3_Пленная память

Первая ночь на берегу Аласхака прошла в беспокойном ожидании разбирательств. Заготовщики, или банда, как их окрестили, недовольно бурчали, когда увидели унгутских женщин, свободно передвигавшихся посёлком. Пушкарёв, пойманный при избиении, был временно взят под стражу, хотя пока непонятно было, что делать с ним далее. Морозный рассвет принес ещё одну неожиданную встречу. Дюжина мужчин в длинных, до пят, меховых камлейках, выгрузились из длинной байдары. Это были местные жители из дальней гавани, что виделась ещё с моря. Завидев накануне корабль, старейшины сперва прислали двоих на разведку, а потом и сами прибыли на беседу с новыми гостями. При содействии бывших пленниц, немного освоивших русский, визитеры пояснили морякам про стычки с нынешними поселянами. Учитывая около дюжины убитых и раненых с обеих сторон, можно было назвать их отношения не просто конфликтами, а открытой войной. На полдень было назначено некое подобие суда, на который созывались делегаты вновь прибывшей команды, промышленники "святого Гавриила", несколько унгуток и прибывшие жители гавани... Придя загодя в каюту Белова, капитан застал его за разглядыванием на маленьком окне ледяных узоров. Воображением они превращались в очертания людей, коих следовало непременно узнать. Эта игра давно занимала его внимание. Отёкшая после ночи рана, хотя и была благоприятна, с утра изрядно доставала. Но тут же прибыла унгутская женщина с некой мазью и попросила не подниматься до полного восхождения солнца. И Саша так увлекся загадками инея, что исполнил её просьбу с лихвой. Болезненный отёк немного притих, и даже мысли о тяжёлом улеглись спокойнее. Исполненный долг мести разделил печаль о погибшей на до и после. — Как себя чувствуешь? Разошлось, да? Увидев ироничную ухмылку, Алексей смущённо достал из кармана часы. — Мы тут через час собираемся. Надо как-то объясниться с этой бандой, по свежим следам. Я не мог тебя не известить. Но твоё полное право — остаться здесь. — Да ладно, вполне терпимо. Разве что снова впаду в ярость и испорчу тебе все переговоры. — Эта ярость оправдана. Инира была твоей женой, и у вас могло быть потомство. — тихо промолвил Корсак. — Спасибо, что ты, друг моей семьи, это принял. — Саша, я прежде всего, друг тебе. Да, на Медном, прости, вышел спор из-за той женщины... Злился, что ты себя и своё прошлое отвергаешь. Но я понял, что все приму, коль на благо! Белов посмотрел на очередной узор и медленно заговорил: — Благо я ценил, да... Только сам его не дал, говорил уже. Как же я корил себя за то, что предчувствия не услышал, судьбу ее горькую жалел! Траур там не в чести, просто я около года полагал, что и сам жить не достоин... В ульгаме пустота и тихо, до одури тихо! И знаешь, я безумно хотел отомстить, но понимал, что невозможно. А закончил скорбеть, сам не понял, как. Наверное, устал один быть. Может, отомсти я сразу, полегчало бы раньше... — Но ты все равно бы жалел, и все равно было б тихо. Одиноким всегда тяжелее. После долгой паузы Белов неожиданно встрепенулся: — Скажи, а как мои близкие траур перенесли? Ведь в России и традиции порой жития не дают... Все же гнетёт, что не вышло письмо отослать, не поминали бы зря. — По разному, Саша... Я уже говорил, что Софи без тебя очень тосковала. А как отпели, в трауре была с месяц, плакала горько, на молебны ходила. Характер у неё такой, что ничего не скроешь. Ну, потом... завертела дворцовая служба, отошла малость. "С матерью не ладит из-за тебя, вот и сбежала" — едва не сорвалось с языка, но Корсак вовремя одумался: "А зачем Сашке ещё эти далекие дрязги, тем паче, сразу сказать не вышло?" — Павел тоже переживал по-своему, но, знаешь, он очень сдержанный отрок — скорей подумает, чем выразит. Только я все одно знаю, кто его образец и кумир, хоть и малышом тебя знал... Как-то раз твой любимый удар показал, да потом похвалить случилось — так знаешь, как просиял! Про младшенькую говорить не буду. Сам понимаешь, дитя совсем — ну куда ей горевать? Разве что за компанию... Алексей задумался, вспоминая свою последнюю встречу с Анастасией... Красивая, хоть и немного бледна — пожалуй, даже сплошной черный цвет не испортит. На ней было прелестное светло-жёлтое платье с высоким декольте, и лишь голову покрывал тонкий креп.. Повод для встречи был печален — с этой же печалью в глазах она передавала уезжавшему капитану мешочек для ритуала. Ясно же, что встрече предшествовал скорбный молебен, а никак не веселье, несмотря на платье. Что бы там ни было раньше, оставалось лишь искренне порадоваться душевной стойкости ради продолжения покойного мужа... Которого самолично завёз ещё дальше и безнадёжней, на самый край света. — Но вот что могу смело сказать: твоя вдова... прости — жена, держалась мужественно! С детворой выезжала, в черноту не облачалась... Тьмой кромешной потерю-то не восполнишь. А детям нужна матушка, а не монашка. Она обещала на панихиде, что справится ради них, и слово держала! — Хорошо, когда хватает рассудка...— Белов повёл плечами, снова уставившись в окошко. Предполагаемые образы мальчика и девочек появлялись и тут же исчезали. Их хотелось разглядеть, узнать наконец-то, но вот, через тот же иней проступала некая женщина в нарядных ледяных кружевах. Несмотря на кружево, у неё был образ воительницы, полной мужества, и при том очень холодный... Наконец, после долгого созерцания он обернулся к Корсаку: — Гляди! Тебе не кажется, что вот в этом месте будто штюрман наш нарисован?