Но человек не ответил

      До встречи с Человеком Он мало что помнил. Помнил темноту, холодную и пугающую. Помнил свет, тёплый и яркий. Помнил Маму, мягкую и заботливую. Помнил, как заскрипели шины и как Мамы не стало. Он помнил, как остался один. Как огромные двулапые проходило мимо, брезгливо щурясь. А потом появился Человек. Человек наклонился к Нему, посмотрел своими большими светлыми глазами в Его — маленькие и блестящие — и потянулся к Нему своей лысой лапой. Человек, казалось, и не заметил, как Он зашипел угрожающе, блеснул злыми глазами. Человек только неуклюже погладил Его по голове. — Пойдём домой, — сказал Человек. И поднял Его осторожно, забрал с промёрзшей улицы, прижимая к своей куртке. Куртка была тяжёлая, коричневая, и пахла старостью. Человек тоже пах старостью. И дом Человека пах старостью. Человек выглядел как все двулапые, но вёл себя странно. Принёс Его в свой дом, налил большую чашку тёплого молока и сказал, что это теперь и Его дом тоже. Он был благодарен Человеку и позволил себя погладить. Но оставаться в его доме не хотел. А человек только чесал его за ухом и улыбался. На секунду всё вдруг стало хорошо. Стало так, как и должно было быть всегда. А потом Человек улыбнулся ещё больше и назвал Его «блохастым». Двулапые уже называли Его так, но он не ждал и от Человека такой подлости. Он был возмущён. Он был оскорблён. Тогда Он увидел истинное лицо Человека. В нём — одна ложь и больше ничего. Человек только притворялся Человеком, но на самом деле был всего лишь двулапым. Таким же большим и неуклюжим, глупым и злым, таким же, как и все двулапые. Мама всегда говорила Ему, что двулапых много, а Человек — один. И этот двулапый не был Человеком, он был двулапым. Поняв всё это, Он решил навсегда уйти из дома двулапого. Даже если Ему придётся обменять тёплый дом на холодную улицу, даже если Он снова окажется совсем один в большом Мире, злом и грустном. Он отвернулся от двулапого и зашагал назад, к Миру. Но не успел дойти и до двери, когда двулапый снова схватил Его. — Ну что же ты, — сказал двулапый, — обиделся? А Он вырывался, царапал старые руки когтями, кричал на глупого лживого двулапого, но тому, такому огромному, всё было нипочём. — Я же не со зла, — оправдывался двулапый, гладя его по голове. — только нужно тебя искупать. Он стал вырываться ещё сильнее, ещё отчаяннее, кричать так громко, как только мог. А двулапому было всё равно. Двулапый не сжалился над Ним и тогда, когда Он стал умолять его.       Униженный, дрожащий от холода, похожий на мокрую крысу, пахнущий цветочным шампунем, Он ненавидел всех двулапых на свете. А этот, самый жестокий из всех, укутал Его в большое полотенце и прижал к груди. Прямо как в тот раз, когда нёс Его в своё страшное логово. Но Он дал достойный отпор! Царапины двулапого до сих пор кровоточили. Двулапый снова обтёр Его полотенцем и уложил на коварное мягкое одеяло. Оно было удобным и тёплым, но Он не дал себя обмануть. Всё это — часть злобного плана двулапого! Двулапого, который поставил перед ним миску с подогретыми кусочками мяса. Двулапого, который обманчиво ласково погладил Его все ещё мокрую шерсть. Двулапого, который пододвинул Его одеяло поближе к горячей батарее. Двулапого, который, уходя, сказал Ему: «Спокойной ночи». Наевшись мяса, Он решил дать двулапому шанс, простить ненадолго его жестокость. Позволить двулапому снова стать Человеком. В свою первую ночь в Доме Он почти не спал. Его пугали странные, не понятно откуда доносящиеся шорохи, ползущие по стенам тени и громкое тиканье часов. Он долго лежал на своём одеяле, но так и не смог уснуть. Тогда Он поднялся, распушил хвост, готовый в любой момент кинутся на жуткие тени, и побрёл туда, куда ушёл Человек. Он нашёл Человека по храпу, едва не сотрясавшему стену: тот спрятался от Него за дверью, огромной и неприступной. Вздохнув, Он сел перед дверью и негромко позвал Человека. Храп не прекратился. Он позвал снова, громче. Ответа не было. Тогда Он поскрёб дверь когтями. И царапал ещё и ещё, пока не услышал, что храп прекратился и заскрипела кровать. С другой стороны двери Человек прошаркал по полу, что-то бурча себе под нос. — Ну что такое? — Человек приоткрыл дверь и высунул голову. — уснуть не можешь? Он посмотрел, задрав голову, на Человека, растрёпанного такого, сонного. Смешного очень. — Заходи уж, — сказал Человек, пропуская Его в комнату. Комната была такой же, как и все другие. Тут тоже всё было старое. Особенно кровать: железная, с большими пружинами, тонким матрасом и огромной жёлтой подушкой. Зато одеяло на кровати было очень тяжёлое и тёплое. У Него никогда