3_Пленная память

На девятый день штюрман получил очередные опасные координаты из отчётов, и передал их на мостик дежурному офицеру, коим был Луговской. — Следует повернуть на полградуса к северу, ваше благородие... Опасные скалы обходим... — обратился он к угрюмому лицу, утопленному в ворот. Первопричиной угрюмости Луговского послужил всего-то ветер, с каждым днем все более пронизывающий. Да ещё и проклятый, безнадежный туман... Несмотря на моряцкую стойкость, эти неприятности снова напомнили не только о здешних угрозах, но и поспешном согласии на всю эту авантюру. О да, можно было отделаться... Дядюшка даже предлагал хлопотать о балтийской навигации, а на худой конец — остался бы на верфях... Однако недавнее событие побаловать себя помешало. Издалека проводив экипаж с чужой теперь возлюбленной, лейтенант решил также ощутить погодные невзгоды, на которые нечаянно её обрек. Но плыть в эту дыру — ох, не стоило... Хотя бы из-за того, что не сложились отношения с командой. Впрочем, это было очередной несправедливостью, что преследовали с детства. Все окружение Андрея Луговского — родители, учителя, начальство, приятели и женский пол - норовили отбросить его на второстепенные места, а взамен доставляли одни хлопоты. Хотя он бы сделал для них что угодно, кабы стал главным наследником, первым учеником, капитан-лейтенантом, лучшим другом, избранником... Но его вечно отодвигал кто попало, каким-то чудным везением. Вот и на этом чёртовом фрегате так же!! И если раньше можно было наплевать на всеобщее непонимание, то нынче это просто нелепо! Иванков, сей холодный гордец, предостерегший капитана плыть за безумцем, сдулся ещё раньше, чем простофиля Архипов. И теперь оба полагают его приятелем и обращаются по имени, каково! А устранить все не выходит — какие-то черти берегут, не иначе... — Кем же это следует, а, Михайлов? — недобрым тоном от Луговского последовал вопрос: — Кому-то опять алеуцкие идолы нашептали? — Распоряжение капитана, Андрей Степаныч... Вроде как, обходим место катастрофы судна, что разбилось на скальной мели... — осторожно произнёс мужчина, догадавшись, что самого подателя упоминать будет лишнее. Отношение вздорного лейтенанта к гвардейцу все усвоили хорошо... — Капитана? Ха! У нас он ещё есть? А мне кажется, им и нами давно управляет местный дикарь! — дерзко оборвал его лейтенант, но подумав, примирительно добавил: — Чего, бунта испугался? Пошутил я! Давай, что там у них ещё... Всего спустя час дежурство принял Иванков. Он взглянул на судовой компас, лоции, и позвал за штюрманом уточнить курс. Но дождаться оного так и не успел. Михайлов, что по поручению сдавшего пост спустился за лампадой в складской трюм, обнаружил крышку люка плотно закрытой. И теперь, сидя в темноте, среди безмолвного такелажа, просто впадал в отчаяние. Можно было сколь угодно уповать на доброту капитана, однако по закону за оставленный пост светила суровая кара, особенно коли что пойдёт не так. Подштюрман остался на Уналашке, и некому было не только хватиться, но и заменить. Спустя час погода стала резко ухудшаться. Сильный ветер не был редкостью за последние дни, однако сейчас он накатил особенно сильный - с порывами, что били в паруса и обращали воду в буруны. В каюте стол резко склонило и кружки опрокинулись со звоном на пол. А бедняге штюрману, запертому на складе, и вовсе пришлось нелегко. Ударившись обо что-то тяжёлое, он едва успел отползти в угол, дабы не убиться окончательно. Его криков теперь уже точно было не услышать. — Брать рифы! Все прямые и кливер! (см. прим.) — выскочив на палубу, скомандовал Корсак, и помчался к дежурному. — 54,50, черт!! Мы что, шли по-старому? Где Михайлова носит? Он