалости к себе и другим, которая постоянно совершенствовалась для того, чтобы стать лучше, сильнее, умнее, которая командовала людьми и проводила специальные операции.       Поэтому сейчас она садится на корточки перед забавной улыбчивой малышкой и говорит:       – Привет, Кэсси, меня зовут Пэгги. Твой папа попросил меня сегодня приглядеть за тобой, потому что сам он занят.       Девочка смешно округляет глаза и хлопает длинными темными ресницами:       – О-о-о! – тянет она и внезапно хихикает, протягивает маленькую ладошку. – Папа не говорил, что у нас будут гости! Пойдем, тетя Пэгги, я покажу тебе свои самые любимые игрушки. Ты так смешно разговариваешь! Представляешь, а папа сказал мне, что…       Из малышки энергия прет неукротимым потоком, и Пэгги прямо всем телом ощущает, как заряжается от нее, как от теплых лучей солнышка, которым по весне хочется доверчиво подставлять лицо и шею. Девочка улыбается-смеется-светится, болтает без умолку, носится по дому заводным моторчиком, и Пэгги, «серьезную тетю со смешным голосом», саму пробивает на улыбку.       Интересно, и как же у такого раздолбая, как Скотт, появилось такое чудо, как Кэсси?       Пэгги забывается в обществе этой милой малышки, расслабляется, охотно рассказывает ей незначительные и глупые истории с работы и просто из жизни – Кэсси Лэнг действительно можно назвать маленьким солнышком, которое смогло пробить на совершенно девичье «хи-хи» даже суровую Пэгги Картер.       Поэтому она упускает момент, когда, пребольно ударившись мизинцем ноги об угол стола, из ее рта совершенно неожиданно и неконтролируемо для нее вылетает абсолютно плебейское и несвойственное для нее «блять».       – Тетя Пэгги! – Кэсси округляет и без того большие глаза и ошарашенно приоткрывает рот. – Вы что! Нельзя говорить такие плохие слова, меня папа учил!       Пэгги моментально забывает всю боль, испытанную от позорнейшего удара судьбы, потому что она перекрывается чувством бесконечного стыда. У нее пламенеют кончики ушей, когда она виновато произносит:       – Прости меня, милая, я больше не буду так говорить.       И сразу же замечает задиристые смешинки в уголках карих детских глаз.       – Я прощаю тебя, тетя Пэгги. Папа учил меня вещам и покруче этого, так что все хорошо.       В Пэгги вспыхивает неукротимое и яростное желание надрать одному безалаберному папаше зад, когда она произносит ласковым и нежным голосом, чтобы определить степень вины нерадивого Скотта, учащего ребенка грубым ругательствам:       – Не поделишься, чему тебя научил твой папа?