Around the world...with two badass

Невозможно передать словами все те чувства, которые мною двигали, когда мобильный Барнса в двадцатый раз переключился на автоответчик, а связь с датчиками, прицепленными к нему, и вовсе исчезла, сменившись надписью «потеря связи» на экране. Я даже не знала, куда мне мчаться в первую очередь, ведь он так и не прислал адрес. Таксист покорно вел машину к центру города, пока я судорожно раз за разом набирала единственный номер, совершенно не замечая, что происходило вокруг. — Вот же пристал, — послышался голос водителя. Я дернула голову в сторону, куда смотрел он, и увидела там слишком знакомый черный внедорожник, запакованный в броню, — уже три квартала рядом трется, — ворчал мужчина. — Остановите здесь, — попросила я, не спуская глаз с машины в окне. Внедорожник затормозил синхронно с нами, не оставляя во мне никаких сомнений. Покинув пассажирское сидение, я направилась прямо к черной машине, под ошалелый возглас таксиста. Тонированное стекло медленно опускается и оттуда на меня смотрит молодой мужчина в темно-синей форме. — Агент Шерман, — обращается он, — приказ вернуться на базу. Вид у него такой, что я понимаю, спорить смысла нет, спрашивать о причинах — тоже. То, что им было известно о моем местоположении, тоже сильно не удивляло, все-таки это Щ.И.Т. Агент открывает заднюю дверь в пригласительном жесте. Впереди меня ожидает поездка в добровольно-принудительном порядке, и никого не интересует, что помимо работы могут быть какие-то личные дела. Под личными делами я имею в виду Барнса, но он в этом мире является фигурой столь неоднозначной, что одно только упоминание его имени может дорого стоить. Стиснув зубы, я сажусь в машину. По моим подсчетам до штаба было всего двадцать минут езды, но мы свернули явно в сторону от городской черты, значит, вызывали меня не к Бойду. «Фрэнк?» предположила я, но он бы позвонил. Что такого могло произойти, чтобы они выдернули агента в другой штат, прислав за ним машину? А между тем часики тикали, мой телефон молчал, а нервная система была на грани краха. — Куда мы направляемся? — спросила я у агента, сосредоточенного на дороге. — В Вашингтон, — спокойно ответил он. Я не ослышалась? В Вашингтон, меня вызывают на Трискелион? К горлу подступил ком. — Да что вообще происходит? Вместо разъяснений мужчина нетерпеливым жестом нажал что-то на приборной панели, и передо мной включился маленький экран, прикрепленный к спинке переднего сидения. На семидюймовой панели появилось лицо Марии Хилл, и тогда-то я поняла, что положение хуже некуда. — Агент Шерман, через час вас ждет с докладом Роберт Грин. — Начала она в привычной властной манере. — Может мне кто-нибудь объяснит, по какому поводу срочный сбор? Я хотела задать другой вопрос, поскольку отчасти была уверена, что Хилл знала на него ответ, но другая часть меня боялась, что я предоставлю ей доступ к слишком личной информации. — Вы смотрите новости? — монохромное изображение чуть дернуло подбородком, — правительство обязало Уилсона сдать щит Капитана и сложить свои полномочия, у них слишком много вопросов к бывшим друзьям Стива Роджерса, а претензий еще больше. Но мы это предвидели, так что держим ситуацию под контролем. «Кто бы сомневался», пронеслось у меня в голове. Мария продолжила. — Пришлось поднять ваше прошлое совместное дело. — Оно ведь так и не было завершено, — поправила ее я. — Их не интересует успешность операции, тут важнее другое. — А, «друзья» Роджерса? — Да. Вас встретят на месте, не удивляйтесь сильно, у Грина весьма резкая манера общения. В голове набатом звенел внутренний голос «она знает, она знает, она знает» и я никак не могла заставить его заткнуться. Хилл держала марку всеведения и невозмутимости, я проработала у них достаточно, чтобы в этом убедиться. Я могу спросить, сделав вид, что сама не сильно то осведомлена в данном вопросе, и раз уж речь зашла о приятелях Капитана, а про Сэма Мария сообщила мне сама, то… — Где сейчас Барнс? — В больнице на западе города, — не думая ни секунды, сказала Хилл. Она внимательно смотрела на меня с маленького экранчика, но не пыталась в чем-то уличить. Я осознала, что Щ.