не было настоящей кровати, на них спят только двулапые. Вот и Человек тоже доковылял до своей кровати, скинул жёсткие тапочки и забрался под одеяло. Устроившись, Человек посмотрел на Него, сидевшего посреди комнаты и следившего за кроватью. — Ко мне хочешь? — спросил Человек. — ну, ладно. Разочек можно. И Человек откинул уголок одеяла. Похлопал по местечку рядом с собой, приглашая. Опасливо поглядывая на Человека, Он поднялся и запрыгнул на кровать. Человек погладил Его по голове, накрыл одеялом, а сам закрыл глаза и совсем скоро снова стал храпеть. Он лежал, свернувшись клубком и слушая Человека, пока наконец не уснул. Другие двулапые приходили к Человеку редко. Они появлялись на пороге, говорили что-то очень громко и зло, а потом пропадали. Почти всё время они с Человеком были одни. Только вдвоём. Человек кормил Его кашей и мясом, поил тёплым молоком и разрешал спать на своей кровати. И всегда говорил, что это в последний раз и завтра Он будет спать на кухне. Но каждую ночь Он спал рядом с Человеком. Бывали дни, когда Человек грустил. Тогда Человек подолгу смотрел в окну, почти не разговаривал, а потом садился на диван, доставал тяжеленную книгу и разглядывал картинки двулапых. Он обычно устраивался рядом с Человеком и тоже смотрел на двулапых из книжки. Они были всякие: большие, маленькие, собранные вместе и отдельные. Но все двулапые на картинках были немного друг на друга похожие. И все улыбались. Даже Он знал, что так не бывает, что двулапые не могут вот так вот всегда улыбаться. Он вообще редко видел, как улыбаются двулапые. А Человек, разглядывая картинки, почему-то, тоже улыбался. И плакал иногда. Когда Человек плакал, Он звал Человека приятными словами и ложился к тому на колени. Это всегда успокаивало Человека. Человек гладил Его и переставал грустить. Человек любил говорить. Часто рассказывал истории. Длинные и короткие, иногда весёлые, а иногда грустные. Больше всех Он любил весёлые. Хотя иногда весёлые истории были скорее глупые, но Он и их тоже любил. Человек сидел за столом, поставив локти на скатерть, а Он лежал на стуле рядом и слушал. Бывало, Человек что-то ел или пил, а бывало, что только говорил. Человек рассказывал истории; смеялся, когда истории были смешные, и вздыхал, когда грустные. Он любил всякие истории. А больше историй Он любил Человека. То утро было особенным. В то утро Человек дал Ему имя. — Что же я тебя всё котом-то зову? Надо же и имя тебе дать, — так Человек сказал. Мама говорила Ему, что имя — это очень важно. Что только Человек может дать имя. Настоящее, правильное, такое, чтобы на всю жизнь. Поэтому Он даже начал нервничать (совсем немного), когда Человек решил дать Ему имя. Потому что имя значит, что Он особенный для Человека. Такой же особенный, как и Человек для Него. Один единственный. Человек думал очень долго. Все имена Человеку не нравились. Наверное, они были недостаточно особенными. Он ждал своего имени с нетерпением, гадал, каким оно будет, на что будет похоже. Человек назвал Его Абрикосом. Имя было длинное и звучало странно. Но Ему оно понравилось. Он чувствовал себя самым особенным среди всех особенных котов. Абрикос проснулся поздно утром. Человека в кровати уже не было. Полежав ещё немного, Абрикос пошёл за свистом чайника и шипением яичницы — на кухню. Абрикос поздоровался с Человеком, съел немного ещё тёплой каши из своей миски и запрыгнул на стул, готовый слушать истории Человека. Иногда Человек вместо историй читал Абрикосу газету. Но сегодня газеты не было. Человек почесал Абрикоса за ушком и встал, чтобы положить себе яичницу. Абрикос стал ждать. Но Человек даже не дошёл до плиты, на которой в сковородке лежала еда. Человек вдруг замер посреди кухни и страшно задышал-захрипел. Абрикос поднялся на лапы и уставился на Человека. Человек согнулся и стал, хрипя, скрести свою грудь. Абрикос спрыгнул со стула и подбежал к Человеку. Тот был весь красный и дрожал. Абрикос потёрся о ноги Человека. Потому что Человека всегда успокаивало, когда Абрикос так делал. Но Человек не успокоился. Вместо этого Человек задышал тяжело, отрывисто и тихонечко, будто совсем обессилев, вскрикнул. И упал. Упал прямо на пол, лицом вниз, сильно, наверное, ударившись. Упал и замер. Абрикос стал звать Человека, но Человек как будто уснул. Абрикос боднул руку Человека, накричал на него, приказал Человеку проснуться. Человек не просыпался. Тогда Абрикос укусил Человека за руку, думая, что Человек разозлится и проснётся. Но Человек не разозлился. И не проснулся. Абрикос сел рядом с Человеком и так громко, как только смог, позвал его. Но Человек не ответил.