обязан быть здесь! — заорал он, глянув на лоции и компас. — Луговской как сдал пост, Михайлова уж не было... Но слово даю — при мне курс не менялся! — ответил Владимир, с трудом удерживая штурвал. В первые минуты Белов пытался удержаться на шатком полу и отстал от своего друга. И найдя опору, огляделся вокруг, пока не слишком представляя, что за борьба им предстоит. Среди снующих со знанием дела моряков, гвардейский офицер, кажется, оказался единственным, кто пока что праздно созерцал стихию, захватывающую дух. Под угрожающие скрипы мачт и холодные брызги Саша представил бурю в том самом, купленном соседском лесу, которую застал в далёком детстве. Деревья так же качались от дикого ветра, как мачты, и вот-вот грозили рухнуть. Эта угроза вынуждала его бежать и увиливать от бьющих в землю молний и падающих брёвен... "И что за прок с того? Неужто позже не было? Может, просто отучился от паники?" Но оборвав неуместные раздумья, он перебрался к верхней палубе. К тому моменту, как были спущены почти все паруса, угроза от бури как будто уменьшилась. Но взорам присутствующим на палубе вдруг предстало диковинное зрелище... Недалеко от них вздыбилась водная гладь, а затем прокатились истинно гигантские волны, что с силой ударили о борт. — Рушатся хребты? Под водой? Неужто - те самые "духи"? — охнул Александр вслух сам себе. — Что за дрянь! — воскликнул рядом с ним боцман. Штурвал сорвался и сделав резкий поворот, нанес Иванкову сильнейший удар по руке. Не удержавшись на ногах от качки, тот полетел наземь. — Держись! — крикнул ему Корсак и схватил деревянные рукояди. Руль угрожающе скрипел, не желая слушать. К счастью, подоспел на помощь Архипов, и они вдвоём навалились с двух сторон. Привычные деяния против непогоды были почти исполнены, однако становилось очевидно, что основная беда надвигалась впереди... Море пенилось, а яростные волны обваливались всей своей мощью и попадали на палубу, что отчаянно скрипела под натиском. То страшное, что происходило там, под водой, было вовсе покрыто мраком. Но судно их колыхало, поднося все ближе к очагу волнений, хотя ветер дул почти в обратную сторону. «Если волнение очень сильно, следует поставить столько парусов, сколько унести можно... обеспечить не менее 10 узлов, дабы уйти поскорее от скал и мели..." — осенило Александра недавно читанным текстом из пояснений мореходам. Тем временем, несколько матросов под командой Луговского заканчивали рифить грот, качаясь на штагах и реях. — До конца!!! До конца вяжи!! - указывал резкий голос. Уже ослабленная парусина с тяжёлым гулом натягивалась, словно противясь своей ненужности. — Стой!!! Не трожь марсель! — крикнул Белов матросам, уцепившись за лестницу. — Может и ваша правда, господин Белов... Но приказ был зарифить... — матрос, что стоял снизу, растерянно обернулся. — Хотя бы не до конца!!! — безнадёжно ответил Саша, понимая, что не вправе здесь приказывать даже юнге. — Надо уводить, скорее! — воскликнули оба рулевых друг за другом. Но несмотря на их приложенные силы, фрегат полностью подчинился водной стихии... Корсак оглядывался вокруг, понимая, что осталось лишь последнее средство, но весьма опасное для мачт. — Круче бы к ветру, стакселей и бизани мало... Марсели с кливером отвязать, вот что! — Паруса в такую бурю? — осторожно заметил Архипов. — Риск, но иначе не уйти! Ступай! — крикнул он, собираясь отстранить верного помощника, но голос заглушал шум бури, а штурвал без крепких рук лейтенанта было уже не удержать... Иванков был поблизости, но неудачное падение и рана от удара почти лишили его сознания. “Чертовы правила, всем на погибель... Хоть бы кто нарушил..." — с досадой сцепив зубы, давя на