И.Т. действительно в курсе многих вещей, но в тот момент еще не представляла, до какой степени. POV автор В Вашингтоне было девять утра. Квинджет мягко приземлился на площадке, недалеко от центрального входа в огромное серое здание. Трискелион никогда не спал, там постоянно и бесперебойно шла работа, решались какие-то вопросы, принимались решения национального масштаба. Пилот заглушил двигатель и отключил навигационные системы. — Агент Шерман прибыл по поручению мистера Грина, — сообщил он куда-то в микроскопический передатчик у себя на запястье. Послышался утвердительный ответ, а уже через минуту в направлении летательного средства быстрым семенящим шагом направлялся личный помощник того самого Роберта Грина. — Агент Шерман, спасибо, что прибыли так скоро, — говорит он, подавая руку спускающейся с трапа Меган. «Словно у меня был выбор?» думает она, принимая помощь скорее из вежливости, нежели необходимости. — Давайте поторопимся, Роберт ждет уже несколько часов. Претензия, конечно, не к вам, но там остальные уже начинают нервничать. — Остальные? — переспрашивает Меган, шагая следом за агентом. — Я не посвящен в детали, — мужчина врет с исключительной правдоподобностью, — просьба сдать оружие, если оно имеется. Шерман отвечает, что у нее с собой ничего нет. — В таком случае оставьте средство связи и другие электронные устройства. Меган молча проглатывает свое недовольство ситуацией, но протягивает агенту телефон. — Спасибо, — на автомате говорит он. На девятнадцатом этаже уже почти трясется от злости Роберт Грин. Перед ним включены три цифровые панели, с которых буквально два часа назад вылилось несколько ведер грязи и обвинений от влиятельных, пускай и бестолковых, шишек. Ему не нравится, что приходится скакать перед ними на задних лапках и объяснять, почему нужной информации нет «здесь и сейчас». Отключив видеосвязь, он набирает личный номер Бойда, тот перезванивает Фрэнку, Фрэнк спускает собак на всех остальных, но в конечном итоге за дело берется Мария Хилл, и все сразу налаживается. Квинжет вылетает из Атлантик-Сити в Вашингтон, а у Роберта появляются тридцать минут спокойствия и тишины, чтобы собраться с мыслями и выпить кофе. Он не знает агента Шерман лично, но имеет под рукой папку с ее личным делом, папку с порученными заданиями, список наводящих вопросов и еще один файл с документами, заверенными несколькими подписями еще полгода назад. Грин — дипломант, его вызывают для сложных разговоров, потому что он в грязь лицом не ударит ни при каком раскладе. Грин — на короткой ноге с Фьюри, даже пользуется у него определенным доверием. У Роберта есть только одно текущее задание, полученное непосредственно от директора, и он отвечает за него целиком и полностью. В Щ.И.Т.е думают, что он занимается пиаром, уж слишком часто мелькает в прессе, но на самом деле для него это просто развлечение, основная же миссия куда сложнее и ответственнее. Когда в дверях его кабинета появляется нужный человек, Роберт с облегчением выдыхает. Он изначально знал, что будет не просто, когда выбирал такой формат работы, но это обеспечивало конфиденциальность и контроль, а большего и не требовалось. — Агент Шерман, я — Роберт Грин, — он протягивает Меган свою жилистую руку, изрезанную в нескольких местах белесыми шрамами. Грин — служил в Афганистане, его теперь сложно чем-то напугать или смутить. — Перейдем сразу к делу. Ситуация в стране складывается не лучшим образом, общественность поднимает очередную волну недовольства, которое скапливалось еще со времен инопланетного вторжения в Нью-Йорке. Нельзя пока точно сказать, кто их на эти мысли наталкивает, но такой человек, или группа, определённо есть, важно то, что работают они эффективно. В прошлую среду нам поступил целый шквал обвинений на имя Сэма Уилсона вплоть до того, что человек, некогда выступавший на стороне предателя Роджерса не может являться примером для подражания, носить костюм и владеть щитом. Один раз мы все замяли, второй раз не получится. Меган внимательно выслушивала речь незнакомого ей, но, очевидно, важного для Щ.И.Т.а человека, гадая, с какого боку она тут оказалась причастна. — Вы некоторое время работали вместе с Уилсоном и Барнсом, так? — Роберт начинает по-простому, не давит. — Да, меня назначили помощником по их общему делу. — Верно, — подтверждает мужчина, только что делавший вид, что он этого не знает. — Я сейчас хочу поговорить с вами не как с агентом, а как с обычным человеком. Мне важно субъективное мнение. — По какому поводу? — По поводу двух этих персон. Меган мгновенно ощетинивается, ставит мысленный барьер между собой и Робертом, но виду не подает. — Мне нечего сказать. Мужчина глубоко вздыхает. — С нас запрашивают определенную информацию, предпочтительно, чтобы она была достоверной, а так уж вышло, что Уилсон и Барнс — личности замкнутые. — На то есть причины, — ответила Мег, — и любой человек имеет право на неприкосновенность своей жизни. — Ну мы же с вами оба знаем, что иногда приходится жертвовать этой самой неприкосновенностью. Меган знает, прекрасно знает о методах работы Щ.И.Т.а, но она твёрдо уверена, что не относится к этой категории агентов, которые легко могут переступить через моральные принципы ради выполнения задания. Роберт начинает копать глубже, он все еще сохраняет спокойствие и ровный тон, но спрашивает сразу в лоб. — С Барнсом вы провели совместного времени гораздо больше, чем с Уилсоном? — По разным причинам, — уклоняется девушка. — Нет, моя дорогая, причина тут одна, от вас никак не зависящая. Вернемся к первому вопросу, вы можете сказать что-то конкретное? — Простите, Роберт, но я не понимаю, чем эти люди заслужили подобное отношение? Сколько они сделали для всех нас, сколько готовы еще сделать? Вы вполне могли вызвать их сюда на личный разговор, они спокойно относятся к таким вещам. Диалогом можно многое решить. — Вот именно, — кивает Грин, — к диалогу я вас и призываю. — Мне нечего вам сказать, — снова повторяет Шерман. — Хорошо, — губы Роберта сжимаются в тонкую линию. Он подходит к столу и берет в руки одну их лежащих на нем папок. — Если вам нечего сказать мне как человек — человеку, то я спрошу, как начальник — подчиненного. Есть такое понятие, как слежка и конспирация. Слышали? Меган криво усмехается, наконец понимая, к чему ведется весь этот разговор. Они хотят заставить ее следить за Баки и Сэмом, потому что полагают, что между ними сложились прочные связи. Но она не допустит пересечения рабочего и личного, и не собирается предавать эти отношения ради «благого дела». — Разумеется. Меня это никогда не касалось, обычно шпионажем занимаются агенты другого уровня. — О, да, для некоторых это вообще призвание от рождения: быть в курсе всего и оставаться незамеченным, — Роберт на секунду отрывает взгляд от документов, словно задумывается о чем-то своем. — Отсутствие моральных установок, — говорит Меган. — А куда без этого? — совершенно серьезно спрашивает мужчина, продолжая дальше перелистывать бумаги. — Простите, сэр, но при всем уважении к вам и нашей работе, это не по мне. Следить за другими, — добавляет она, поймав вопросительный взгляд, — это низко. К чему мы придем, если будем шпионить даже за своими? — Как говорят, держи друзей близко, а врагов еще ближе. Роберт вздыхает, чуть ослабляет узел на галстуке, и уперевшись обеими руками в столешницу, смотрит теперь на агента совсем другим взглядом. Меган хочется оказаться отсюда как можно дальше. Трискелион всегда ассоциировался у нее с чем-то могущественным, но не самым близким по духу и честным. Там вели совсем иные разговоры, не похожие ни на какие другие из удаленных штабов. Сочетание имени Баки и понятия «враги» разжигает в ней тяжелое чувство и воинственный настрой послать Грина куда подальше, глядя в лицо. Ее совершенно не заботит, что будет после, и как это может сказаться на ее карьере. Плевать. Сейчас в разумной части мозга остается только дорогой ей человек и желание отстаивать его честь до последнего вздоха. — С каких пор Уилсон и Барнс — наши враги? — начинает она, — они согласились работать на Щ.