рукояди, думал Алексей... Белов вцепился в ограждение и буровил взглядами оголенные мачты. Волны их тянули "к духам", а ветер сдувал в противную сторону канаты и всякий хлам, сбивал волосы, плащ — все, что угодно, только не сам корабль! — Вы к капитану, остальные за мной!! — крикнул он матросам и кинулся вперёд, по мокрым доскам. — Не сметь! Корсак не идиот, приказа не будет!!! — Луговской накинулся на подчинённых с кулаками: — Слушать меня! Черпайте с палубы воду!! За ведра, я сказал!! На вахте урою!! Среди моряков случилась неразбериха. Боцман, посланный к командиру, не стал терять время и мигом удалился, не успев дослушать запрет. Луговской, зло прищурившись, посмотрел на одинокую фигуру, что рывками двигалась по шкафуту. Опытной походкой он быстро достиг своей каюты, и в какой-то весёлой панике отыскал нужную вещь. В его отсутствие оставшиеся матросы нерешительно мешкали, тихо переговариваясь меж собой: — Дело говорит гвардеец, хоть и рисковое... И один из них решительно развернулся. — Вспомнил, лет 10 тому, близ Дании! Едва на мель не сели, и так же драпали по ветру... — Степан, с этим упырем шутки плохи! Пойдём ужо, как велено! — окрикнул его товарищ. — Лучше на вечную вахту, чем рыбам на корм! — откликнулся тот, и кинулся за Беловым, предлагая помощь на фок-мачте. — Вот что... Вырин, Степан? Кроме марселей есть ещё... лисы... — Они самые, лисели, ваше высокоблагородие... ундер- и марса... Все сделаем! — из-за грохота волн матрос не заметил ошибки, и быстро полез наверх, указывая нужные опоры. Сезни поддались не сразу, а реи скрипели так, что, казалось, вот-вот развалятся. Но вот парусина стала распрямляться в упругие полотна. Посланный за распоряжением боцман, уцепившись за поручни, достигнул лестницы к мостику очень своевременно. — Отдать кливер и все прямые! И ещё лисели!! Успеть бы! — Корсак крикнул, едва отвлекаясь от натужной борьбы со штурвалом, и оглянулся, заслышав издалека трепетавшие паруса фока. Один из них тут же оказался надорван. Уверенность, что одна мачта выдержит на себе поток ветра, была в тот момент ничтожно мала. — Теперь грот! С богом! — крикнул союзнику Белов, спрыгивая на палубу, а сам кинулся к бушприту отдавать кливер. Вырин с сомнением вздохнул ему вслед, вспоминая первые свои неверные преодоления морских препятствий, когда в шторм сорваться в воду казалось неизбежным. На гроте его и застал капитанский посланец, пока остальные тщетно вычерпывали воду. Вскоре кливер и грот-марсель с грот-бамселем, соревнуясь друг с другом, взметнулись вверх, сразу же надуваясь от воздушного потока. Капитан крепче сжал рукояди со своей стороны, и вдвоём с помощником они осторожно повели корабль меж бурунами, иногда с беспокойством оглядываясь на упругие паруса. В тот момент, когда Белов уже спускался с бака, он услышал, что к нему обращаются. Хотя ветер доносил лишь отдельные слова из полной издевательства речи: — Снова умничать, приблудный наш? В новое племя тянет? Иль сдохнуть? Дык я помогу! Снизу из-за мачты показался Луговской, поднимая руку. Короткий пистолет был едва заметен, зато сверкнул круглый ободок дула. Оглянувшись и не заметив вокруг свидетелей, он продолжал, желая высказать все, прежде чем выпустить пулю в этого умника, уничтожившего ему репутацию: — А умничать нечем!!! Ты ж тронутый, все-е знаю... Ни моряк, ни гвардеец — ты никто! Курсант недоученный!!! — выкрикнул он со злобой. — Под суд желаешь? — выкрикнул Саша отрывисто, что было услышано. — Суд??? Да ты ж сам полез!!! Концы в воду! — раздался смех, будто дребезжание телеги по камням. Белов молча смотрел на дуло, едва удерживаясь на краю. Даже без голоса было заметно, что пальцы стрелка нервно дрожат...