И.Т. на равных условиях, как я, как вы. И не было ни одного прецедента, чтобы перевести их в разряд врагов. Я догадываюсь, о чем вы меня хотите попросить, но скажу сразу… Скорее даже дам совет. Ни Барнс, ни Уилсон не потерпят, если к ним приставят слежку. И уж будьте уверены, распознают они ее в два счета, а после можете забыть о всяческих контактах с ними. Роберта эти слова нисколько не задевают. — Сэм Уилсон до недавнего времени являлся лицом подневольным, не было нужды устанавливать за ним круглосуточное наблюдение. С Барнсом сложнее. Девушка мысленно соглашается и одновременно радуется, что Баки действительно не так прост, чтобы его личная жизнь стала «достоянием» Америки. — Он — человек осторожный и мнительный, но все-таки человек. Зачем прибегать к скрытой слежке, если можно установить доверительные, надежные отношения? — Роберта начинает утомлять этот разговор, он на ногах с раннего утра и хочет завалиться в мягкое кресло, но мужчинам не принято сидеть в присутствии женщины. Он иногда сам поражается, как после всего пережитого, вспоминает еще и о правилах этикета. — Я не буду этого делать, — заявляет агент. — Агент Шерман, вы действительно думаете, что я позвал вас сюда чтобы о чем-то договориться? — устало вздыхает Грин. «Вас ждут с докладом», вспоминает Меган слова Марии Хилл. — Давайте, включайте голову, — небрежно бросает он, — вы знаете, что приказы принято выполнять и отчитываться за них, агент. И сейчас я прошу вас ни больше ни меньше, а отчитаться за выполненную работу. Шерман упрямо молчит. Ей противен этот человек и все, что он говорит. И тогда Роберт решает, что пора раскрывать карты и воздействовать уже на правах начальника. — В январе этого года мы постановили, что акт о регистрации супергероев, что был предложен Мстителям, имеет право на существование и в других формах. Никто не заявлял о контроле в чистом виде, но вот присмотр и планомерное вмешательство сочли вынужденной необходимостью. Барнс мог бы работать отдельно, мог и вовсе отказаться, Уилсон покидать свою должность не спешил, но также не горел желанием сотрудничать, а ничто так не сближает, как общий враг. Удивительно, но против ГИДРЫ готов был восстать и престарелый Роджерс, но мы убедили его передать бразды правления молодым, а к кому еще обратиться, как не к его самым близким товарищам? К двум бойцам, не привыкшим отчитываться не перед кем. Зато, к отчетам были приучены наши агенты, буквально взращённые в этой среде, нацеленные на работу, на достижение результата любой ценой, с искренней приверженностью своему делу. Агент Шерман, скажите мне, вы ведь прекрасно знаете, что из себя представляет Джеймс Барнс, он же бывший наемник КГБ, он же — Зимний солдат? — Знаю, — коротко отвечает девушка сквозь сжатые зубы. — И всерьез считаете, что кто-нибудь в здравом уме допустил бы к нему агента без крайней необходимости? Даже если бы Барнс лично попросил об этом, я не думаю, что Щ.И.Т. пошел бы на встречу. Это делает нам сомнительную репутацию. Вы находились при исполнении восемь месяцев, настало время оставить этот пост. — Какой еще пост? — где-то в глубине души Меган начинает догадываться, но до последнего отталкивает это предположение. — Моей задачей было держать Барнса поблизости и желательно в добром здравии, поэтому я выбрал вас. Отличные показатели выпускных экзаменов, характеристика от психолога, исполнительность, эмпатия, искреннее желание заботиться и оберегать, это обычно передается детям из полных семей. Такие люди, как Барнс, запросто различают фальшь. Мы шли на определенный риск, отправляя вас туда. Меган запустила руки в волосы, крепко сжав виски. — Нет, — сказала она. — Не принимайте близко к сердцу. Все изначально было утверждено и прописано в вашем задании. — Я не следила за ним, — продолжала все отрицать она, — моим заданием было — помогать. — Одно другому не мешает. Барнс был и остается в категории особо опасных, ни один посторонний человек не задерживался рядом с ним больше, чем на пару дней. Меган почему-то сразу вспомнила о той девушке, про которую рассказывал Баки, и ей стало тошно о того, что Щ.И.Т. контролировал даже, с кем и когда Барнс ложился в постель. В уголках глаз неприятно защипало. Роберт взял в руки лист с напечатанным текстом и протянул его агенту. Шерман бегло просмотрела документ, заметила там подпись Фрэнка, Хилл и еще нескольких незнакомых ей фамилий, и у нее едва не подкосились ноги. — Сядьте, — раздраженно фыркнул мужчина, — разговор еще не закончен. Вы видите, что это было задание, пора по нему отчитаться. Вы обязаны, агент Шерман, иначе нам придется принять меры, чего очень бы не хотелось. Но я это сделаю. Но Меган его не слышала, она вспоминала сейчас каждый день, проведенный рядом с Баки, с ее, почти родным Баки, который доверял и позволял быть с ним. Вспоминала, что сама сообщала ему свое местоположение, и Барнс вместо того, чтобы быть защищенным, наоборот находился с ней. Вспоминала, как уговаривала обратиться к штатным докторам Щ.И.Т.а, как цепляла на него те самые чертовы датчики, посылающие данные не только в приложение на ее телефоне, но скорее всего и прямо в подразделение по сбору информации. Вспоминала, как Фрэнк подсунул ей это дело, а потом свел их снова на практике с группой новичков, как хотел потом все исправить (или делал вид), как поспособствовал переводу к другому надзирателю, который несмотря на скверность характера и абсолютную негибкость, согласился отпустить Меган в «отпуск», потому что они знали, для какой цели она его берет. Ей сделали самую никчемную операцию на ключице вместо того, чтобы нарастить ткани при помощи нанотехнологий, лишь бы ограничить свободу действий. Она поняла, что предала его. — Барнс сейчас в больнице, его жизни ничто не угрожает, мы за этим следим. Теперь гораздо важнее создать иллюзию его нормальности. В СМИ знают, кем он был помимо друга Капитана Америки, и нам нужно скормить им байку, что Барнс — белый и пушистый. У него больше нет неуязвимости, нет в крови сыворотки, и все что наговаривают разные «доброжелатели» — полная ерунда. Агент думала, что если ее попросят выступить с заявление на всеобщее обозрение, то она скорее напишет рапорт и уйдет, но Грин протянул ей еще одну бумажку, с содержанием которой сам и ознакомил. — Это подписка о неразглашении. Никто не должен знать, чем вы занимались эти полгода. На секунду Меган показалось, что это свет в конце тоннеля, и ей позволят унести эту тайну с собой в могилу. — А он? — робко спросила девушка, сама поразившись своему стихшему почти до шепота голосу. — Ему уже сообщили, — ответил Роберт, и Шерман так реально почувствовала, как по сердцу полоснуло лезвием. — Барнс должен быть в курсе, что за ним присматривали. Если пресса до него доберется, то мы подстрахуемся, ведь контроль над ситуацией — на лицо. Барнс все знает, мы получали отчетность, а вы — ни о чем не распространяетесь. Кое-что придется скорректировать, видите ли политика — дело тонкое, некоторые факты не подлежат огласке, иначе будут истолкованы неправильно. У девушки задрожали руки, кровь бешеным напором приливала к голове, стучала в ушах, и ей начало казаться, что она задыхается. — Не бойтесь его праведного гнева, — усмехнулся мужчина, который и близко не был знаком с темпераментом Барнса, — ваше задание закончено, теперь необходимости ни за кем присматривать нет. В целях безопасности дальнейшего течения операции, видеться вам больше не придется.